Одной рукой придерживая ясеневое древко, Ингитора стала вслепую выцарапывать на ней руну огня. Ее руки немного дрожали от холода и волнения, но она была уверена, что не ошибется: эта руна была самой доброй, самой сильной и важной, ее знали многие люди, не только знатные. И она была очень проста.

— забормотала Ингитора, положив пальцы на руну.

— Попробуй еще раз, вот с этим! — Она сунула палку с руной в руки фьяллю.

Фьялль снова ударил огнивом по кремню, посыпались искры. Сияющим дождем они осыпали палку, упали на неровные очертания руны, задержались в них. Руна засветилась теплым красно-желтым пламенным светом.

— Скорее раздувай! — воскликнула Ингитора.

Фьялль склонился к кострищу, стал раздувать искры, подкладывать тонкие еловые веточки. Над очертанием руны вспыхнуло пламя, захватило ветки. Вскоре костер ярко пылал. Туманные чудовища отступили. Ингитора вздохнула свободнее, протянула руки к огню. Горячее дыхание пламени ласкало ее озябшие ладони, а душу наполняла радость. Это казалось настоящим волшебством — у нее получилось! Она сама сумела вызвать огонь, отогнать темное колдовство Медного Леса. Конечно, это была еще далеко не победа, но на пути к ней так важен первый шаг, пусть маленький, но успешный! Теперь ощущение радостной силы переполняло Ингитору, она счастливо улыбалась, веря, что сумеет многое.

— Никогда не видел такого чуда! — искренне восхитился Торвард. Девушка повернулась к нему, улыбнулась, пламя играло глубокими отблесками в ее глазах, золотило щеки — и Торварду вдруг показалось, что сама она излучает этот огненный свет. И он сам уже не знал, что назвал чудом — появление огня или ее саму. Или это одно и то же? И эти чудеса были совсем не те дивные дела, которые он с детства видел в руках своей матери. Волшебство девушки по имени Альва было чище, светлее, радостнее, наполняло его душу теплом и светом. Вся собственная жизнь вдруг показалась Торварду мрачным лесом, полным туманных чудовищ, который она осветила своим чистым и ярким пламенем.

— Да, я так рада! — от души ответила Ингитора. — Но ведь это еще не все! Посмотри, что там!

Они огляделись. За близкой гранью круга света смыкалась темная туманная стена. Даже деревьев не было видно, не было слышно шума ветвей. Весь мир как будто кончался здесь же, в двух шагах от костра. И больше не было ничего, как в те времена — до начала времен, — когда не было ни земли, ни неба, а одна только беспредельная черная бездна.

— Как же мы пойдем дальше? — спросила Ингитора. — Как по-твоему, далеко еще до рассвета?

— Я думаю, гораздо дальше обычного, — серьезно ответил Торвард. Он понимал, что Альву не нужно оберегать от испуга, а лучше сказать так, как есть, и постараться вместе найти выход. — Уже давно должен был настать рассвет. Но он просто так не настанет. Это ОНА начудила что-то.

— ОНА? — Ингитора вздрогнула, вспомнив свое вчерашнее видение. Но тут же темная вересковая пустошь с двумя парами мчащихся огней показалась ей лучше, чем эта туманная мгла без света и звука. — Ты уверен?

— Очень даже уверен. Она уже однажды наводила на меня и моих людей нечто подобное. Сначала туман, так что мы не видели дороги. Потом она завела нас назад — а мы думали, что идем вперед. Потом… — Торвард на миг запнулся, решив, что про битву с мертвой ратью рассказывать все-таки не стоит. — Потом она навела на всех такой сон, что они спали семь дней и семь ночей как мертвые, а потом, когда я их разбудил, думали, что прошла всего одна ночь. Они так могли бы и год проспать. Вот и теперь она наверняка придумала что-нибудь такое.

— Что же делать?

— Это я у тебя хочу спросить. Я понимаю, мужчине не годится прикрываться женщиной… — Торвард снова запнулся, как будто эти слова встали ему поперек горла. Вспомнил стихи Зловредного Скальда. — Про меня никто не скажет, что я отступал перед живым врагом, хоть и впятеро большим по силам, но сражаться против колдовства у тебя получается лучше. Может быть, ты знаешь еще какие-нибудь подходящие заклинания?

— Да я их не знаю, — созналась Ингитора. Она не хотела дать ему больше надежд на ее колдовское мастерство, чем могла бы оправдать. — Отец научил меня рунам, но меня не учили заклинаниям. Почти. Мне только показали, как их составлять.

— Это же замечательно! — обрадовался Торвард. — Мать говорила мне: старые заклинания всем известны, противник умеет отводить их силу. А если у кого-то хватит ума и искусства составить новое, то оно будет безотказным оружием!

— Твоя мать? — Ингитора вопросительно покосилась на него.

— Да, моя мать — колдунья. Но жить с ней не так уж страшно. И больше ничего неприятного в моем доме нет, клянусь Тором и Мйольниром.

Ингиторе показались слишком многозначительными и эти его слова, и взгляд, которым они сопровождались. Он как будто хотел, чтобы она хорошо думала о его доме. Как будто намекал, что когда-нибудь предложит ей там поселиться. Но разве так сватаются? В лесу, наедине, ничего друг о друге не зная… Сватаются на тинге, где все знатные люди знакомы, где хорошо известен весь род жениха и невесты и сами они могут посмотреть друг на друга… И вообще, какие мысли о чем-то подобном в глуши Медного Леса?

— А что же она тебя не обучила колдовству? — спросила Ингитора, не подавая вида, что заподозрила намек.

— Она не раз пыталась меня научить. Но я, как видно, не унаследовал ее способностей. Да и большого желания сделаться колдуном у меня никогда не было. Я всегда думал, что мужчине следует добывать свою славу мечом, в честном бою. Разве нет?

Ингитора улыбнулась в знак согласия. Ей и в голову не могло прийти, что нечто подобное скажет Торвард конунг, победивший Эгвальда с помощью боевых оков своей матери.

— Придумай что-нибудь, — попросил ее Торвард. — А то мы никогда отсюда не выберемся.

Ингитора задумалась. Туманные чудовища стояли нерушимым строем, так что смотреть на них не хотелось. Стоило чуть-чуть задержать взгляд, как в туманной мгле начинали мерещиться драконы и великаны; они росли и с каждым мгновением придвигались ближе, нависали над головой, наполняя душу леденящим, бессмысленным ужасом, готовым погасить искру человеческой жизни, как льдины гасят отлетевшую искру костра. Ингитора поспешно отвернулась, пока страх не лишил ее способности соображать.