За ужином Рейяна подсела ко мне в столовой, долго молчала, но с растущим ужасом наблюдала здоровый аппетит, с которым я поглощала пищу, а потом все-таки высказалась с возмущением:

— Как ты можешь! Ты труп трогала сегодня, во внутренностях копалась, а теперь этими же руками пищу берешь!

— Ну, во-первых, труп я трогала в перчатках, — перчатки здесь, кстати, великолепные, я их еще по городской лечебнице знаю — берешь в руки комок непонятно чего, натягиваешь на руку — и вуаля! — нигде не давит, чувствительности пальцев не препятствует… Кажется, их из сока какого-то растения изготавливают, я не вникала, — во-вторых, руки я после этого все равно вымыла с мылом и продезинфицировала, а в-третьих, дорогая, тебе тоже все это предстоит в ближайшем будущем, придется привыкать.

— Ой, не зна-а-аю, — с сомнением протянула девушка, — я уж задумываться начала, правильно ли профессию выбрала.

— В любой профессии есть свои неприятные стороны, так что не думай слишком много. А к трупам привыкнешь. Как и ко многому другому, — обнадежила я соседку.

Тем временем стремительно приближалась первая сессия. Единственным предметом, который не предполагал ни зачетов, ни экзаменов, были медитативные практики. Зато посещение этих занятий было обязательным, без этого могли вообще не допустить к экзаменам.

Впрочем, я и в прошлой жизни никогда прогульщицей не слыла, вот и теперь единственным предметом, который я время от времени пропускала, была… физкультура. Да и то — исключительно из-за женских недомоганий, которые, хоть и не валили меня с ног, как прежде, но все еще доставляли массу неудобств. Нат относился к этому с пониманием, он еще не забыл наши летние приключения. Собственно, на занятиях я обычно все-таки присутствовала, но только делала вид, что двигаюсь, а иногда и вовсе усаживалась на скамейку. Зато у меня была возможность понаблюдать. Наттиор, как выяснилось, вообще был учителем, что называется, от бога. Группы на занятиях были большими, и он как-то умудрялся каждому дать задание — одних отправлял на полосу препятствий, других на снаряды, третьих сводил в пары для занятий боевыми искусствами… и как-то успевал за всеми присматривать, никого не упускать из виду.

Студенческая жизнь захватила меня. Я училась с энтузиазмом, начинала потихоньку общаться с однокурсниками, с удовольствием моталась на работу в больницу…

А потом на меня напали.

Я как раз шла из лечебницы. Дежурство мое кончилось еще утром, но по зимнему времени многие работники болели, и я осталась в лечебнице до вечера и возвращалась уже по темноте. Пешком — я уже начала брать уроки верховой езды, но выезжать в одиночестве за ворота школы пока не решалась.

Уже знакомое чувство надвигающейся опасности заставило меня сгруппироваться и метнуться к обочине. Что-то просвистело мимо меня и ударилось в землю, подняв фонтанчик грязевых брызг. На какое-то мгновение я замерла, прикидывая, как повести себя дальше — то ли рвануть быстрее и попытаться убежать, то ли затаиться в кустах — в надежде, что нападающий меня не разглядит. Пока я думала, стрелок успел выстрелить снова. И снова мой рывок чуть-чуть опередил, позволил мне разминуться со смертью. Но долго я так прыгать не смогу… И я припустила так быстро, как только могла, в сторону школы.

Не знаю, то ли стрелок был таким великим искусником, что ему не требовалось времени на перезарядку, то ли стрелков было несколько, но арбалетные болты вспарывали воздух один за другим… и близко от меня, слишком близко, несмотря на все мои ухищрения. Два болта все-таки достали меня — один ударил в правое плечо, опалив болью и заставив пошатнуться, другой вспорол левую икру, но не удержался в ране, упал на землю.

И практически сразу стрельба прекратилась, словно меня не собирались убить, а только ранить. Во всяком случае, до ворот школы я добрела, уже никем не преследуемая. И даже нашла в себе силы дойти до школьной лечебницы. Но на крыльцо я вползала уже чуть ли не на четвереньках — сказывалась кровопотеря, да и пульсировавшая в ранах боль лишала воли — и какое-то время стояла, уткнувшись носом в дверь и не имея сил ни толкнуть ее, ни постучать или позвонить. В конце концов, дверь тронули изнутри — и я повалилась прямо на руки к изумленному лекарю…

Первым, кого я увидела, проснувшись на больничной койке, оказался, как ни странно, Наттиор. Вид у него был такой, словно он меня три раза похоронил уже, пока я спала. Но спросить о причинах беспокойства я не успела, потому что появился лекарь — тот самый, с которым мы вытаскивали Ингора.

— Как вы себя чувствуете? — мягко спросил он.

— Отлично. Даже, наверное, встать могла бы, если…

— Нет-нет, лежите! — остановил меня доктор, после чего засыпал подробными вопросами о самочувствии.

Странными вопросами, надо сказать. Я прекрасно представляю себе, как может чувствовать себя раненый, у которого не задеты кости и жизненно важные органы, только, может, кровопотеря небольшая. Или даже большая — неважно. Факт тот, что ни судороги, ни галлюцинации, ни затрудненное дыхание для таких ранений не характерны. Но лекарь не стал ничего объяснять, просто вышел, а следом за ним ушел и Нат, уступая место… ну, пожалуй, самым ожидаемым посетителям — магистрам Хольрину и Релинэру.

— Ой, только не говорите мне, что опять все неприятное вращается вокруг меня, — встретила я их.

Ректор заулыбался:

— Как я вижу, чувствуете вы себя неплохо. Вопреки прогнозам.

— А с чего вдруг при подобных ранениях негативные прогнозы? — удивилась я.

— С того, что болты были отравленные.

— Ага, понятно, почему нападение прекратилось сразу, как только болты нашли цель. Рассчитывали, что этого достаточно, — вспомнила я вечерние события. — А яд, конечно же, опять редкий.

— Да. И, предваряя ваши вопросы, сразу скажу, что Мерлис из-под надзора не сбегал, — влез со своим замечанием менталист. — Правда, присматривают за ним в родительском имении не слишком строго. Вряд ли он сам появлялся около школы, слишком далеко от его дома, но сговориться с кем-нибудь вполне мог. Однако доказать это не представляется возможным, а без конкретных улик, на основании одних только подозрений, его даже просканировать нельзя.

Этого следовало ожидать. Ни одна из историй, в которые я вляпываюсь, не находит своего конца — все одни длятся и длятся, проявляются то в одном событии, то в другом, и всякий раз, когда кажется, что можно выдохнуть с облегчением, вдруг всплывает какая-нибудь дрянь. На сегодняшний день есть три человека (или не совсем человека), которые могут желать мне зла: герцог Алейский, чтоб ему икалось, беглый преступник полуэльф Сейлиар и сумасшедший маг-менталлист и специалист по ядам (коллега в некотором роде) Лест Мерлис, которому я невольно обломала планы. Правда, герцогу меня убивать не надо, он, если узнает, что я где-то есть, захочет невесту живой заполучить.

— Вы ничего не хотите нам рассказать? — нарушил молчание магистр Релинэр.

— Что, меня опять подозревают в причастности к преступлению? — я сделала большие глаза.

— Нет, вас подозревают всего лишь в уникальной устойчивости к яду… Или к ядам?

— Второе.

— Еще одна сторона того же дара?

— Именно.

Магистр понял, что откровенности он от меня не дождется, поднялся с демонстративным вздохом и выскользнул в приоткрытую дверь. За ним вышел и ректор. А вместо них в палату вернулся Наттиор.

— Как же ты, птичка?

А что тут скажешь? Молчала. А Нат сидел, держал меня за руку. Тоже молчал. Уже все понял, у дверей стоял — разговор слышал. И теперь отходил от пережитого страха. Есть, оказывается, в этом мире люди, которым я дорога, которые переживают за меня и боятся потерять. Приживаюсь я здесь постепенно, несмотря на все странности.

После Ната зашел Лех. Он не знал про яд, только про стрелы. И этот молчал — стеснялся.

Дэйниш появился только на следующий день, тоже молчал и хмурился. И только уже уходя, бросил мне с порога:

— Не нравится мне все это!