Мы обошли несколько модных лавок и пересмотрели несколько дюжин нарядов, которые я решительно забраковала — слишком вычурно, местами аляповато и где-то даже пошло. И запредельно дорого. Хотя Дэйниш и уговаривал меня не смотреть на цену.

— У меня впечатление, что я вожу по магазинам капризную дочку, — ворчал Дэй.

— Дочку? Ты чувствуешь себя настолько старым? — рассмеялась я.

— Или младшую сестру. Никогда не думал, что выбрать платье — это так трудно.

С моим платьем мы встретились в пятой по счету лавке — осенняя гамма, как раз в цвет праздника, простой крой без лишних деталей, который в то же время подчеркивал, что какая-никакая фигура у меня все-таки уже имеется, даже грудь в наличии. Я выглядела в этом платье чуточку взрослее, девушкой, а не девочкой. К платьицу были подобраны и туфельки под стать.

Хозяйка салона с удовольствием поцокала языком, разглядывая меня в очаровательной обновке, потом нахмурилась:

— Вот только волосы… Что делать с вашими волосами, юная лейва?!

Волосы мои, хоть уже и слегка отросшие, все еще ни коим образом не напоминали подобающую юной девице прическу, с этим я не могла не согласиться. Зато у меня имелся некоторый опыт в обращении с волосами подобной длины — еще из моего мира. А если учесть, что они у меня теперь буйно вьются, то достаточно нескольких шпилек, чтобы создать иллюзию забранных в прическу длинных волос. Что я и озвучила.

Шпильки в модной лавке нашлись тоже — десяток «невидимых» и несколько крупных, украшенных медового цвета камнями, напоминавшими обработанный янтарь.

— Ты доволен, Дэй?

— Просто счастлив, — облегченно вздохнул следователь.

Нашу покупку аккуратно упаковали, и Дэйниш вызвался доставить довезти меня до школы в наемном экипаже, нужно было только заехать по пути к нему домой, чтобы захватить остальные мои вещи.

Дома я поднялась в комнату за своим барахлишком, а Дэй оставался внизу. Встретил он меня озабоченным взглядом и волной беспокойства.

— Что? — встрепенулась я.

— Сейлиар бежал. Мне только что сообщили.

— Он по-прежнему опасен для меня? — озвучила я свой основной вопрос.

— Трудно сказать. С одной стороны, суд уже состоялся, твои показания зафиксированы, на их основе было предъявлено обвинение. Так что устранять тебя как свидетеля больше необходимости нет. Но я не уверен, что он не захочет отомстить. — Дэйниш вздохнул. — Я думаю, малыш, тебе какое-то время не стоит у меня появляться, чтобы у преступников не было возможности тебя отследить. Ну и будь осторожна, покидая территорию школы. Вот только лечебница… Тебя там видели — могут попробовать перехватить.

— Они меня видели мальчишкой. Буду приходить на дежурство в платье, и уже в больнице переодеваться для удобства.

— Неплохая идея, — одобрил Дэй.

Он все-таки отвез меня в школу, и я целый вечер сидела над учебниками, наверстывая упущенное из-за разбирательств время: закончила учить местные названия человеческих костей и перешла к мышцам, повторила материалы по магической географии, с удовольствием изучая выданный в библиотеке атлас — карта магических потоков напоминала наши климатические карты с изолиниями. Взялась было за сермирит, но снова отложила — не шел у меня пока реферат. Впрочем, еще вагон времени впереди.

Было грустно. Думалось о безголовых парнях, которых наверняка подбила на подвиги моя глупенькая соседка… О ней самой и о том, как ей отольются давешние деяния… О Сейлиаре проклятом, который снова на свободе… И кто там знает, что у него на уме — месть или благоразумное спасение собственной жизни и свободы… И о себе — о том, что все опять сбилось с ритма, а так хотелось чуть-чуть спокойствия. И о том, что жизнь на адреналине может войти в привычку, и тогда ничего другого уже не захочется. Знаем мы это — проходили.

А на следующий день я получила письмо — первое мое письмо в новой жизни. Его вручил мне комендант общежития, когда я возвращалась с уроков.

«Уважаемая госпожа Май,

мне сообщили, что Вы отказались от судебного преследования моего сына и его друзей и не настаивали на их исключении из школы. Поражаюсь Вашему великодушию.

Когда общение с Вами открыло мне глаза на истинную сущность собственного сына, я был убит, уничтожен. В тот день я был готов смириться с любым наказанием для него… да что там, я едва не заявил самому себе и всему миру, что сына у меня больше нет. Теперь, после нескольких дней мучительных раздумий и попыток понять, где ошибся я сам, воспитывая его, я понял, что не могу предать своего ребенка и готов молить о том, чтобы ему дали шанс. И вот я узнаю, что шанс ему предоставлен — Вами. Не нахожу слов, чтобы выразить свою благодарность. Я понимаю, что сын мой вел себя недостойно будущего служителя правопорядка, и потому чувствую себя обязанным с особым вниманием отнестись к его поведению в дальнейшем и не допустить его принятия на государственную службу, покуда не сочту его достойным этой высокой чести.

Я безмерно виноват перед Вами, допустив в Ваш адрес оскорбительные высказывания и подвергнув Вас унизительному допросу. Мне хотелось бы каким-нибудь образом загладить свою вину, но, видят боги, не представляю, как это сделать. Предложи я Вам денежную компенсацию или дорогие подарки, это наверняка оскорбило бы Ваше достоинство.

И все же мне кажется, я нашел тот дар, который Вы не откажетесь принять. То, что Вы обнаружите в конверте вместе с моим письмом, не просто драгоценное украшение, это амулет-накопитель. Очень прошу Вас не отказываться от вещи, которая прежде принадлежала моей покойной жене и которую я преподношу Вам как знак моей благодарности и в искупление вины. Амулет может использоваться в активном режиме на восьмом уровне в течение десяти минут, на десятом расходуется за две-три минуты. Полностью израсходованный амулет восстанавливает свой заряд за сутки. Научить обращению с накопителями вас сможет кто-нибудь из школьных преподавателей.

Безмерно благодарный вам,

Аргел мер Сельмир, дознаватель на имперской службе».

Амулет представля собой искусной работы сермиритовую брошь-птицу с туловищем из неизвестного мне драгоценного камня, обработанного в виде кабошона. Украшение можно было носить и как кулон — головку птинцы венчал гребень-петелька, предназначенная для цепочки…

Бальный зал сверкал и переливался — осенняя листва, иллюзорные паутинки, блистающие бриллиантами росы, медово-янтарные светильники под потолком. И неуловимо тонкие запахи, сменяющие друг друга…

И я — часть этого зала в своем осеннем платье, стоит захотеть — и сольюсь со стенами, мимикрирую под окружающую среду. Осталось только понять, действительно ли я этого хочу. Зеркало мне сегодня польстило — оно отразило сказочную фею, таинственное и нереальное существо, лесного духа. И, чего уж там, пусть и не красавицу, но весьма привлекательную девушку.

Мне нравилось быть красивой, но в ухажерах я не нуждалась и была готова весь вечер провести у стеночки с бокалом фруктового сока. Не получилось.

— Вы позволите, прекрасная госпожа? — шутовской поклон.

Это Мерриш, за месяц учебы я видела его всего несколько раз, да и то мельком. Теперь он стоял передо мной — большой, сильный, добродушный — протягивал руку и с высоты своего роста вопросительно заглядывал в глаза.

Я улыбнулась и подала руку, которая тут же утонула в его лапище. Танцором Мерриш был посредственным, но по ногам не топтался — и то хорошо. Я немного переживала, как сама буду выглядеть на паркете, но память тела вкупе с памятью, прихваченной из другого мира, сделали свое дело — я двигалась под музыку, совершенно не задумываясь.

— Птичка, про тебя по школе уже легенды ходят. Я прямо горжусь, что первым с тобой познакомился.

Я пожала плечами — легенды мне не нужны.

— Это правда, что…

— Ай, брось, Мерриш. Давай просто потанцуем. Мне не слишком интересно, что обо мне рассказывают.

Мерриш на мгновение обиженно умолк, насупился, но тут же снова расцвел в улыбке: