Я падала. Падала в темноте. В абсолютной темноте, когда даже собственную руку, поднесенную к самому лицу, не можешь разглядеть. Впрочем, я и не пыталась. Я даже не была уверена в том, что у меня есть руки. Вы спросите, откуда я знала, что падаю? А я и не знала. Просто ни на что другое это не было похоже. Только на бесконечное падение в темноте. И когда тьма расступилась, явив моему взору лик, который при всем желании нельзя было охарактерезовать как приятный, я все-таки обрадовалась — хоть какое-то разнообразие.

Мужчину, которого я увидела, можно было бы назвать красивым — правильные, четкие черты, брови вразлет, придававшие лицу несколько хищное выражение, темные, слегка вьющиеся волосы, глаза… Вот если бы не глаза, да… Их описать я бы не взялась. Нет, я могла бы найти простые слова, чтобы обозначить форму и цвет — тоже вполне красивые, но… вот это безумное торжество во взгляде… Или все-таки торжество безумия?..

Губы мужчины беззвучно шевелились, и слова, которых я не слышала, задевали что-то во мне, принуждая к чему-то, привязывая. Эти слова — я точно знала — означали конец моего бесконечного падения. Потом тишина, ставшая почти осязаемой, прорвалась, и я услышала голос: «За грань от меня сбежать решила, дрянь?! Я тебя везде найду и верну!» И мне стало страшно.

Чьи-то пальцы коснулись моего горла, нащупывая пульс, и я волевым усилием удержалась от того, чтобы дернуться и отстраниться. Еще рано. Надо сначала понять, что происходит, а значит, не стоит покуда показывать, что я уже очнулась.

— Теперь все будет в порядке, ваша светлость.

— Очнется — доложите, — удаляющиеся шаги, и обладатель резкого, сухого голоса покинул помещение.

Вздох. Кому-то рядом плохо… Не физически — морально. И я осторожно приоткрываю глаза и встречаю взгляд немолодого человека с изможденным лицом. В глазах — мука, словно бы то, что происходит сейчас в этой комнате, претит его представлениям о допустимом. Но он молчит. Он исполняет приказы, потому что у него нет выхода.

— Пить, — прошептала я.

Лекарь — а это был именно он — помог мне приподняться и, придерживая мою голову, принялся вливать в рот что-то вроде травяного чая. Сделав несколько глотков, я бессильно откинулась на подушку. Что ж, теперь можно попробовать задавать вопросы.

— Где я? И… кто я?

— Вы совсем ничего не помните? — сполохи беспокойства в ауре — явно не знает, что ответить, чтобы не вызвать гнев своего господина.

— Совсем, — срывающимся шепотом.

На самом деле я помню, конечно. Но сильно подозреваю, что мое «помню» будет существенно отличаться от того, что мне сейчас придется услышать.

— Вы Тэнра мер Ирмас, дочь барона мер Ирмаса и невеста Симьяра эс Демирад, герцога Алейского. Сейчас вы находитесь в доме своего жениха.

— И что со мной случилось?

Снова заминка, опять беспокойная аура:

— Вы… болели, — врет.

Я прикрыла глаза. Мне нужна пауза — чтобы обдумать произошедшее. Потому что я точно знаю, что меня зовут Лариса Май, я врач скорой помощи и помню совершенно отчетливо свою жизнь и… смерть — вой сирены, надрывный скрип тормозов, удар, боль… и темноту, которая была после. Странно, но я не удивлена. Обеспокоена — да. Потому что в прежняя владелица этого тела (а я нисколько не сомневаюсь, что тело чужое, мое-то после аварии точно восстановлению не подлежало) неспроста его покинула. Болела? Вряд ли. Скорее, если верить словам, которые я слышала на исходе тьмы, совершила попытку самоубийства… вполне успешную. И теперь то, чего она пыталась избежать, готово предстать передо мной… в полный рост, как говорится.

Странно, я никогда прежде не любила своего имени, считала, что оно мне не подходит. Лариса — женщина высокая, фигуристая или просто в теле. А я всегда была миниатюрной, до настоящей Ларисы просто не дотягивала параметрами. И только звонкой фамилии удавалось примирить меня с неудобным именем и смириться с ним. Но сейчас, когда мне навязывали чужое имя и чужую судьбу, казалось неимоверно важным сохранить себя прежнюю — всю, с именем, характером, привычками, знаниями и умениями.

Сама по себе смерть в анамнезе меня почему-то не пугала — может, я ее просто еще не вполне осознала, хоть и успела в нее поверить. Больше настораживала новая жизнь — чужая, от которой еще неизвестно чего ждать.

Я глухо застонала и вновь позволила себе открыть глаза.

— Мне хотелось бы… встать, — угу, и еще кое-чего.

Коллега-лекарь помог мне сесть на кровати и придержал за локоть, покуда я пыталась утвердиться на дрожащих ногах. С его помощью я добрела до небольшой дверцы в дальней стене спальни, после чего махнула рукой, давая понять, что дальше справлюсь сама. Дверца, как оказалось, вела в гардеробную: один умеренного размера шкаф — в него стоит заглянуть, но попозже, — и зеркало, которое отразило тощего подростка с осунувшимся лицом в длинной, до пят, ночной сорочке и скромным браслетиком правой руке. Да уж, невеста… У нее… теперь уже у меня… хоть физиология дозрела до… понятно до чего? Похоже, мне предстоит узнать это в ближайшем будущем… и не только это.

Две двери из гардеробной вели в туалет и в ванную. Ну что сказать… Вполне современного вида. По крайней мере, меня занесло не в глубокое Средневековье, несмотря на всех этих герцогов и баронов. Канализация в наличии, понятие о гигиене имеется. Вон даже щетка зубная — наверняка моя — из гладко отшлифованной древесины.

Я поспешила воспользоваться удобствами. Бачка в туалете не наблюдалось, но зато было нечто вроде сенсорной панели: одно прикосновение — и слив работает. Техника на грани… Или не техника. Ладно, с этим можно попозже разобраться. Сперва — ванна. Намывшись и почистив зубы с помощью какой-то желеобразной массы, я укуталась в приготовленное полотенце и выползла обратно в гардеробную. Содержимое шкафа разнообразием и изобилием не радовало: один плащик с теплой подкладкой, четыре платья, из которых три повседневных и одно нарядное (к счастью, никаких корсетов и удобные застежки спереди), костюм из коротких брючек и камзола, все — слегка затертое… Нижнее белье на полочке — ничего так, что-то вроде коротких шортиков на завязочках. В другом отделении — две пары туфель, нелепые ботиночки на пуговках и сапоги из мягкой кожи с вышивкой на голенище. В общем, богатой невестой меня (или Тэнру?) явно не назовешь. А значит, ценность моя не в этом. Хотелось бы узнать, зачем этот младенец понадобился его светлости герцогу Алейскому…

Я оделась, расчесала кудри — да, если что-то и было достойное внимания в малышке Тэнре, так это ее густые вьющиеся волосы. Хотя… если отъесться слегка, да мышцы хилые подтянуть, а еще подрасти немного… во всех отношениях… Потому как невеста все-таки — дитя дитем. Я вздохнула и вышла обратно в спальню. Доктор так и ждал меня под дверью, подхватил под руку и хотело было отвести обратно к кровати, но я воспротивилась — слабость слегка отступила, а любопытство, наоборот, подняло голову, так что укладываться снова в постель я не спешила. Вышла из комнаты через другую дверь и очутилась в небольшой гостиной. Пожалуй, она могла бы быть уютной, если бы не мрачные шторы да разнокалиберная мебель. Я уселась в кресло и махнула лекарю рукой, предлагая занять второе.

— Как мне к вам обращаться?

— Ремар. Я лекарь его светлости.

— Уважаемый Ремар, поскольку я ничего не помню о своей жизни, я бы очень хотела, чтобы вы ответили мне на несколько вопросов.

— Его светлость навестит вас и расскажет…

— Его светлости пока нет, а вы здесь. И, надеюсь, сможете мне рассказать, например, вот об этом браслете, — пока плескалась в ванне, я успела разглядеть побрякушку, украшенную странными символами, и убедиться, что это не простое украшение. И что оно не снимается — а это слегка настораживало.