Было так плохо и тошно, как никогда в жизни…

Глава 5

Днем новая жизнь Хамао Кеске проходила без сбоев. Он не заболел и не спился, даже не потерял аппетит. Исправно посещал репетиции, занятия по вокалу и танцам, регулярно ходил в тренажерный зал, вечером отлично играл в мюзикле. Не зажимался в углу, не искал одиночества, был активным участником актерских вечеринок, веселых походов в караоке бар и расположенный рядом с отелем ночной клуб.

Из многочисленных дневных мероприятий Мао больше всего ненавидел фанвстречи. После нескольких дежурных вопросов о новом спектакле и планов на будущее, его непременно начинали допрашивать о съемках серии Такуми-кун и реальных отношениях с Ватанабе Дайске, - знаменитая гей-драма и теперь, спустя два года после выхода на экраны, была в Японии в первой двадцатке рейтинга. Даже заранее готовый к провокационным вопросам, Мао каждый раз чувствовал внутри напряжение и мелкую предательскую дрожь, с которой не мог справиться. В эти минуты он ненавидел Дая, одно лишь имя которого лишало его душевного равновесия, сводя на «нет» все, чего он добивался с таким трудом на пути к новой независимой жизни.

Сохраняя на лице дежурную улыбку, «Такуми» жизнерадостным голосом бубнил в микрофон заранее припасенные стандартные ответы. «Да, было весело. Да, вспоминаю с улыбкой. Да, мы иногда общаемся, чаще по телефону. Нет, что вы, мы были парой лишь на экране, а в жизни просто друзья. Нет, мы не геи, нормальные парни…»

Черт бы побрал этих чокнутых фанов, ну почему их интересуют такие вещи? Зачем столь бесцеремонно вторгаться в личную жизнь других людей, пусть даже публичных и популярных? Как можно без тени смущения задавать такие деликатные, интимные вопросы?

В голову лезли непрошенные воспоминания, милые подробности, смешные словечки Дая, его веселый заразительный смех, полный любви обожающий взгляд… Отбросить все, забыть, не думать, не мечтать… Поверить в собственную ложь – они не пара, а теперь и не друзья. Чужие люди, не имеющие даже контактной информации друг о друге.

«Стоп, Мао, не перегибай! Симку сменил только ты, а номер Дая остался прежним».

Вчера, не выдержав ошеломляющей тоски, нахлынувшей и затопившей по самую шею, он набрал с гостиничного телефона до боли знакомые цифры… «Месе, месе», - любимый голос бросил в дрожь, разбил дыхание, остановил сердце. Зажав рукой трубку, Мао закрыл глаза и купался в нем, в этом голосе, глотая отчаянные беззвучные слезы…

-Месе, месе, - повторил Дай, и вдруг голос его изменился, став взволнованным. – Это… ты? Это ведь ты, я прав? Скажи хоть что-то, не молчи! Нам надо…

Разорвав контакт, Мао бессильно сполз на пол. К соленому вкусу слез прибавился еще и привкус крови – прокусил губу. Нет, так нельзя. Надо держаться.

Днем получалось, но ночью, когда никто не видел, тормоза отказывали…

Кеске делил двухместный номер с Аки Мичи, игравшим в спектакле роль второго плана. Веселый и общительный, днем Аки отрывался по полной, прожигая жизнь на всю катушку, а по ночам храпел так оглушительно, что от стен отражалось эхо, и Мао списывал свою бессонницу на его храп. Ворочаясь без сна, вздыхал и мучился, отчетливо ощущая в душе холодную бездну одиночества. Гнал назойливые мысли о том, как отчаянно не хватает Дая рядом, хватал подушку и отправлялся на диван в маленькую гостиную, откуда звук глубокого сна Аки-куна слышался тише…

Эх, фанаты, знали бы вы, какую бездну воспоминаний пробудили своим бездумным неуемным любопытством! И как много мог бы рассказать вам Мао, если бы вдруг окончательно свихнулся и слетел с катушек, решив сделать достоянием общественности то сокровенное и глубоко личное, что знали и трепетно хранили в душе только они двое…

…Их первый поцелуй… на камеру, в толпе людей… Мао дрожал все утро, не зная, что почувствует в этот момент, сможет ли сыграть сцену так, как велит Коджи-сан. Боялся взглянуть на Дайске, пылая под слоем грима неудержимым жаром смущения.

-Расслабься, Мао… - рука на шее… и пальцы Дая гладят щеку… «Ах, как приятно… но почему же, он ведь парень?» - мелькает мысль и ускользает. – Я постараюсь, я обещаю. Не зажимайся, тебе не будет слишком противно…

Губы Дая тронули его губы, чуть помедлили, словно пробуя их на вкус, нежно раздвинули и захватили сильнее. Мао застыл, ошеломленный неожиданным, сводящим с ума наслаждением, несколько раз хлопнул длинными ресницами, и закрыл глаза…. Миг обернулся вечностью, а Коджи-сан куда-то делся, забыв крикнуть спасительное: «Стоп! Снято, парни!»

-Ты как, нормально? – чуть влажные губы уже свободны, а сердце никак не возвращается на место, потому что Дай смотрит в глаза, так близко и заботливо, улыбаясь чуть смущенной неуверенной улыбкой. – В порядке, Мао?.. Прости, я правда, как мог, старался, чтобы не давить на тебя и сделать все возможно мягче…

«А если бы ты целовал по-настоящему??? я бы свихнулся, точно...»

Бессонные ночи сказались на Кеске незамедлительно, лицо побледнело и осунулось, над скулами залегли отчетливые синеватые тени.

-Плохо спишь, зайчик? – накладывая дополнительный слой грима, беспокоилась стилистка. – По мамочке скучаешь? Надо доложить Миуре-сану, чтоб не пускал вас, шелопаев, по но ночным клубам шкодничать! Спектакль отыграли – и в коечку! Смотри-ка, похудел как, кожа да кости остались!

***

До окончания спектаклей в Саппоро оставалось два дня, когда в номере Мао неожиданно появился Тайки Найто.

-Буду с тобой жить, не возражаешь? – весело объявил он, бросая сумку на кровать Аки. – У Мичи-куна мать в больнице, пришлось подменить.

-Вот как! А он не говорил ничего. Веселый был.

-Да он и сам не знал, похоже. Сердечный приступ. Врачи сказали, жизнь вне опасности, но дома сестра и брат. Аки должен присмотреть за младшими.

-Понятно, - собственные беды вдруг показались Мао мелкими, на фоне серьезных болезней и забот других людей. – Располагайся, Най-чан, будь как дома.

В первый же вечер Тайки, на правах гостя, потащил Мао в город. Попросил показать местные достопримечательности и сводить в какой-нибудь бар поесть маримо, знаменитых водорослей, растущих в Японии в единственном месте, - в озере Акан на Хоккайдо.

Найто выпил не слишком много, но неожиданно захмелел, так что Мао пришлось тащить его, сначала до такси, потом в номер. В машине парень тесно привалился к Кеске, обняв за талию, уютно устроил у него на плече рыжую голову, и Кеске неожиданно для себя испытал острое, почти брезгливое чувство неприятия. Словно заразился от своего «Такуми» странной болезнью под названием «человекофобия», излечить которую мог единственный человек в этом мире…