Он оглядел купе.
– Тимми, поверить не могу, что тебе понадобился такой огромный чемодан. Уинтер и Топлэди поступили куда благоразумнее, и у них будет теперь меньше проблем.
И мистер Элиот, какого Уинтер еще не видел, – совершенно другой мистер Элиот, взявший на себя руководящую роль, – открыл дверь и уверенно спрыгнул на рельсы соседнего пути. Топлэди, все же с грустью оглянувшись в последний раз на другую дверь, за которой находилась удобная платформа, последовал за ним. Потом настал черед Уинтера. Тимми пришлось сначала подать стоявшим внизу свой чемодан. Но через минуту все они уже находились между своим поездом и товарным составом, где один вагон был заполнен мешками с костной золой, а в другом перевозили свиней. Мистер Элиот, на которого холодный ветер подействовал, казалось, самым положительным образом, даже успел изучить животных.
– Пятнистые глочестерские свиньи, – информировал он Топлэди. – Вероятно, груз принадлежит моему соседу Грегори.
Он огляделся по сторонам.
– Думаю, нам лучше направиться в амбар Ласлета.
И они зашагали вдоль пути. Сзади вскоре донеслись громкие беспорядочные звуки, указывавшие, что миссис Бердвайр и леди Пайк тоже приступили к высадке из поезда.
– Жаль, – сказал мистер Элиот, – что мы попали под такой сильный дождь.
И в самом деле с неба неожиданно хлынул настоящий ливень. Уинтеру оставалось надеяться, что упомянутый амбар Ласлета располагался неподалеку. Его быстро промокшие снизу брюки прилипали к лодыжкам. На подступах к станции им навстречу попался молодой носильщик, посмотревший на них не только с удивлением, но и с откровенным сочувствием, хотя с уважением прикоснулся к краю своей шляпы, заметив, что столь странную процессию возглавляет мистер Элиот. Топлэди вполголоса размышлял, не остановиться ли ненадолго, чтобы достать зонт. А Тимми, зажав шляпу в зубах, нес на голове чемодан, с которого ручьями стекала дождевая вода.
– Лично я предпочитаю линкольнширскую породу, – доверительно сообщил мистер Элиот, дружески взяв Топлэди под руку. – Кое-кто утверждает, что они хороши только на бекон, на что я возражаю: зато они крайне неприхотливы и просты для содержания. А что касается свиней, то неприхотливость – их первейшая добродетель. Не говоря уже о том, как быстро они плодятся.
И мистер Элиот с совершенно невинным видом бросил взгляд на Уинтера, промокшего уже до последней нитки.
Так они топали дальше. Дождь поливал их наискось из-за постоянных порывов ветра, быстро собирался в глубокие серые лужи, выстукивал дробь по их шляпам, но еще громче барабанил по листам ржавого железа, между которыми им приходилось пробираться. Уинтер, перебрасывая дорожный чемодан из одной руки в другую, мечтал, чтобы онемевшие большие пальцы ног оказались в теплых домашних тапочках.
– Я обычно советую своим фермерам-арендаторам скрещивать их с породой больших белых свиней, – сказал мистер Элиот. – Думаю, нам сподручнее подняться по тому пологому склону. Только будьте осторожны с колючей проволокой. Говорят, у новейшей ее разновидности, которую мы недавно приобрели, шипов даже больше, чем у обычной. Но эти упрямцы продолжают предпочитать больших черных свиней. А вот и амбар. Когда горизонт очистится, пошлем Тимми на разведку, и он, возможно, обнаружит, что кто-то приехал на машине, чтобы нас встретить. Как же небрежно Ласлет хранит наше с ним зерно!
Небрежность Ласлета, насколько понял Уинтер, сказывалась в огромном количестве воробьев, заполонивших амбар. Когда они вошли, птицы дружно и шумно вспорхнули, подняв тучу пыли, чтобы сразу же исчезнуть в дождливой мгле.
– Казалось бы, нетрудно от них избавиться. Но уверен, как только мы уйдем, они снова вернутся на легкую поживу.
Уинтер поставил чемодан на попа у двери, уселся на него и с этой позиции по-новому взглянул на своего хозяина. Еще двадцать минут назад в его чувствах к мистеру Элиоту преобладали готовность к пониманию и сочувствие к ситуации, в которой он оказался. А теперь Уинтер заметил, что в его взгляде на этого человека появился тот же легкий оттенок подозрительности, которую нередко вызывал в нем прежде сын мистера Элиота. Уж очень странным показалось совпадение, что сельский житель в мистере Элиоте проявился в ту же секунду, как его ноги коснулись земли. Мистер Элиот, разбиравшийся в породах свиней и разновидностях колючей проволоки, как-то слишком быстро заслонил собой того мистера Элиота, чьей главной заботой были сюжеты романов, готового раскрыть секреты своей профессиональной писательской кухни. И уже совсем на задний план ушел мистер Элиот, для которого Тимми пригласил приехать и напрасно потратить время доктора Герберта Чоуна – мистер Элиот, из-за тревожных событий последнего времени утративший способность отличать воображаемое от реального. Но именно такой мистер Элиот, как признавался себе Уинтер, и представлял для него интерес, хотя мог стать источником не только многочисленных неудобств, но и определенной опасности. А ведь существовал еще один мистер Элиот – ценитель антиквариата и раритетов, гордый отец Белинды. И не исключалась вероятность наличия других его ипостасей, пока ускользавших от беглого взгляда случайного гостя. Словом, мистеров Элиотов оказалось слишком много, чтобы ощущать себя комфортно в их обществе, вздумай они сойтись все вместе.
В этот момент размышления Уинтера прервал ледяной пронизывающий укол в спину; ему потребовалось какое-то время, чтобы понять – это мощная струя холодной дождевой воды обрушилась на него сверху. Он поднял взгляд и тут же получил похожий удар по носу.
– Боюсь, – сказал мистер Элиот, – крыша дала течь. Теперь припоминаю, что Ласлет пытался жаловаться мне, а я возразил, что крыша не может дать течь – только корабль. До какой же степени оторваны от реальной жизни люди гуманитарного склада! Но и он мог бы выразиться иначе. Сказать, например: крыша в амбаре протекает в дождливую погоду, – и я бы все воспринял по-другому.
«Интересно, – подумал Уинтер, – Ласлету когда-нибудь дадут денег на ремонт прохудившейся крыши амбара или мистеру Элиоту так нравятся собственные отвлеченные рассуждения, что он вполне довольствуется ими?» Он встал с чемодана и присоединился к Топлэди, который стоял у дверей и выглядывал наружу.
– Мне кажется, – сказал Топлэди, – нам предстоит провести не слишком приятный уикенд.
Он посмотрел на Уинтера многозначительно, чтобы подчеркнуть смысл своих слов, словно бы слишком тонкий и завуалированный для быстрого понимания. Потом понизил голос и добавил:
– Какая необходимость в нашем приезде? Хотите знать, о чем я сейчас думаю и что представляется мне самым ужасным? Я оцениваю отрезок времени, лежащий между обедом в пятницу и завтраком в понедельник. Он выглядит невыносимо долгим.
Уинтер посмотрел на часы.
– А разве сегодня предполагался ленч?
– И отменный, если бы только мы прибыли вовремя. Наши друзья едва ли пока испытывают какие-либо материальные затруднения. Насколько я понимаю, на всех этих книжках мистер Элиот сколотил огромное состояние. Но это только добавляет лишней сумятицы в их нынешнее положение, верно? Представьте, – с чувством добавил Топлэди, – что странные вещи начали происходить с акциями и сертификатами на дивиденды!
– Мне трудно себе представить, чтобы странные вещи происходили даже с рукописями Элиота. Меня совершенно не удивит, если эта часть истории окажется чистой воды выдумкой Томми или плодом его разгулявшегося воображения.
Топлэди опасливо оглянулся.
– Томми, конечно, личность в известной степени эксцентричная. Как мне кажется, это отличает всех членов их семьи. Например, в прошлом семестре он совершил нечто абсолютно неожиданное. Прислал мне большую серию сонетов.
– Сонетов?
– Да, и я понятия не имею, зачем он это сделал. Поэзия меня не интересует, а потому я едва ли обладаю нужной компетенцией, чтобы дать оценку стихам. – Окинув Уинтера взглядом, в котором сквозило легкое сомнение, он все же счел возможным продолжить: – А позже я узнал, что в прошлом году он послал в точности такую же поэтическую подборку преподавателю из Баллиола – чернокожему мужчине.
