— На гитаре?

— Круто! — воскликнули братья. — Рок? Кантри? Джаз?

— Кантри, — ответил папа. — С вами это не сравнится, парни.

— Нет, это просто здорово!

— Когда наша группа захотела сделать демозапись, оказалось, что это непомерно дорого. И это в большом городе. А записать демо здесь? Я даже не знал, что здесь есть студия.

Мэтт и Майк ухмыльнулись.

— Ее здесь нет.

— Так где же вы это сделали? Как вам удалось?

Мама пнула отца под столом, и он сказал:

— Мне просто любопытно, Пэтси.

Мэтт и Майк переглянулись.

— Мы сделали запись сами.

— Сами? Это невозможно, — раздраженно сказал отец. — Откуда вы взяли инструменты?

Мама снова пнула отца, но он повернулся к ней и бросил:

— Перестань, ладно? Мне просто интересно!

Мэтт-или-Майк сказал:

— Все нормально, миссис Лоски. — Он улыбнулся моему отцу и продолжил: — Мы облазили все интернет-сайты в поисках подходящего варианта. Сейчас все покупают новое цифровое оборудование и продают старое аналоговое. Но цифровое, если хотите знать наше мнение, слабовато. Многое теряется. Звук становится слишком чистый, а нам это, как вы, наверное, поняли, совсем не нужно.

Дедушка поднял палец и заметил:

— Но запись на компакт-диске цифровая, значит...

— Это единственный компромисс — иначе не попадешь в струю. Всем нужны компакты. Но записывали и микшировали мы все на аналоговом оборудовании. Мы смогли это себе позволить, мистер Лоски, потому что у нас старое оборудование, и мы подрабатывали и копили деньги с двенадцати лет. — Он ухмыльнулся и продолжил: — Вы все еще играете? Мы могли бы и вас записать, если хотите.

Папа опустил голову, и секунду я не знал, заплачет он или разозлится. Потом он как будто шмыгнул носом и ответил:

— Спасибо, но это меня больше не увлекает.

За весь вечер только сейчас мой отец был честен.

В разговоры он больше не вступал. Время от времени он улыбался, но было видно, что настроение у него отвратительное. Мне даже стало его жаль. Может, он вспоминал счастливые деньки в группе? Представить отца в ковбойских сапогах и шляпе, с перекинутой через плечо гитарой, исполняющего какую-нибудь старую песню Уилли Нельсона у меня не получалось.

Отец был прав — это уже давно не его стезя.

Но ведь когда-то все это было! От этой мысли мне почему-то стало еще более одиноко. А потом, когда вечер закончился и Бейкеры уже стояли у двери, случилась странная вещь. Джули коснулась моей руки. Впервые за весь вечер она посмотрела на меня.

Она посмотрела прямо на меня и сказала:

— Прости, я была так зла, когда мы пришли. Но все отлично провели время, и я очень рада, что твоя мама пригласила нас.

Джули говорила тихо. Почти шепотом. А я просто стоял как идиот и смотрел на нее.

— Брайс? — сказала Джули, снова касаясь моей руки. — Ты меня слышишь? Прости.

Я хотел кивнуть, но тело меня не слушалось, сердце бешено колотилось и мне ужасно хотелось подойти к ней ближе.

А потом Джули ушла. Просто ушла. Я старался восстановить дыхание. Что это было? Что со мной такое?

Мама закрыла дверь:

— Ну вот. Что я вам говорила? Замечательная семья! Мальчики оказались совсем не такими, как я о них думала. Линетта, почему ты не сказала мне, что они такие... такие очаровательные?

— Они торговцы наркотиками, вот они кто.

Все в недоумении повернулись к отцу.

— Что? — удивилась мама.

— Иначе они бы не смогли купить оборудование для записи. — Он посмотрел на Линетту. — Я прав?

Казалось, глаза Линетты вот-вот вылезут из орбит.

— Рик, пожалуйста! — умоляла мама. — Не говори так!

— Но, по-моему, это единственно правдоподобный ответ, Пэтси. Поверь мне, я знаю, какие бывают музыканты. Другого объяснения нет.

Линетта заорала:

— Я точно знаю, что они не принимают наркотики и не продают их. Как ты посмел такое предположить? Ты просто двуличный, узколобый придурок и хам!

На секунду воцарилась полная тишина, а затем отец ударил Линетту по щеке.

Я никогда не видел у мамы такого выражения лица.

Линетта, выкрикивая через плечо оскорбления, убежала в свою комнату.

Мое сердце готово было разорваться. Линетта была права, и я попытался высказать это отцу. Но дедушка схватил меня за руку и увел в комнату.

Я наматывал круги по комнате и боролся с желанием пойти поговорить с Линеттой. Сказать ей, что она была права, что папа зашел слишком далеко. Но я и через стену слышал, как она плакала и кричала в своей комнате, а мама пыталась ее успокоить. Наконец Линетта убежала из дома, никому не сказав, куда, а мама вернулась к папе.

Так что я остался в своей комнате. Вся улица к этому времени уже затихла, а в нашем доме бушевал настоящий ураган. Я его чувствовал.

Лежа в постели и наблюдая в окно за небом, я думал о том, что папа никогда не упускал возможности унизить Бейкеров. Он критиковал их дом, двор, машины, их образ жизни. Он называл их неряхами и смеялся над картинами мистера Бейкера.

А мне эта семья сейчас казалась просто замечательной. Вся семья. Они просто были... настоящими.

А кем были мы? В нашем доме что-то стремительно вырывалось из-под контроля. Было такое чувство, словно мир Бейкеров распахнул окна в наш собственный, и вид открылся не самый приятный.

Откуда все это?

И почему я не замечал этого раньше?

Ужин

Вернувшись домой, я поняла, что бойкотировать ужин у Лоски было бы эгоистично. Мама уже потратила кучу времени на поиски рецептов новых пирогов и перерыла весь шкаф, чтобы найти «что-нибудь приличное». Она даже купила папе новую рубашку и теперь решала, что наденут мальчики. Было видно, что для мамы этот ужин очень важен — я, конечно, не понимала почему, но мне вовсе не хотелось портить вечер рассказом о своей новоприобретенной ненависти к Брайсу.

А папе и так было не по себе из-за Дэвида. Об идиотских комментариях восьмиклассников ему уж лучше не знать.

Так что в тот вечер я помогала маме печь пироги и убеждала себя, что поступаю правильно. Один ужин ничего не изменит. Я просто должна пройти через это.

В пятницу в школе я изо всех сил старалась избегать голубоглазого дьявола, но вечером, надевая платье, поймала себя на том, что смотрю на папину картину и снова начинаю злиться. Брайс никогда не станет мне другом, никогда! Он не заступился за дерево, он выбрасывал яйца и смеялся над болезнью моего дяди... Почему я должна вести себя так, будто мы хорошие друзья и добрые соседи?

Когда мама позвала всех вниз, я спустилась с твердым намерением отказаться от ужина у Лоски, но она была такая красивая и счастливая, что я не решилась. Я вздохнула, взяла завернутый в фольгу пирог и побрела к соседнему дому за родителями и братьями.

Дверь открыл Чет. Я почему-то не злилась на него за то, что он рассказал Лоски о моем дяде. Ведь не просила же я его держать это в секрете, и он-то уж точно не смеялся над Дэвидом.

Вслед за Четом появилась миссис Лоски. Она поприветствовала нас и пригласила в дом. На ней было много косметики, и все же под глазами проступали темные круги. Потом моя мама и миссис Лоски разговорились о пирогах, братьев увела Линетта, а отец прошел за Четом в гостиную.

Думаете, я этому обрадовалась? Нет, потому что я осталась наедине с Брайсом.

Он поздоровался со мной, но я не ответила. Я подошла к нему и процедила сквозь зубы:

— Не заговаривай со мной! Я слышала, о чем вы с Гэрретом говорили в библиотеке, и я больше никогда не стану с тобой разговаривать!

Я хотела пойти за отцом в гостиную, но Брайс меня остановил.

— Джули! Джули, подожди, — прошептал он. —

Я гак не думал! Это Гэррет. Это все он!

Я уставилась на него.

— Я все слышала.

— Нет! Нет, ты не понимаешь! Я... Мне очень жаль, ну, ты понимаешь, насчет яиц и того, что я наговорил про твой двор. Я ничего не знал о твоем дяде и о том, в каком положении из-за этого оказалась ваша семья, понимаешь? Я просто хотел с кем-то поговорить.