Оставив вопрос о существовании Дира (Иоакимовская летопись, во всяком случае, о нем ничего не знает) за скобками отметим, что Аскольд, если верить Иоакимовскому летописцу, был княжеского рода и, вполне возможно, был сыном Рюрика от какой-то из его жен (но не Эфанды). О родственных, я бы даже сказал, близкородственных отношениях между Рюриком и Аскольдом-Оскольдом говорит и тот факт, что ни ПВЛ, ни Иоакимовская летопись ни словом не обмолвились о каких-либо вооруженных конфликтах между двумя правителями-соседями — и это за шестнадцать лет!

Кажется, что Аскольд-Оскольд справился со своей задачей и избавил полян от унизительной обязанности платить дань хазарам. Иоакимовская летопись говорит об этом прямо («Собрав вой, повоева первее козар»); а ПВЛ, упомянув «хазарскую дань», которую поляне платили до Аскольда, в дальнейшем о ней уже не упоминает. Надо знать, насколько силен был Хазарский каганат, чтобы в полной мере оценить успех Аскольда. Позже Олег Вещий продолжит дело Аскольда, освободит от хазарской дани радимичей и северян. А вот вятичи, ставшие в дальнейшем ядром народа российского, еще столетие будут данниками хазарского кагана — до времени походов Святослава Игоревича.

А вот в чем и Иоакимовская летопись, и ПВЛ более-менее единодушны, так это в описании неудачного похода Аскольда-Оскольда на Константинополь (Царьград).

Иоакимовская летопись скупо сообщает, что после похода на хазар Аскольд «…иде влодиах ко Царюграду, но буря разби на мори корабли его, И возвратяся, посла в Царьград ко царю».

ПВЛ более словоохотлива.

«В год 6374[7]. Пошли Аскольд и Дир войной на греков и пришли к ним в 14-й год царствования Михаила. Царь же был в это время в походе на агарян, дошел уже до Черной реки, когда епарх прислал ему весть, что Русь идет походом на Царьград, и возвратился царь. Эти же вошли внутрь Суда, множество христиан убили и осадили Царьград двумястами кораблей. Царь же с трудом вошел в город и всю ночь молился с патриархом Фотием в церкви Святой Богородицы во Влахерне, и вынесли они с песнями божественную ризу святой Богородицы, и смочили в море ее полу. Была в это время тишина и море было спокойно, но тут внезапно поднялась буря с ветром, и снова встали огромные волны, разметало корабли безбожных русских, и прибило их к берегу, и переломало, так что немногим из них удалось избегнуть этой беды и вернуться домой».

Обратим внимание, что, согласно Иоакимовской летописи, Аскольд после неудачного похода на Царьград отправил к «царю» (византийскому императору Михаилу) посла. Но зачем? Посетовать басилевсу на неблагоприятные погодные условия?

Ключ к пониманию этого эпизода дает, как ни странно, именно ПВЛ, которая слово в слово пересказывает легенду о возникновении одного из главнейших православных праздников — Покрова Богородицы. Не следует забывать, что и Нестор-летописец, и его переписчики, и епископ Иоаким — священники; и они не могли написать то, что, по их мнению, могло бы кинуть тень на христианство.

Кстати, современные неоязычники (например, адепты РУН-вiри) частенько упрекают православных чуть ли не в мазохизме: мол, чего же вы празднуете? Победу византийцев над русичами?

Думаю, в этот вопрос давно пора внести ясность. И поможет нам в этом не кто-нибудь, а византийский патриарх Фотий[8], очевидец и непосредственный участник тех событий.

До наших дней сохранились тексты некоторых его проповедей, прочитанных перед константинопольской паствой во время нашествия руссов во главе с князем Аскольдом и после оного. (Для особо любопытствующих — в Интернете на российском сайте Википедии есть полные тексты речей одного из столпов православия.) И что же он в них говорит?

В первой речи «На нашествие россов» патриарх Фотий горестно восклицает: «…О град, царствующий едва ли не над всей вселенной, какое войско, безначальное и рабским образом снаряженное, издевается над тобою как над рабынею! О град, украсившийся добычей от многих народов, какой народ вздумал сам обобрать тебя! О тот, кто водрузил множество трофеев в честь побед над врагами в Европе, Азии и Ливии, каким образом ныне направила на тебя копье рука варварская и низменная, кичась пронести трофей победы над тобой!»

Оставим за скобками идеологический выпад патриарха о «безначалии» руссов — таково представление ромеев о всех варварах — и заметим, что Фотий бичует византийских военачальников, проглядевших нашествие «гиперборейцев», объясняет победы руссов над ромеями Божье карой (у Нестора-летописца все наоборот — Божья кара настигает не византийцев, а руссов!), призывает соотечественников крепиться и обещает, что он сам станет во главе их на защиту родного города.

Во второй своей речи, провозглашенной ПОСЛЕ ухода руссов, патриарх также не скрывает своей скорби:

«…Народ незаметный, народ, не бравшийся в расчет, народ, причисляемый крабам, безвестный — но получивший имя от похода на нас, неприметный — но ставший значительным, низменный и беспомощный — но взошедший на вершину блеска и богатства; народ, поселившийся где-то далеко от нас, варварский, кочующий, имеющий дерзость [в качестве] оружия, беспечный, неуправляемый, без военачальника, такою толпой, столь стремительно нахлынул будто морская волна на наши пределы и будто полевой зверь объел как солому или ниву населяющих эту землю, — о кара, обрушившаяся на нас по попущению!.. Знаком ли вам тот час, невыносимый и горький, когда надвинулись на вас варварские корабли, дыша свирепостью, дикостью и убийством; когда тихое и спокойное море раскинулось гладью, предоставляя им удобное и приятное плаванье, а на нас, бушуя, вздыбило волны войны; когда мимо города проплывали они, неся и являя плывущих на них с протянутыми мечами и словно грозя городу смертью от меча; когда иссякла у людей всякая надежда человеческая, и город устремился к единственному божественному прибежищу; когда рассудки объял трепет и мрак, а уши были открыты лишь слухам о том, что варвары ворвались внутрь стен и город взят врагами?»

Как видим, с морем у руссов все было в порядке — и у меня нет оснований не доверять патриарху. А вот что он пишет о причинах отступления руссов:

«…вняв откровенному Материнскому обращению, и отвратился гнев, и помиловал Господь достояние Свое. Истинно облачение Матери Божьей это пресвятое одеяние! Оно окружило стены — и по неизреченному слову враги показали спины; город облачился в него — и как по команде распался вражеский лагерь; обрядился им — и противники лишились тех надежд, в которых витали. Ибо как только облачение Девы обошло стены, варвары, отказавшись от осады, снялись с лагеря, и мы были искуплены от предстоящего плена и удостоились нежданного спасения».

То есть Фотий благодарит за чудо избавления Богоматерь (а мы не забудем и царя Михаила, который наверняка изрядно тряхнул византийскую сокровищницу) — после того, как лично им, Фотием, был организован крестный ход вокруг города. Но ни о каком «мокании ризы», и уж тем более разыгравшейся после этого бури или даже бури, настигшей варваров по дороге домой, нет ни слова. А уж он-то вспомнил бы!

И, наконец, некоторое время спустя, в Окружном послании (датируемом исследователями 867 г.), патриарх сенсационно заявляет: «…Ибо не только этот народ переменил прежнее нечестие на веру во Христа (речь идет о болгарах. — А.П.), но и даже для многих многократно знаменитый и всех оставляющий позади в свирепости и кровопролитии, тот самый так называемый народ Рос — те, кто, поработив живших окрест них и оттого чрезмерно возгордившись, подняли руки на саму Ромейскую державу! Но ныне, однако, и они переменили языческую и безбожную веру, в которой пребывали прежде, на чистую и неподдельную религию христиан, сами себя с любовью поставив в положение подданных и гостеприимнее вместо недавнего против нас грабежа и великого дерзновения. И при этом столь воспламенило их страстное стремление и рвение к вере (вновь восклицает Павел: Благословен Бог вовеки), что приняли они у себя епископа и пастыря и с великим усердием и старанием встречают христианские обряды».