Впрочем, Менгли-Гирей в переписке не раз прозрачно намекал Ивану III, что «…ныне братству примета то, ныне тот запрос: кречеты, соболи, рыбий зуб».
Уступки Менгли-Гирея московскому князю объяснялись просто: и сам Менгли-Гирей в то время непрочно владел Крымом, а потому и Иван Васильевич дал Менгли-Гирею следующую грамоту с золотой печатью (цитата по С.М. Соловьеву): «Дай господи, чтоб тебе лиха не было, брату моему, Менгли-Гирею, царю, а если что станется, какое дело о юрте отца твоего, и приедешь ко мне; то от меня, от сына моего, братьев, от великих князей и от добрых бояр тебе, царю, братьям и детям твоим, великим князьям и добрым слугам лиха никакого не будет: добровольно прийдешь, добровольно прочь пойдешь, нам тебя не держать. А сколько силы моей станет, буду стараться достать тебе отцовское место».
Однако крымско-московский союз едва не почил в бозе в самом своем начале. В 1475 г. великий хан Большой Орды Ахмат напал на Крым, разбил Менгли-Гирея и посадил его в темницу в городе Кафе. Казалось бы, мечты хана Ахмата о восстановлении Золотой Орды близки к осуществлению, как никогда. Но тут вмешались случай и большая политика — в том же году турки захватили Кафу и освободили Менгли-Гирея. Хан Ахмат снова посылает войска в Крым — и Менгли-Гирей бежит в Турцию, а Ахмат ставит в Крыму своего ставленника — Джанибека. И снова казалось, что победа Ахмата окончательна. К великому князю владимирскому прибывает посол хана Ахмата по имени Бочук и требует (!), чтобы Иван Васильевич, по примеру своих предков (до отца включительно), явился в ставку Ахмата пред светлые ханские очи. Но Иван Васильевич нашел в себе мужество не ехать в Орду, хотя и отправил туда посла Бестужева. А уже в 1477 г. Иван Васильевич опять посылает послов в Крым — но уже к Джанибеку(!), — как бы позабыв об обещании добывать Менглею «отцовское место»…
Но Менгли-Гирей в 1478 г. снова возвращается в Крым и с турецкой помощью прогоняет Джанибека. Однако за всякую помощь нужно платить — и Менгли-Гирей (и все его потомки) становится вассалом турецкого султана.
* * *
А что же в то время происходит в Московском государстве? Там тоже политическая жизнь била ключом, и все по новгородской голове. В 1475 г. великий князь владимирский отправляется с огромной свитой в Новгород — с инспекцией своей новой отчины. К нему начали стекаться сотни жалобщиков, которых по тем или иным причинам не удовлетворило решение местного новгородского суда. Столкнувшись с этим явлением, великий князь твердо решил ликвидировать новгородский суд, а заодно и весь новгородский строй. А пока всех жалобщиков отправляли в Москву.
Повод к решению «новгородского вопроса» не заставил себя долго ждать. В 1477 г. два новгородских челобитчика, подвойский Назар и вечевой дьяк Захар, представляясь Иоанну, назвали его не «господином», как обыкновенно, а «государем». Иван Васильевич использовал обмолвку, чтобы предъявить новгородцам новые требования. Бояре Ф.Д. Хромой-Челяднин и И.Б. Тучко-Морозов прибыли в Новгород и потребовали признания за Иваном III титула государя и упразднения новгородского суда.
Тщетны были ответы новгородского веча, что оно не давало этим двум мелким чиновникам подобного поручения; великий князь Иван Васильевич III обвинил новгородцев в запирательстве и нанесении ему бесчестия и в октябре выступил в поход на Новгород. Новгородцы хотели сражаться — уже не в чистом поле, а надеясь на крепость новгородских стен. Московское войско (включая и полк тверского князя) окружило город и начало грабить окрестности, добывая фураж и не только. Большую помощь оказали и псковичи, регулярно снабжая войско Ивана Васильевича продовольствием. Надежды новгородцев на то, что под действием голода и холода московское войско отступит, растаяло на глазах. Тогда новгородцы 23 ноября 1477 г. отправили посольство во главе с архиепископом Феофилом, надеясь в очередной раз откупиться от великого князя. Но на сей раз вышло по-другому: московские бояре от лица великого князя заявили, что «вечу колоколу в отчине нашей в Новгороде не быти, посаднику не быти, а государство нам свое держати». Узнав это, новгородское вече забурлило, однако боярская верхушка все пыталась договориться. Она получила заверения от московских бояр, что в случае принятия условий ультиматума их жизнь и имущество будут в безопасности. Когда же новгородцы предложили великому князю поклясться в этом, им было в резкой форме отказано. (Вспомним слова В.В. Похлебкина о позднейшей практике московских великих князей и царей: «…на боярах, на дворянстве и особенно на своем народе те же самые приемы, которые применялись по отношению к ним в Орде».)
И новгородцы… сдались! Вернее, сдалась новгородская верхушка, а простым новгородцам оставалось лишь подчиниться. Одним из первых на службу к Ивану Васильевичу перешел новгородский служилый князь Василий Шуйский. А уже 15 января 1480 г. все новгородцы были приведены к присяге великому князю, вече более не собиралось, часть новгородского архива и вечевой колокол отправили в Москву[82].
Но и на этом дело не кончилось.
Уже в феврале 1478 г. великий князь Иван Васильевич приказал арестовать вдову Марфу Борецкую с внуком Василием и нескольких других лиц, задумавших, по мнению московских бояр, очередную крамолу. Имущество арестованных отошло великому князю. Иван Васильевич поступил не только подло, но и по-фарисейски: ведь формально он никому ничего не обещал — обещали-то неприкосновенность его бояре…
Апогеем этого фарисейского апофеоза стало взятие под стражу новгородского архиепископа Феофила. «…Князь же великый изыма архиепископа Новогородскаго в Новегороде Феофила в коромоле и посла его на Москву и казну его взя, множество злата и сребра и съсоудовъ его. Не хотяше бо той владыка, чтобы Новъгородъ быль за великимъ княземъ, но за королемъ или за инымъ государемъ, князь бо великый коли пръвые взялъ Новъгородъ, тогда отъя оу Новогородского владыки половину волостей и сель и оу всехъ монастырей, про то владыка нелюбие дръжагие; быша те волости прьвое великых же князей, но они ихъ освоиша», — пишет Типографская летопись. Но в «крамолу» главного новгородского москвофила Феофила верится с трудом. «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать». Эту догадку некоторым образом подтверждает и С. Герберштейн в своих «Записках…»: «…по истечении семи лет он (Иван III. — А.П.) вернулся туда (в Новгород. — А.П.) и, вступив в город при помощи архиепископа Феофила, обратил жителей в самое жалкое рабство. Он захватил золото и серебро, отнял даже все имущество граждан, так что вывез оттуда свыше трехсот полностью нагруженных телег».
Великий князь в тот раз не успел «дожать» новгородских бояр — но «выбивание» денег из Новгорода и поиски новгородских крамол будет излюбленным занятием и самого Ивана Васильевича, и его сына, и его внука. Весть, которая заставила Ивана III спешно покинуть Новгород, была весьма тревожна. «Братия его хотятъ отстоупити», — сообщил великому князю его сын Иван Молодой. Что же случилось?
А случилось то, о чем так часто повествовали русские летописи и с чем так долго боролся и Василий Васильевич Темный, и Иван Васильевич III: его братья Андрей Большой (или Горяй) Углицкий и Борис Волоцкий подняли против брата мятеж. Правда, они не добивались свержения старшего брата и даже не обращались к великому хану за помощью, как то нередко случалось в XIII—XIV вв. Поводом к мятежу послужил захват людьми великого князя служилого князя Ивана Оболенского-Лыко, который ранее служил у Ивана Васильевича наместником в Великих Луках, а потом сложил крестное целование перед великим князем и переметнулся к его брату Борису Волоцкому. Однако Иван Васильевич приказал силой вернуть беглеца (что и было сделано), чем впервые нарушил старинное, еще времен Киевской Руси, право отъезда служилых князей, бояр и дружинников к другому господину.
Конечно, судьба самого служилого князя Оболенского-Лыко мало волновала Андрея Углицкого и Бориса Волоцкого. Дело было в принципе — принципе удельного княжения, установленном еще в глубокой древности, когда все Рюриковичи были соправителями. А уж Андрей Большой и Борис Волоцкий были не просто Рюриковичами — они были потомками Александра Невского и Дмитрия Донского, родными братьями великого князя! С.М. Соловьев в своей «Истории России…» приводит следующие слова, якобы сказанные Борисом Волоцким Андрею Углицкому: «Вот как он с нами поступает: нельзя уже никому отъехать к нам! Мы ему все молчали: брат Юрий умер — князю великому вся отчина его досталась, а нам подела не дал из нее; Новгород Великий с нами взял — ему все досталось, а нам жребия не дал из него; теперь, кто отъедет от него к нам, берет без суда, считает братью свою ниже бояр, а духовную отца своего забыл, как в ней приказано нам жить; забыл и договоры, заключенные с нами после смерти отцовской».
