Люси была тем человеком, который помог мне переступить через все мои страхи. Через страх поражения, осуждения и, самый главный страх, – потери своей семьи навсегда. Я помню слезы мамы на моей рубашке. Я помню молчаливое рукопожатие отца. Я помню, как через неделю в мою маленькую нью-йоркскую квартиру ворвался Зереф, который вместо приветствия одарил меня синяком под правым глазом, а потом – объятьями до хруста костей. Я помню, как не мог остановить слезы в теплых руках матери, отца, а затем и Зерефа. Казалось, будто все это время я копил в груди день за днем вину перед ними, и только встретив их вновь, смог от нее освободиться. Все не было так легко. Я заслуживал прощения каждую секунду, я вновь завоевывал их доверие и делал все, чтобы они мною гордились.

В 1985 году я окончил полицейскую академию и в этом же году поступил на службу в нью-йоркский департамент на должность рядового сержанта. В том же году мы с Люси начали жить вместе. А через два года Люси Хартфилия стала Люси Драгнил.

Мир менялся. Менялась эпоха, менялись президенты, музыка и кинематограф, менялись и мы. Ничего не бывает идеальным, в том числе и человеческие отношения.

В нашей с Люси истории были и взлеты, и падения. Были скандалы и беспричинные обиды, были моменты, когда в моей голове появлялись мысли: «А стоит ли оно того?», но всегда я давал себе один и тот же неизменный ответ. Стоит!

И я боролся. Мы боролись. Мы находили компромиссы, мы уступали и делали все, чтобы другой был счастлив. Мы любили друг друга настолько сильно, настолько всепоглощающе, что даже вскользь промелькнувшая мысль о том, что мы могли быть не вместе, причиняла боль.

Но окончательное осознание того, что, не смотря ни на что, я никогда не отпущу от себя эту женщину, наступило в мои сорок три года, и мне придется перескочить немного вперед, чтобы попытаться объяснить вам это. Мысли в моей голове скачут настолько быстро и сумбурно, настолько непредсказуемо…

Но те события будут навсегда стоять у меня перед глазами так, будто это произошло вчера.

В сорок три я уже дослужился до детектива-оперативника, и в моем послужном списке были сотни посаженных за решетку преступников. В сорок три мы с Люси жили на Манхэттене, рядом с моим департаментом, и у нас было двое замечательных детей. Люси писала романы и была признанным автором бестселлеров. На самом деле, в то время мы были счастливы. Крепкий, спокойный мир был установлен. Мы планировали отпуск, выбирали новые шторы в гостиную и спорили, кто должен был заехать после работы за кормом для Хэппи. Мы мыли посуду по вечерам и устраивали пятничные семейные ужины, мы смотрели по субботам мультики и рассказывали Лиззи написанные Люси специально для дочери сказки о прекрасной принцессе и смертоносном драконе. Мы любили своих детей, любили друг друга и верили в свое "долго и счастливо".

В тот день я и Люси должны были пойти в торговый центр за новыми чемоданами, солнцезащитными очками и хорошим путеводителем. Через неделю нас ждало первое путешествие по городам Европы, и Люси была по-настоящему возбуждена. Она смеялась, говоря об отпуске, говорила о том, что обязательно найдет вдохновение для нового романа, и не переставала перечислять длинный список достопримечательностей, которые мы должны были посетить.

Но как раз перед самым нашим выходом, мне поступил вызов. На одной из улиц был найден труп тридцатилетней женщины, и, не смотря на заслуженный выходной, мне пришлось ехать. Люси тогда только поцеловала меня в губы, прошептав: «Спасай мир, мой герой».

Я помню тот душный сентябрьский день. Я помню плотный поток людей, присущий Нью-Йорку. Я помню яркие рекламные вывески, помню Хибики и Локи, которые были на месте преступления и делали свою работу. Я помню, как думал, что хотел бы оказаться в этот момент в прохладе торгового центра вместе с женой, выбирать чемоданы и спорить по всяким мелочам.

И я помню его.

Взрыв.

Казалось, будто за одну секунду весь Нью-Йорк, этот огромный живой организм, погрузился в гробовую тишину. Я стоял и не мог пошевелиться. Я смотрел за дымом в Северной башне-близнеце, за этими огромными черными столпами дыма, которые, клубясь, поднимались вверх, и я не мог понять, что это происходит в реальности. Я смотрел и видел лишь дым. Я смотрел и видел лишь лицо Люси, которая в этот самый момент должна была быть там.

Тогда 11 сентября 2001-ого года* мне казалось, будто я умер. В этот самый миг, когда на моих глазах самолет врезался в Северную башню, Нью-Йорк погрузился в тишину, а я мог думать лишь о женщине, без которой не мог жить.

Я не знаю, сколько прошло времени. Мне казалось, будто вечность. В Нью-Йорке поднялась паника. Кто-то кричал и плакал, кто-то судорожно пытался дозвониться до своих близких и знакомых, а мой пейджер разрывался от сообщений. Я помню крепкую руку Локи, который потащил меня сквозь толпу в сторону машины. Мы должны были оказаться там, чтобы помочь пострадавшим, составить акты и прочую чепуху. Вся полиция, все спасатели и пожарные. Тогда все взгляды Нью-Йорка были направлены на башни-близнецы, в которых в ловушке огня и обвала были заточены десятки тысяч человек. Мы ехали по нагруженным улицам Нью-Йорка. Громкий звук сирен разрывал какофонию звуков, в которую погрузился город. И в этот самый момент, когда я судорожно набирал дрожащими руками номер Люси, раздался второй взрыв. Я видел, как самолет врезался в Южную башню, и этот образ до сих пор приходит мне во снах.

Тот день превратился для меня в одно сплошное пятно. Я звонил Люси и не мог дозвониться. Я думал о том, что не мог ее потерять. Я чувствовал в грудной клетке раскаленный нож, который раздирал меня изнутри, и не мог ничего сделать. Я стоял, смотрел за тем, как тушили пожар и спасали пострадавших. Я смотрел на обломки самолета, на камни и балки, на железные каркасы и не мог поверить, что все это не мой кошмар. Потому что лишь полчаса назад в моей голове самой большой проблемой было нежелание Джудо остаться на выходные с Лиззи, пока мы с Люси должны были быть в театре. А сейчас, спустя каких-то тридцать минут я стал свидетелем чудовищного теракта, сотен смертей и тысячи разрушенных жизней.

Именно тогда я по-настоящему понял, что для меня значила Люси. Я не просто любил ее. Я жил ради нее, я делал все только ради нее. Она стала моей мечтой и смыслом жизни. И, видя клубящийся в небе дым, в моей голове появилась эта чертовски пугающая мысль, что ее могут у меня отнять. Женщину, которая была для меня всем.

Это был 2001-ый год. Год, в который две башни-близнеца были стерты с лица Земли. Год, в который погибли тысячи человек. Год, в который я готов был поверить в Бога, лишь бы он спас из лап этого дыма одного единственного человека. И как бы ужасающе это ни звучало, если бы пришлось отдать хоть весь Нью-Йорк только ради того, чтобы вновь увидеть ее улыбку, я бы сделал это без раздумий.