***
— Мама, папа мне это разрешил! — воскликнула девочка, насупившись и скрестив руки. Разве могли быть проблемы, если отец сказал вполне положительное: «Да конечно, сорванец, что угодно!». Боже, как же мама все любила усложнять.
— Ну уж нет, — непреклонно проговорила женщина. — Татуировку я тебе делать запрещаю! А с твоим отцом у меня будет отдельный разговор!
Девочка замялась, тут же почувствовав, что, похоже, подставила отца. Черт, она этого не хотела.
— Ма-ам, ну ма-ам, не ругай папу, — заканючила она, состроив самые жалостливые глаза, на которые была только способна.
Женщина посмотрела на дочь, какое-то время все еще собираясь злиться, но ничего не могла сделать против этих жалостливых зеленых глаз. Обреченно вздохнув (знак капитуляции), она потрепала дочь по черным растрепанным волосам.
— Робби, давай договоримся, — проговорила Леви, присев на колени перед дочерью. — Когда тебе исполнится шестнадцать, и если ты до сих пор будешь хотеть татуировку, я сама отведу тебя в тату-салон, и ты сделаешь себе любую татуировку, которую только пожелаешь.
— Обещаешь?
— Обещаю, — улыбнулась женщина, оставив короткий поцелуй на детской щеке.
— Если что, я хочу дракончика как у дяди Нацу! Тот, который на плече, — воскликнула Робби, показав пальцем на свое плечо.
Леви улыбнулась, встав с колен и подойдя к зеркалу.
— Конечно, солнце. Будет тебе дракончик как у дяди Нацу.
Робби тут же расцвела, ринувшись в сторону стоявшей у двери обуви и надевая свои любимые кеды. Мама взяла с тумбочки сумку, еще раз поправила челку, и они, наконец, вышли на улицу.
Весна была любимым временем года Робби Рейчел Рэдфокс. Просыпающаяся и цветущая, с приятным теплом и яркими цветами, она легким ветерком и ароматом сирени заставляла улыбку на ее губах становиться шире.
Девочка в припрыжку бежала по асфальту, иногда останавливаясь, чтобы подождать маму. Нью-Йорк дышал и уверенно отбивал ритмы своего сердца, как и всегда, неизменный в своем постоянстве. Робби любила этот город, любила со всеми его недостатками и достоинствами, хоть иногда ей и было противно от некоторых представителей города. Но все это забывалось, как только она видела знакомую вывеску «Fairy Tail», и аромат кофе, который разносился на несколько домов вперед, наполнял все ее тело.
Она тут же ринулась с места, не дожидаясь матери, и вбежала по ступенькам, порывисто открыв дверь. Раздался звон колокольчиков.
В кофейне всегда было многолюдно, и хоть кондиционер работал на полную мощность, тепло от кофе и выпечки делали свое дело, и Робби тут же почувствовала контраст между улицей и помещением. Очередь до стойки была длинной. Кто-то переговаривался между собой, ожидая своей очереди, а кто-то просматривал прогноз погоды в голографическом экране своего iPhoneʼа. За самой же стойкой, ловко управляясь с посудой и напитками, орудовали два баристы. Робби, тряхнув черной копной волос, подбежала к ним, проигнорировав недовольные взгляды тех, кто стоял в очереди.
— Роб! — воскликнула девушка в красном фартуке, увидев знакомые черные патлы и широкую улыбку. — Ты почему одна? Где родители?
Девочка, не спрашивая разрешения, пробралась к ним за стойку, сев на стоявший в уголке стул.
— Я с мамой. Она там плетется как черепаха.
Аска закатила глаза, бросив внимательный взгляд на обслуживающего посетительницу второго баристу.
— Я надеюсь, ты хотя бы не пропала в толпе, как в прошлый раз? — с усмешкой спросил Нацу, уверенно выводя на густой пенке шоколадной крошкой снежинку.
— Она видела, что я побежала сюда, — насупилась девочка, смотря за тем, как дядя Нацу ловко управлялся с кофе. Ее всегда поражало то, как быстро работали его руки и как за пару мгновений из ничего рождались самые вкусные напитки, которые она когда-либо пробовала. Хоть мама и запрещала ей пить слишком много кофе.
Наконец, спустя два обслуженных клиента и съеденного шоколадного батончика, дверь вновь распахнулась, и в кофейню вошла мама, которая громко смеялась что-то рассказывающей ей тете Люси.
Робби тут же выпрямилась. Тетя Люси вызывала в ней какое-то странное желание угодить. Может, причиной была красная губная помада, которая напоминала ей о миссис Лилике? Ох уж эта математика и учительница, которая считает, что важнее ее нет ничего на свете!
— Привет трудящимся, — улыбнулась женщина, перегнувшись через стойку и подарив дяде Нацу поцелуй. Робби поморщилась. Терпеть не могла, когда взрослые начинали сюсюкаться при первой же возможности.
— Юная леди, не убегайте в следующий раз так стремительно, — строго выговорила Леви, на что девочка только шире улыбнулась.
Пока Люси и Леви поднялись на второй этаж и заняли свободный столик на небольшом балкончике, Робби подождала Нацу, который, обслужив последнего клиента, снял фартук и, потрепав ее по волосам, присоединился к остальным, держа на подносе несколько чашечек кофе и десерты для дам.
С балкона открывалась потрясающая панорама города. Небоскребы, возвышающиеся ввысь, погруженные в пламя заходящего солнца; проезжающие по дороге машины и голоса людей, сливающиеся с шумом города. Робби отпила холодное гляссе. Вкус мороженого приятно осел на языке, и она улыбнулась, смотря из-за цветастого зонтика за мамой и ее друзьями.
Тетя Люси как всегда держалась прямо и по-деловому, но улыбка ее была по-настоящему искренней и широкой (до маленьких ямочек на щеках). Она аккуратно брала пальцами чашечку мокко (это был ее любимый кофе), и делала маленькие глотки, оставляя на белой фарфоровой поверхности след от губной помады. Ее длинные, доходящие до лопаток волосы были собраны в высокий хвост, а в аккуратных ногтях, выкрашенных в красный, отражалось солнце. Сколько Робби себя помнила, тетя Люси всегда была такой. Собранной и серьезной, с яркими алыми губами и широкой улыбкой, обращенной в сторону дяди Нацу.
Они всегда держались за руки (сейчас он неосознанно перебирал ее пальцы, внимательно слушая рассказы мамы об их предстоящей поездке в Европу), всегда улыбались друг другу, и для Робби они были похожи на весеннее тепло. Они были такими яркими вместе, искренними и любящими. Будто весеннее небо и солнце. Или же аромат сирени и дождя. Такие непохожие, но все равно так идеально дополняющие друг друга.