Снаружи, в темноте, запел высокий, нечеловеческий голос: прозвучала длинная, непрерывная последовательность гласных на одной высоте.

— Ах! — воскликнула Фосиф. — Вот чего я дожидалась. — К первому голосу присоединился другой, чуть ниже, а затем еще один, чуть повыше, и еще, и еще, пока не зазвучала по крайней мере дюжина интонирующих голосов, нарастающих и затихающих, диссонирующих и в то же время странным образом звучащих хором.

Фосиф явно ожидала от меня какой-то реакции.

— Что это? — спросила я.

— Растения, — ответила Фосиф, несомненно обрадованная мыслью, что она меня поразила. — Возможно, вы видели некоторые из них, когда выходили сегодня утром. У них есть нечто вроде мешочка, который собирает воздух, и, когда он наполнится, а солнце зайдет, растения этот воздух высвистывают. Если не идет дождь. Поэтому вы не слышали их прошлой ночью.

— Сорняки, — заметила капитан Хетнис. — Их пытались истребить, но они все время возвращаются.

— По общему мнению, — продолжила Фосиф, подтвердив замечание капитана кивком, — их вывела посвященная монахиня. Растения пели различные слова на ксхаи, и все это имело отношение к храмовым таинствам, и, когда другие посвященные услышали, как поют эти растения, они осознали, что таинства открываются всем. Они убили ту, кто это сделал. Разорвали ее на части голыми руками, прямо здесь, у этого озера.

Мне не приходило в голову спросить, что это за гостевой домик.

— Значит, это было священное место? А есть ли здесь храм? — По моему опыту, большие храмы почти всегда окружались городами или по крайней мере деревнями, а я не видела ничего подобного, когда мы подлетали сюда. Интересно, здесь был храм и его сровняли с землей, чтобы дать место чаю, или священной считалась вся эта огромная территория. — Озеро было священным, а это храмовый гостевой дом?

— Мало что ускользнет от капитана флота! — воскликнула Раугхд.

— Несомненно, — согласилась ее мать. — То, что осталось от храма, находится за озером. Некоторое время там был оракул, но все, что осталось от него сейчас, — суеверие о рыбе, выполняющей желания.

И название чая, выращиваемого на некогда священной земле, предположила я. Интересно, что думают об этом ксхаи.

— А что за слова поют растения? — Я почти не знала ксхаи и не распознала ни единого слова в вокальной какофонии, долетающей из темноты.

— Разные люди выдают разные версии, — радушно ответила Фосиф.

— Я выходила в темноту, когда была ребенком, — поделилась Раугхд, — и искала их. Они прекращают петь, если на них посветить.

На самом деле я не видела здесь ни одного ребенка, с тех пор как мы приехали, за исключением детей полевых работников. Мне показалось это странным в таком окружении, но не успела я выразить недоумение или задать вопрос, как вернулась служанка, отосланная Фосиф, с большой коробкой в руках.

Она оказалась золотой или по крайней мере позолоченной, инкрустированной красным, синим и зеленым стеклом в стиле более древнем, чем я. Он был старее фактически, чем Анаандер Мианнаи, которой уже три тысячи с чем-то лет. Прежде мне довелось видеть такую вещь лишь однажды, и мне было тогда всего лишь лет десять — две тысячи лет назад.

— Несомненно, это копия, — сказала я.

— Нет, капитан флота, это не копия, — ответила Фосиф, явно довольная. Служанка поставила коробку на пол между нами и отступила. Фосиф наклонилась, подняла крышку. Внутри расположился чайный сервиз — термос, двенадцать чашек, ситечко. Всё из золота, украшенного изысканными, извивающимися сине-зелеными узорами.

Я все еще держала в руке чашу с ручкой, из которой пила, и теперь подняла ее. Калр Пять услужливо приблизилась и взяла ее, но не отошла. Я этого и не подразумевала. Встав со своего места, я присела на корточки рядом с коробкой.

Внутренняя сторона крышки также была с позолотой, хотя две полоски дерева семи сантиметров в ширину, расположенные сверху и снизу, показывали, что она покрывает. На золотом листе имелась гравировка. На нотаи. Я могла ее прочесть, однако сомневалась, что кто-нибудь еще из присутствующих был способен это сделать. Несколько старых кланов (семейство Сеиварден в том числе), а также несколько кланов помоложе, находившие эту идею романтической и притягательной, заявляли о своем происхождении от предков-нотаи. Некоторые из них поняли бы, что это за надпись; возможно, смогли бы прочесть одно-два слова. Лишь немногие дали себе труд действительно выучить этот язык.

— А что здесь написано? — спросила я, хотя, конечно, уже знала.

— Это мольба к богу Вардену, — ответила капитан Хетнис, — и благословение владельцу.

Варден — это твоя сила, Варден — это твоя надежда, и Варден — это твоя радость. Жизни и процветания дочери семейства. В связи со счастливым и заслуженным событием.

Я подняла взгляд на Фосиф.

— Где вы это взяли?

— Ага, — ответила она, — итак, Хетнис была права, вы — знаток! Я бы ни за что не заподозрила, если бы она мне не сказала.

— Где, — повторила я, — вы это взяли?

Фосиф хихикнула.

— И весьма целеустремленный, но я это уже знала. Я купила это у капитана Хетнис.

Купила его. Эту древнюю, бесценную вещь практически невозможно представить себе в качестве дара. Мысль о том, что некто берет за нее некую сумму денег, тоже абсурдна. По-прежнему сидя на корточках, я повернулась к капитану Хетнис, которая на мой незаданный вопрос сказала:

— Владелице нужны были деньги. Она не хотела продавать это сама, потому что… ну представьте, что кто-нибудь узнает, что вам пришлось продать что-нибудь такое. Поэтому я устроила ей сделку.

— И также получила свою долю, — вставила Раугхд, которую, как я подумала, вовсе не радовало то, что ее затмил чайный сервиз.

— Верно, — подтвердила капитан Хетнис.

Даже малая доля той суммы была, должно быть, ошеломляющей. Это — не из тех вещей, которыми обладают отдельные личности, разве что номинально. Ни один живущий, хоть сколько-нибудь действующий клан не позволил бы отдельному своему члену отчуждать подобное. Тот чайный сервиз, что я видела, когда была новеньким десантным кораблем, которому не исполнилось еще и десяти лет, не принадлежал отдельной личности. Он был частью оснащения кают-компании «Меча», и его вынесли, когда мой капитан наносила визит, чтобы поразить ее. Тот сервиз был фиолетово-серебряным и перламутровым, а в надписи упоминался другой бог. Там говорилось: «По поводу счастливого и заслуженного продвижения по службе. Капитан Сейморанд». И дата — за полвека до установления господства Анаандер Мианнаи, до того как этот сервиз был взят на память о поражении его владельца.

Я была уверена, что нижнюю часть надписи на крышке коробки, стоящей передо мной сейчас, срезали, что фраза «В связи со счастливым и заслуженным событием» — лишь начало предложения.

Никаких признаков среза не было видно — края золотой части крышки выглядели гладкими, дерево под ними — неповрежденным. Но я не сомневалась, что кто-то удалил ее, срезал полоску снизу и вернул на место то, что осталось, расположив так, что стало непохоже, будто часть надписи убрали.

Этот сервиз не передавали веками потомки некоего капитана — эти потомки никогда не удалили бы имя предка, который оставил им такую вещь. Имя можно удалить, чтобы скрыть происхождение сервиза, и, даже поврежденный, он стоил очень дорого. Можно скрывать происхождение из чувства стыда — любой, кто увидел бы его, смог бы догадаться, какой клан оказался вынужден расстаться с таким сокровищем. Но большинство кланов, которые обладали подобными вещами, имели другие, лучшие способы извлекать выгоду из такого имущества. Клан Сеиварден, например, принимал дары и деньги в обмен на экскурсии к тому древнему плененному челноку нотаи.

«Краденый антиквариат» — так сказала лейтенант «Меча Атагариса». Но я не представляла себе ничего подобного.

Добавьте еще тот отсек для хранения. «Хлам». Все надписи удобным образом скрыты — как на этом сервизе.