Несравненно лучше мы знакомы с творчеством

ТЕОДОР ДРАЙЗЕР открыл XX век и тяжелой поступью прошел путь от социального дарвинизма ко вселенской любви.

С одной стороны, это можно объяснить той восторженностью, которая пронизывает его статьи о Советской России («Ленин», «Благодарю Маркса и Красную Россию» и др.), или тем, что перед смертью он вступил в коммунистическую партию. С другой стороны, верно, что его вклад в историю американской литературы поистине огромен. Сверстник и современник Драйзера, прозаик Шервуд Андерсон (1876—1941) сказал о нем: «Тяжела, тяжела поступь Теодора, но эти ноги проложили дорогу; и молодежь пошла по этому пути... через пустыню пуританского отречения».

Начало жизни Драйзера сходно с судьбами многих американских писателей: нужда в семье разорившегося предпринимателя — немецкого иммигранта, труд с четырнадцати лет, смена профессий, один год учебы в университете, журналистика, ранние пробы пера в прозе.

Наконец — «Сестра Керри» (1900), роман, живописующий превратности судьбы фабричной девчонки, впоследствии содержанки и посредственной актрисы варьете, полемизирующий с возглавляемым У. Д. Хоуэллсом «нежным реализмом», авторы которого резонно настаивали на возможности для простых девушек отыскать свое счастье и остаться непорочными. Скандал, вызванный этим романом. «Дженни Герхардт», второй роман, появившийся на свет одиннадцать лет спустя, рисующий еще одну трагедию девушки из народа, на сей раз — обладающей высокими моральными качествами, выписанными настолько хрестоматийно, что это заставляет нас заподозрить писателя в вольной или невольной уступке общественному вкусу. И сразу вслед за этой книгой — две первые книги Трилогии Желания: «Финансист» (1912) и «Титан» (1913), герой которых, Каупервуд, живет стремлением к исполнению собственных желаний. Прослеживая карьеру Каупервуда, Драйзер дает масштабную картину развития капитала в Америке девятнадцатого века: жизнь биржи, ожесточенную борьбу за власть в среде политиков. Писатель явно любуется своим далеко не положительным героем (и тут напрашивается явная аналогия с отношением к герою и среде его обитания автора знаменитого в семидесятые годы двадцатого века романа «Крестный отец», Марио Пьюзо; оба героя, кстати, имели прототипов в действительности). Каупервуд — человек огромной энергии и силы воли, большого личного магнетизма. Он истинный любитель красоты. Но женщин он покупает так же, как произведения живописи. А в борьбе с конкурентами в бизнесе — беспощаден. В третьей, незавершенной, часта трилогии «Стоик» (опубликованной в 1947) — Каупервуд так силен, что ведет дела не только в США, но и в Англии. Но он уже пожилой человек, здоровье его ухудшается, вечно пьяная истеричка-жена надоела. Он стоически продолжает свое дело, но бизнес не приносит ему удовлетворения. Каупервуд завещает свой дворец и картинную галерею Нью-Йорку. Но сразу же после его смерти на это имущество наложен арест, а затем в результате судебного процесса дворец и картины продаются на аукционе. Память о магнате, быстро угасает.

Ни Керри, ни Дженни, ни Каупервуд не обретают того, что надеются обрести своей волей, своими усилиями: счастья.

Не обретает его и художник Юджин Вита, герой следующего романа Драйзера — «Гений» (1915). Он отчасти подобен Каупервуду, ибо для удовлетворения своих желаний готов на все. Но как художник он более эмоционален, а как человек — не так силен. В женщинах Витла ищет не любовных утех, а вдохновения. Поклонник Верещагина, суровый реалист в своем творчестве, он не имеет успеха. Его преследуют опасные приступы меланхолии. Чтобы обеспечить себя материально, Витла становится заведующим художественным отделом рекламного агентства, усваивает деловые качества тех, кто его окружает, и становится директором издательства. Он богат, перед ним открываются двери высшего общества. Но вот после очередного стресса в результате размолвки с возлюбленной Витла вновь начинает писать. Однако силы у него уже не те, талант утрачен: гениальности противопоказан компромисс.

Обилие натуралистически описанных любовных сцен послужило поводом для травли автора критикой и церковниками. Роман даже был запрещен, но усилиями писателей-социалистов, в том числе Джека Лондона и певца Октябрьской революции — Джона Рида, запрет был вскоре снят.

Эти натуралистические описания свидетельствуют не только о желании Драйзера эпатировать публику, в те годы еще не сталкивавшуюся с обилием секса в литературе. Дело в том, что писатель в ту пору стоял на позициях модного социального дарвинизма, уравнивавшего законы природы и общества. По его мнению, человек представляет собою существо, влекомое мощными биологическими потребностями, инстинктами. Социальные условности входят в конфликт с этими инстинктами, и человек страдает от невозможности достижения гармонии плоти и разума.

Пожалуй, сильнее всего подобный конфликт изображен в романе «Американская трагедия» (1925). Клайд Гриффитс, служащий отеля, лишен творческих способностей Витлы, деловых качеств и силы воли Каупервуда, даже внутренней уравновешенности Керри и Дженни. Сын миссионеров-проповедников, он с детства наблюдал презрение окружающих к профессии родителей и к себе самому. Он одержим мечтой разбогатеть и вести жизнь, полную развлечений и удовольствий. В доме своего дяди Клайд видит жизнь недавно разбогатевших выскочек и завидует им. Он не намерен жениться на своей возлюбленной Роберте: его манит богатство семейства Финчли, а посему он предпочитает соединиться брачными узами с молодой и красивой наследницей. Финчли Сондрой. Роберта оказывается препятствием на пути к этому браку. Клайд решает избавиться от нее, он разрабатывает план убийства. Но в решающий момент ему не хватает силы воли исполнить задуманную подлость, он неспособен даже на преступление ради достижения своей желанной цели. От Роберты Клайда избавляет случайность: лодка переворачивается от их неосторожных движений. И тут уж Клайд волен проявить свою гнусность: несмотря на крики девушки о помощи, он в страхе плывет прочь.

И все-таки его обвиняют в убийстве. Вся вторая часть этой объемистой, в восемьсот девяносто страниц, книги посвящена судебному процессу над Клайдом. Формально не совершавший убийства, Клайд становится жертвой политической игры, затеянной вокруг его процесса. Богатые родственники не захотели вмешаться в эту игру, суд они считали позором семьи. Неумолимая машина судопроизводства приводит его на электрический стул.

Наша критика уверенно писала о том, что в трагедии Клайда Гриффитса виновата американская общественно-политическая система.

Действительно, Драйзер изучил добрых полтора десятка судебных дел, из которых создал процесс Гриффитса. Писатель воспроизводит в романе подлинные письма, использует газетные материалы начала XX века, когда происходит действие книги, протоколы судебных заседаний. (Через сорок лет Трумэн Капотэ, словно продолжая эту традицию Драйзера, создал свой роман «Хладнокровно» на материалах подлинного убийства, ошеломившего Америку.)

Однако задумаемся: право же, ведь не только в американской системе дело! Стендаль создал образ жестокого, низкого и ничтожного честолюбца, плебея Жюльена Сореля («Красное и черное») во Франции и за девяносто четыре года до выхода «Американской трагедии» — а ведь как схожи типы!

И в то же время — разве социалистическая система была гарантией отсутствия в обществе подобных личностей?

Зависть, честолюбие, поклонение звонкой монете (доллару ли, рублю ли — все равно), толкающие на убийство, — пороки, свойственные низким душам представителей рода человеческого, и они существуют во всех общественных формациях испокон веков и, может быть, навечно...

Политические спекуляции — тоже были и в Древнем Риме, и в США, и в СССР, существуют они и ныне и вряд ли прекратятся, покуда существует институт государства...