—  Она сказала, что тебя хотят убить.

— Кто?! — лицо Олафа сразу стало серьезным.

— Ее муж кого-то нанял для этого. Она слышала разговор, но не узнала второго человека.

— Ее муж? — нахмурился Олаф. — Ты меня удивил. Когда это я успел перейти ему дорогу? Мы знакомы всего несколько дней.

—   Ей незачем лгать, Олаф, — финн присел на скамью.

— Это верно, — согласился сын Айнстейна. — Тогда я по­дожду убийц. Мне это не в первый раз.

—   Ингрид сказала, что тебе надо уходить.

—   Чего мне бояться? Я никогда ни от кого не бегал.

— Ты убьешь одного, второго, но не сможешь убить Эйольва, — резонно заметил Айво. — Ведь так? А он будет всегда рядом и найдет еще людей. У него много золота.

— В этом ты прав, — кивнул Олаф после небольшого раздумья. — Зачем мне оставаться здесь? Ярл умер, Хафтура давно нет в этом мире. Я могу уйти.

— Я уйду с тобой, — твердо заявил Айво. — Больше никто нас не разлучит. Только смерть.

— Как хочешь, — пожал плечами Олаф. У них обоих нет семьи и отчего дома. Быть викингом — это ремесло для таких, как они. И нет разницы, где им находиться.

— Куда мы пойдем?— спросил финн, перебирая одежду, сложенную у скамьи.

— Можно к данам, — предложил Олаф, вспоминая все, что ему было известно о новых набегах викингов — Или в Вестфольд [37] .

Я слышал, там много боевых кораблей. Прекрас­новолосый конунг Харальд что-то затевает.

— Уйдем ночью? — Айво достал серебряный браслет в виде змеи, который он привез из земли франков.

— Это лучше всего, — Олаф пристально смотрел на браслет, будто что-то припоминая. — Ты здесь давно, хорошо знаешь местных викингов. Кому мог заплатить Эйольв?

— Таких несколько, — подумав, ответил финн. — Но что толку гадать?

— А что скажем Торгриму? — Олаф все еще колебался, хотя сознавал, что иного выхода у него нет.

— Торгрима не будет, — ухмыльнулся Айво. — Он оста­нется на ночь у Асвер...

—   Это такая высокая, с темными волосами?

— Она, — подтвердил Айво. — У нее есть ребенок от Колбейна.

—   Кто? Мальчик?

—   Дочка... Но Колбейн ее никогда не видел.

— Никогда, — задумчиво повторил Олаф, вдруг с какой- то невыразимой тоской подумав о том, что он смутно помнит своего отца. И сразу мысли его обратились к земле руссов, Гардарике. Где-то там могла быть жива его мать... Как отыскать ее? Много раз он думал об этом, приходя к мнению, что у него два выхода: или найти денег и снарядить корабль, или самому наняться на чей-то корабль, плывущий в Гардарику.

Задумавшись, он вышел за порог, глядя на багровый закат. Солнце, огромный красный шар, нависло над морской гладью, и вот-вот должно было скрыться из глаз, как это было из века в век. Олаф подумал о Мировой Бездне — Гинунгагапе, колыбели великана Имира и всего мироздания. Там, на западе, Дорога Китов, океан. А что находится на востоке, за Гардарикой? Верно, тоже — Дорога Китов?.. Ему хотелось проникнуть за пределы известного, увидеть следы великанов, о которых он много слышал, но никогда не видел. Ему хотелось...

За спиной замер Айво, слегка дотронулся до плеча.

— Собирайся, Олаф. Надо спешить. Уйдем, как только стемнеет.

Раскрыв глаза, он увидел что находится в одиночестве на рыбацкой лодке, которая плывет, подхваченная течением. Вы­сокие мрачные скалы стеной стояли вдоль кромки воды, пугая своей безлюдной тишиной и холодом. Это был край йотунов. Он сразу узнал его. Любой смертный, попавший сюда, должен прощаться о жизнью...

Внезапно у борта лодки раздался плеск. Он глянул и с ужасом увидел, что из воды вытянулась рука... Ухватившись за борт, в лодку забрался однорукий Хьялти. «Зачем ты здесь?» — спросил его Олаф. «Плыви... — загадочно усмехнулся Хьялти. — Без меня ты не сможешь выбраться отсюда. Ты и Ульберт — слепые щенки, не способные видеть дальше своего носа, что бы вы делали без меня? В краю друидов много чудес, но не каждый может там выжить... Друид способен обратить вас в животных, а тебе понравится всю оставшуюся жизнь бегать в образе собаки? Но хуже всего, если вас обратят в камни. Те самые камни, что набросаны всюду в земле Эйр. И камни эти были когда-то живыми существами!..» Олаф по­шарил в лодке, отыскал весло и принялся грести. Но вдруг увидел, что вместо весла держит человеческую руку! «Один Всемогущий, помоги мне!» — вскричал Олаф, а Хьялти все так же ухмылялся: «Дай мне... это же моя рука! Ирландцы отняли ее у меня. А я нашел!» Олаф отбросил руку, и Хьялти, подхватив ее, исчез... Олаф продолжил плыть и вдруг увидел в скале черты лица — огромный лик, бородатый, злобный, как морское чудовище Кракен, мертвый каменный гигант, лишен­ный жизни. Кто вырезал тебя? Кто?..

Олаф протянул руки и... проснулся. В темноте он различил тело человека, спящего в нескольких шагах от него. Айво...

Финн похрапывал, и его безмятежный храп сразу успокоил Олафа. Он расслабленно откинулся на своем ложе, вспоминая все, что произошло за последние несколько дней.

После своего внезапного для многих ухода из Хвита- фьорда, они с Айво направились было в Хрингарике, но вскоре Олаф передумал. Ему надо было попасть на побережье, и они оказались в Вестфольде, земле, что находится к западу вдоль побережья огромного фьорда, выход из него ведет прямо к Линдсхольму. А дальше мореплаватель мог выбирать: плыть ли на восток, мимо побережья Вестеръетланда к датскому Съяланду и дальше — в Балтику, как плыл когда-то «Око Дракона» или на запад, к Оркнейским островам или Британии, самому большому острову этой части света, который завоевали племена англов, саксов и ютов, проживавших ранее близко от земли данов, южнее города Хедебю.

Обо всем этом Олаф узнал, скитаясь вместе с Ульбертом и одноруким Хьялти по этим землям в поисках человека, ко­торый смог бы снарядить корабль и отправиться в Ирландию за золотом Бельверка. В конце концов они нашли такого чело­века, но лучше бы им никогда не встречать его! Вся трудность заключалась в том, что они не могли в открытую рассказать о золоте, отделываясь лишь туманными намеками. Но кое-кто их все же понял...

Олаф и Айво, двигаясь по западной части Фолда, пришли к Осеборгу и тут остановились у старого Свена по прозвищу Красная Борода. Свен имел дом, хлев для скота, постройки для тралей, которых у него было пятеро, жену, двоих сыновей и давно уже не ходил в набеги, жил тем, что приносило море и живность, а также приторговывал на местных рынках всем, что попадало ему в руку.

Олаф и Айво заплатили ему несколько мер серебра за месяц проживания, и Свен был чрезвычайно доволен. В это время года желающих найти кров и пищу, а главное, способ­ных заплатить, отыскивалось не так уж много. Викинги сби­вались в дружины и уходили в море в надежде разбогатеть. Ушел в море и старший сын Свена — Тьольстов, который был сейчас где-то в Инглаланде. Многие из местных ви­кингов подались на службу к конунгу Харальду Хорфагеру, признанному владыке этих мест. Но быть викингом — значит ловить удачу. Старший сын Свена решил, что в Инглаланде он получит больше, чем здесь. Таким настроениям немало способствовали рассказы викингов о богатствах английских земель.

Ворочаясь, Олаф долго не мог заснуть, вспоминал былое, размышлял, почему Эйольв решил убить его? Из-за Ингрид? Но об этом было даже смешно подумать. Ведь между ними ничего не было и не могло быть. Промаявшись чуть ли не до рассвета, он уснул, как в яму упал...

—   Вставай, Олаф! — Айво тормошил его, улыбаясь. — Кушать пора.

Один из тралей Свена, тщедушный белесый фриз, принес им трески, которую после засолки сначала вымочили в золе, смешанной с водой, а затем отварили.

Вечно голодный финн нетерпеливо бросил тралю:

—   А где же пиво?

— Сейчас принесу, — презрительная усмешка бродила по губам фриза. Он ненавидел их всех — викингов, ярлов и даже просто бондов, которые занимаются хозяйством, не участвуя в набегах. Только страх смерти заставлял его смириться с ны­нешним положением, но фриз надеялся когда-нибудь убежать отсюда. Когда-нибудь...