— Я видел Париж, Олаф, — говорил ему Рогнвальд. — Так же, как и мой отец, который воевал под началом Бьерна Железнобокого.

— Они откупились серебром, — вставил Айво.

— Я слышал об этом, — кивнул Олаф, подливая себе эля. — Я находился тогда в Лунденборге...

— Ты был в Инглаланде? — слегка удивился Рогнвальд. — Как же тебя туда занесло? И почему сразу не вернулся назад?

— Я не мог... — ответил уклончиво Олаф, перед мыслен­ным взором которого мгновенно пронеслось все то, что с ним произошло за эти пять лет.

Он отправился с Ульбертом в Гаутланд, на поиски одно­рукого человека по имени Хьялти, который когда-то сопрово­ждал в набеге самого Бельверка, одного из самых загадочных викингов той поры. С именем Бельверка связывали самые невероятные истории. Говорили, что он когда-то утонул, и сам морской владыка Эгир забрал его к себе, а потом отпустил обратно. И позже всегда помогал ему в делах.

Бельверк разграбил несколько ирландских монастырей, а золото спрятал. Один из ирландских вождей отдал за него свою дочь, но та внезапно умерла по неизвестной причине.

Бельверка хотели казнить, но он убежал, а затем вернулся с несколькими драккарами и под покровом ночи напал на се­ление, где жил тот вождь. Нападение было стремительным и неожиданным. Многих ирландцев перерезали еще сонными, а самого вождя схватили живым.

Бельверк предложил ему выбор: умереть или на суше, или на воде. Вождь, носивший титул ри, местного ярла, видел, что многие его воины обезглавлены, а тех, кто выжил, безжалостно закалывали, как свиней. И он предпочел воду. Вождя связали веревкой и бросили в лодку, которую отвели от берега так далеко, что высокие прибрежные утесы оттуда казались не больше муравьиной головки. Что с ним случилось дальше, знают разве что чайки...

Бельверк разбогател. Но характера он был заносчивого и неуживчивого. И потому часто ссорился с другими викинга­ми, порой весьма влиятельными. Так поссорился он с ярлом Эйнальдом из Сьяланда. Чудом жив остался, вырвавшись из ловушки, которую устроил ему Эйнальд. Долго потом о Бельверке ничего не было слышно, пока ярл Эйнальд не по­гиб в Линдхольме.

Как убийца смог пройти незамеченным сквозь дозоры — ни­кто так и не понял. А только позже вспомнили, что Бельверка считали любимцем морского великана Эгира. И тот помогал ему ночами проникать на любой корабль, делаясь невидимым. Отыскать Бельверка никому не удалось. И никто точно не знает, жив он или мертв?

Ульберт и Олаф искали однорукого Хьялти в земле гаутов, затем — в Уппланде. В Сигтуне им сказали, что однорукий Хьялти, внебрачный сын херсира из Раумрике, вроде бы нашел пристанище далеко на севере, в Далекарлии...

После долгих мытарств они все же нашли Хьялти, который прикинулся ничего не знающим. Но Ульберт сумел подобрать слова и нашел ключ к тайникам его темной души, в которой было похоронено много страшных тайн, в том числе и тайна золота Бельверка.

Помогла им в этом некая Гунхильд, своенравная женщина, пережившая нескольких мужей. У нее было пятеро детей и все — от разных мужчин. В очередной раз оставшись вдовой, положила она глаз на Олафа, появившегося в тех краях. Гун­хильд понимала кое-что в приворотных зельях, хотя и не была колдуньей. Решила она помочь Олафу и Ульберту в их деле, и вскоре Хьялти был даже рад, что они отыскали его в такой глуши. Однако Гунхильд потребовала от Олафа знаков любви и долго не хотела отпускать его, грозя убийством. Хитроум­ный Ульберт сумел обуздать женщину, и они благополучно покинули втроем этот суровый край.

— Я не вижу Колбейна, — сказал Олаф, еще раз внима­тельно оглядывая собравшихся за столом. Он увидел много новых лиц, молодых и старых. Все прислушивались к раз­говору, помня о главном: очень скоро должны вернуться те, кого послали за свидетелем убийства ярла. От внимательных глаз не укрылось то, как держится гость. В нем чувствовалась уверенность и сила. И это пугало тех, кто надеялся обвинить его во лжи.

— Хлекк забрала его с собой в чертоги Одина — ответил Рогнвальд. — Он погиб в земле кельтов, Корнуолуме.

— Зачем он поплыл туда? — удивился Олаф. — В этих землях ничего нет, кроме камней, которые когда-то исполь­зовало для своих обрядов древнее племя полулюдей, живших там от сотворения мира.

— Колбейн служил у датчан, — пояснил Рогнвальд. — Но во время дележа добычи убил какого-то знатного викинга, — ги­гант понизил голос. — Его искали даже здесь, но он спрятался на Оркнеях, а затем скрылся в Корнуолуме. Надеялся найти там свое пристанище. Помогал местным жителям в борьбе против саксов. Но счастье изменило ему. Саксы убили его во время вылазки бриттов. Об этом нам рассказали двое данов, служивших у Гутрума, когда тот воевал с королем саксов Аль­фредом. Прошел слух, что среди бриттов объявился какой-то воин, способный собрать войско для успешных схваток и с викингами, и с саксами. Его опознали уже мертвым.

— А Бриан? Брат Рагнара?

—   Он на Шетландских островах.

— Даже не знает, что его отец... — Олаф смотрел на стену, на которой было развешано оружие, тускло поблескивающее в неровном свете факелов и светильников. Смерть, которую несло это оружие, нельзя было разглядеть так же ясно, как человека. Она затаилась, ожидая своего часа. «Хлекк забрала его», — сказал Рогнвальд. Хлекк — одна из валькирий, дев- воительниц, служащих Одину. За время своих странствий Олаф много нового узнал о людях, что жили в других землях, о богах, в которых они верили. И сейчас, глядя на Дитфена, о чем-то говорившего с Рагнаром, он вспомнил, как тот когда-то говорил о вере: «Я поклоняюсь тому, кому выгодно поклоняться...»

В те дни Олаф еще не сознавал скрытого смыла этих слов. Но сейчас... Сейчас многое изменилось. Люди верят в богов своего народа, тех, что оберегали их далеких предков от начала мира. Но там, в землях саксов, франков, ромеев и других — верят в одного Бога, который не похож ни на кого из тех богов, что знал Олаф.

Один-Всеотец, мудрый, хитрый, многоопытный, но ищу­щий нового знания, сильный, но не способный в одиночку противостоять силам Зла. Иначе как объяснить, что он должен погибнуть в схватке с чудовищным Фенриром? А Тор, могучий истребитель великанов? И он должен погибнуть, несмотря на все свое искусство воина...

Олаф чувствовал, что суровая неизбежность судьбы их богов как будто незримо стоит за каждым из них, как тень, как напоминание о тщетности усилий. Эти люди готовы умереть сейчас и в любой момент, служа Одину, но что ожидает их за Пределом Всего? Новые миры? Или пустота?..

Внезапно чей-то резкий возглас заставил Олафа отвлечься от своих мыслей. На пороге стояли Магнус и Торвальд, держа под руки бледного, как кусок льда, Халлбьерна. Он был закутан в длинный плащ, и только одна рука свободно свисала вдоль тела. Олаф бросил взгляд на Инегельда. Тот был напряжен, но спокоен. Наверное, лишь сожалел о том, что не убедился в смерти гаута.

— Ведите его ближе к столу! — приказал Рагнар.

Викинги зашумели, зашевелились. С жадным любопыт­ством они рассматривали человека, который должен был уличить самого Инегельда.

С неким затаенным чувством взглянул на него и Рагнар. Почти сразу же он припомнил, что уже видел гаута в селении. Тот был одет в плащ из сукна, которое вымачивают в смеси тюленьего и овечьего жира. Мореходы одеваются в одежду из такого сукна: викинги, торговцы и рыбаки. Человек, которого Олаф назвал свидетелем убийства ярда, был торговцем из Бирки, хотя родился в другой области Свеарики, земли свеев — в Вестеръетланде.

— Нам сказали, что ты видел убийцу ярла Стейнара? — Рагнар говорил громко, отчетливо, стараясь подражать своему отцу.

— Это так, — коротко ответил Халлбьерн, приоткрывая глаза на несколько мгновений и вновь закрыв их. Его раны были еще свежи и сильно мучили.

—   Кто ты?

—   Халлбьерн, сын Сельмунда.

—   Чем ты занимаешься?

— Сейчас я торговец мехом и тканями, а раньше ходил в набеги под началом упсальского конунга. Бывал я в землях венедов и эстов, дрался с руссами у Хольмгарда...