— Собака — ты, а я — честный викинг, чьи руки не обагрены кровью женщин и стариков! — рвался из крепко державших его рук возмущенный происходящим датчанин. — Я никогда не убивал безоружных в отличие от тебя!　

— Да ты, пес, грязный бродяга! — Харальд выхватил меч. — Я напою тебя собственной кровью!　

Еще немного, и он заколол бы Торстейна у всех на глазах. Но Стейнар не мог позволить, чтобы кто-то убивал его человека без его ведома. Он сделал знак, и Хафтур с Рулафом, обнажив мечи, заслонили собой товарища.　

— Негоже убивать человека без суда! — веско заметил Стейнар. — Мы должны выслушать его.　

Харальд, озираясь как зверь, был вынужден уступить. Нехотя вложив меч в ножны, он вернулся на свое место рядом со Стейнаром. Но все, кто хорошо знал его, понимали, что так просто Торстейну теперь не вывернуться. Нанеся личную обиду Харальду, он подписал себе смертный приговор, который состоится рано или поздно вне зависимости от решения суда.　

— Торстейн, — обратился к своему дружиннику Стейнар. — Тебя обвиняют в том, что ты хотел убить хедвинга Раудульфа. Что ты скажешь в свое оправдание?　

— Я не имею к этому никакого отношения, — резко ответил датчанин.　

— Есть человек, который видел тебя вчера у дома Раудульфа.　

От толпы викингов, подталкиваемый сильной рукой, отделился невысокий коренастый мужчина лет пятидесяти, одетый в грубые серые штаны и тунику бордового цвета.　

— Что скажешь, Тьостольф?　

— Торстейн был там... — немного помявшись, выговорил бонд.　

— Да, я там был, — согласился Торстейн. — Но я никого не собирался убивать.　

— Что же ты там делал? — Стейнар сверлил глазами викинга, будто пытаясь проникнуть в его мысли.　

— Хотел встретиться с Гудрунн... — глухо проговорил обвиняемый.　

По толпе прокатился вздох. Собравшиеся обсуждали новость, каждый на свой лад. Местные жители жалели Торстейна, люди Харальда злорадствовали.　

Магнус, побелевший от ярости, сжимал рукоятку меча, висевшего на поясе. Такое оскорбление можно было смыть только кровью.　

Стейнар, впервые узнав об этом, смутился. До последнего момента он надеялся, что ему удастся замять непростое дело, В конце концов Раудульф остался жив, а значит, убивать Торстейна тем, кому этого очень хотелось, было не с руки. Что касается оскорбления, нанесенного Харальду лично, то с этим разобраться не так уж трудно. Харальд любил золото, а у Стейнара сейчас его было довольно. Теперь же, после признания дана, подозрения только укрепились. Он сам подтолкнул к этому ярла.　

— И что же, тебе удалось встретиться? — спросил Стейнар, раздумывая.　

— Нет. Оказалось, что в тот вечер она гостила с матерью у родственников.　

— Как смел ты встречаться с невестой моего сына? — взревел Харальд. Его гнусная ухмылка обозначилась еще резче. Сейчас лицо Весельчака напоминало ужасную маску, лик безобразного уродца из царства призраков. Его люди, хорошо знавшие перемены в настроении ярла, прятали глаза в землю. Таким Харальд выглядел, когда впереди его ожидало зрелище смерти.　

— Она могла быть и моей невестой, — вскинув голову, ответил Торстейн.　

— Хвала Одину, что этого не случилось, — усмехнулся Харальд, придумывая в эти мгновения способ смерти, которому подвергнут грязного негодяя, дерзнувшего на такое!　

— Довольно! — вмешался Стейнар. — Эти разбирательства бессмысленны. Ты можешь доказать, что не входил в дом Раудульфа?　

— Я не имею к этому никакого отношения, — повторил Торстейн. — Зачем мне было убивать его?　

— Может, ты хотел отомстить? — подал голос молчавший до этого Магнус.　

Торстейн, услышав слова молодого викинга, посмотрел на него с холодной ненавистью в глазах. Вот он, счастливец! Человек, которого в мужья Гудрунн выбрала судьба. Ему же теперь остается позорная смерть. Он хорошо понимал, что уйти живым Харальд Весельчак ему не даст.　

— Мне незачем мстить отцу Гудрунн...　

— Тогда мы подвергнем тебя испытанию, — сказал Стейнар, бросив взгляд на Магнуса.　

Это была последняя попытка спасти Торстейна. И отказать в этом праве ему не мог никто.　

Когда кузнец раскалил кусок железа, Стейнар сделал знак викингу, застывшему посреди круга зрителей. Все ждали, что будет. По правилам, испытуемый должен был пронести несколько шагов кусок раскаленного железа. Если он ронял его, значит, сомнений в его виновности не оставалось. Если смог донести до метки, ему перевязывали руки и сажали под замок. По прошествии нескольких дней смотрели раны. Те, у кого раны заживали, признавались невиновными. А если...　

Торстейн подошел к кузнецу и огляделся. Его глаза перехватили взгляд Инегельда. Тот еле заметно усмехнулся. Ине- гельд... человек, знавший толк в ночных убийствах! Но кто заподозрит его?　

Торстейн схватил раскаленное добела железо и сделал несколько шагов. Еще, еще... Он донес кусок до отметки и бросил его на землю.　

Руки раздирала невыносимая боль! Ладони мгновенно превратились в кровавое месиво, Торстейн явственно почуял запах паленого мяса...　

Тем временем собравшиеся внимательно смотрели на него. Стейнар дал знак, и Торстейну перевязали руки.　

Хафтур, разглядев его раны, покачал головой. Такие быстро не затягиваются.　

— Увести! — приказал Стейнар.　

Торстейна посадили под замок. И охранять его должны были попеременно люди Стейнара и Харальда Весельчака.　

Конечно, ярл Харальд предпочел бы, чтобы пленник полностью оказался в его власти. Но делать было нечего. Оставалось только ждать ночи, когда Торстейна будут охранять его люди...　

Но насладиться зрелищем мести Харальду и его сыну Магнусу не удалось. В первую же ночь пленник сбежал...

В то утро мальчишка-русс пришел к фьорду, как будто подталкиваемый неясным чувством. Вид голых скал, окружавших полоску воды, вновь и вновь напоминал о чем-то далеком, оставшемся там, за морем. Это был путь, которым он пришел сюда. И только этим путем можно было отсюда уйти. Уйти... Хотел ли он уйти? Мальчишка еще не задавал себе этот вопрос, он всего лишь томился, заброшенный судьбой на край света, от смутных предчувствий.　

Густой туман упал на землю. Мальчик бродил по берегу, не в силах рассмотреть ничего дальше десяти шагов. Но ему здесь стала знакома каждая тропка. Он двигался инстинктивно, как зверек, не задумываясь ни о чем.　

Прошлое оживало в его памяти, как обрывки давних снов. Язык его родины, странно пугающий своей теперешней необычностью, сейчас переплетался в голове с языком здешних жителей, по внешнему виду мало отличавшихся от его родичей. Перун... Перун?.. Так называли бога, прячущегося в чащобах огромных лесов. Он мог убить человека молнией, совсем как здешний бородатый бог Тор, которого пропавший некоторое время назад викинг Торстейн называл своим покровителем...　

Двигаясь в тумане, мальчишка слышал крик чаек, такой одинокий, тоскующий. Когда он слышал подобный крик в тишине, ему казалось, что кто-то зовет его, подражая крику чайки, кто-то, чьи черты стирались в его памяти, как стираются следы на песке...　

Внезапно он услышал звук шагов. Это были легкие, скользящие шаги. Так ходят охотники, идущие по следу зверя. Мальчишка не успел ничего решить: оставаться ли на месте или спрятаться? Прямо из тумана, на него вышла странная фигура: зверь, идущий на двух ногах, как человек. Но это был не медведь. Голова необычного существа сверху казалась волчьей мордой, а ниже торчали усы человека, как у большинства здешних мужчин. Существо подступило к мальчику и, протянув лапу-руку, коснулась его лба. Последовали провал, пустота...

Хафтур, вернувшись от кузнеца, никак не мог отыскать найденыша. Никто из тралей его не видел. После того как бежал Торстейн, забота о мальчике почти целиком легла на его плечи. Но викинг не мог неотлучно находиться рядом с ним днем и ночью.　

Блуждая в окрестностях вокруг дома ярла, Хафтур пытался понять, куда мог пойти мальчик? К фьорду? Это возможно. Но сейчас находиться там было небезопасно. Густой туман, накрывший землю, мог сыграть с несмышленым мальчишкой злую шутку.