Киний взял у Ситалка колбаски.

— И что? Дрянь дрянью.

Клит нахмурился.

— Вовсе нет. Они стараются. Если они прекратят свои старания, мы проиграем. Пока мы побеждаем. Проведи их через три таких сбора, и они ощутят разницу. Это может войти в моду. Могу я попросить колбасок? У меня в животе бурчит от чеснока.

Киний протянул ему колбаску. Клит ножом отрезал кусок и бросил сыну, который ел с Аяксом и Киром. Они ели, как саки, не спешиваясь. Все молодые люди, ездившие с Кинием, переняли это обыкновение.

Клит предложил Кинию мех с вином.

— Отвратительно. В самый раз для воинов. Итак, мы воюем с македонцами?

— Новости здесь распространяются быстро.

Киний отпил вина. Они опоздают на встречу с царем.

— А разве в Афинах по-другому? Я слышал, ты уничтожил отряд персов-убийц — ну, или кельтов, потом выпорол своей большущей плеткой архонта и велел ему быть паинькой, а потом закатил глаза и предрек, что мы победим Антипатра.

Легкий тон Клита не мог скрыть его тревогу.

Киний вернул ему винный мех.

— Ну, в общем так и было, — сказал он.

— Мой первый учитель риторики говорил, что ерничество доведет меня до беды, и смотрите, он оказался прав. Киний, это я предложил сделать тебя гражданином. Мои друзья провели тебя в гиппархи. Не допусти, чтобы нас всех убили.

Киний снял шлем и энергично почесал голову. Потом встретился взглядом с Клитом.

— Мне некуда пригласить вас на ужин. Не поможешь? Я все объясню твоим гостям — почему я считаю, что мы должны воевать, и что они потеряют, если мы воевать не станем.

Клит хмыкнул.

— А я надеялся, что все эти слухи ложные, — сказал он.

— Македонцы идут сюда, — сказал Киний.

Царь ждал. Он и его люди не шевелились, точно золотые кентавры. Колонна городской конницы поднялась по склону и остановилась; она больше, чем хотелось Кинию, походила на толпу, а Патрокл и Клеомен, бросившиеся обнимать сыновей, вообще убили все притязания на воинскую дисциплину.

Сакам все это было как будто безразлично. Царь пробился сквозь толпу греческих всадников к Кинию.

— Ты опоздал, — сказал он с улыбкой.

— Приношу глубочайшие извинения, о царь. Нас ждет архонт.

Киний плетью дал знак Никию, тот отдал приказ, и городская конница начала перестроение.

Сатракс покачал головой.

— Ты смешон. Что такое время? Но для вас, греков, оно как будто много значит. Подумать — второй час пополудни! — Молодой царь рассмеялся. — Да попробуй за месяц согнать саков на сбор!

— Однако вы будете воевать с македонцами, — сказал Киний.

— О, на войну их созвать гораздо легче, — сказал Сатракс. Он прищурился. — Ты изменил свои намерения. Вижу по твоему лицу.

— Пришлось, — ответил Киний. — Со мной говорили боги.

Царь пожал плечами.

— Кам Бакка заверяла, что так и будет. Меня не удивляет, что она права. Так обычно и бывает.

Киний наблюдал за тем, как оба его гиперета пытаются навести порядок в колонне. У него есть еще несколько минут.

— Я говорил с архонтом.

Сатракс кивнул.

— Я думаю, он поддержит войну, — сказал Киний. — По крайней мере сейчас.

— И об этом мне сказала Кам Бакка. — Царь улыбнулся, показав ровные зубы и полные губы, скрывавшиеся под усами и бородой. — Итак, я поведу свой клан против македонцев.

Он не был взбудоражен. Скорее покорен.

Киний кивнул. Сегодняшний сбор лишил его сил. Ему предстоит вести этих горе-воинов против ветеранов полувековых войн.

— Боги пошлют нам победу, — сказал он.

— Боги шлют победу тем, кто ее заслуживает, — ответил царь.

Киний присутствовал при встрече архонта с царем в портике храма Аполлона, но молчал. Архонт был совсем другим — прямым, трезвым, резким, настоящим повелителем. Он менялся быстрее, чем актер, который в театре играет несколько ролей. Киний видел такое в «Эдипе» — один и тот же актер играл и царя, и вестника. В Ольвии пьяница-тиран умел быть царем-философом.

Кир стоял справа от архонта и записывал условия договора. За час царь с архонтом договорились и пожали друг другу руки; каждый поклялся Аполлоном и богами саков поддерживать второго в войне, если придут македонцы. Они не клялись в вечной дружбе. Царь не согласился на то, чтобы жители Ольвии беспрепятственно путешествовали по равнинам, но согласился не облагать их данью на время войны.

Потом архонт сел верхом и проводил царя до границ города. По дороге они беседовали. Киний, ехавший непосредственно за архонтом, слышал, что они больше молчат, чем говорят. В арке ворот архонт натянул узду.

— Нам нужно будет встретиться весной, обсудить стратегию, — сказал он.

Царь взглянул на поля за городом и кивнул.

— Мне понадобится время — и место, — чтобы собрать моих людей.

Архонт был превосходным наездником. У Киния прежде не было возможности заметить это. Архонт удивил Киния, ловко заставив свою лошадь попятиться на несколько шагов и схватив узду Киния.

— Мой гиппарх наседал на меня, чтобы я согласился участвовать в войне, о царь. Поэтому весной я пришлю его к тебе.

Сатракс кивнул.

— Буду ждать с нетерпением, — сказал он.

Архонт кивнул.

— Я так и думал. Когда весной из Афин придут корабли с зерном, мы будем точно знать о намерениях Антипатра.

Лошадь царя беспокоилась. Он успокаивал ее, положив ладонь на холку, потом взял Киния за руку.

— Весной, когда земля просохнет и трава зазеленеет, я пришлю за тобой провожатых.

Улицы были полны народу, в воротах скопились горожане и жители пригородов. Царь помахал на прощание, потом заставил лошадь встать на дыбы и прыгнуть, так что показалось, будто саки собираются галопом промчаться по небу, а не по дороге.

Архонт рядом с Кинием спросил:

— Тебе понравилось среди варваров?

И Киний, который умел в случае необходимости лицемерить и скрывать истину, ответил:

— Я подружился с одним из военных вождей. Эта плеть — прощальный подарок.

Архонт медленно кивнул.

— Твоя дружба с этими разбойниками может оказаться большим преимуществом, чем я думал. Ты им нравишься. — Он снова кивнул. — Их царь не прост. Он образованный человек. — Он криво усмехнулся. — Но молод и высокомерен.

— Он был заложником в Пантикапее, — сказал Киний.

— Почему я никогда с ним не встречался? — спросил архонт. Он пожал плечами. — А может, и встречался. Они плодятся, как черви. И женщины у них такие срамницы — они вряд ли знают, кто отец того или иного их маленького отродья. Тем не менее это отличное мясо для войны, если нам придется ее вести.

Киний напрягся, но ничего не сказал.

— Что я попытаюсь предотвратить, трудясь в поте лица своего. — Архонт повернул лошадь. — Возвращаемся во дворец!

Клит устроил ужин в тот вечер, когда в Афинах почитают умерших и героев, и Киний выпил слишком много вина. Пил он много, оттого что ему предстояло выступить на публике. По настоянию Клита и с помощью Диодора и Филокла он подготовил речь, потом по просьбе Клита и гостей встал с ложа и прошел на середину комнаты, как делали политики, нередко обедавшие в доме его отца в Афинах.

— Граждане Ольвии, — церемонно начал он. Нет, такой тон не годится, особенно потому что его голос дрожит, и потому Киний улыбнулся, пожал плечами, потер бороду и начал снова: — Друзья и единомышленники! — Так гораздо лучше. — Я услыхал — совсем недавно и очень близко отсюда, — будто, став гражданином и назначенный гиппархом, отплатил за вашу доброту тем, что ввязал вас в безнадежную войну.

Все заинтересовались, но не более того. Молодые — например, Эвмен — не представляли себе, что такое война. У людей постарше была возможность сесть на свои корабли и исчезнуть — уплыть в Гераклею, Томис или даже Афины.

Киний набрал в грудь воздуха.

— Эта война не наших рук дело. Александр, мальчик-царь, которому я служил, стал мужчиной. Не просто мужчиной: он провозгласил себя богом. Он стремится покорить не только мидийцев — весь мир.