— А как насчет меня? — спросил он, даже не поинтересовавшись, что трое беглецов предложили кроме драгоценностей.

— Ты — Кикаха, любимец властителя, и этим все сказано. К тому же каждый знает, что тебе известны все сокровища мира. Разве может быть нищим человек, вернувший огромный изумруд Ошкватсму?

— Скоро в твои двери начнут барабанить розоволицые, — сказал Кикаха. — Они перевернут весь этот район вверх дном. Надо уходить, пока не поздно.

Клататол настояла на том, чтобы он позволил ей завязать ему глаза. Проверив повязку, она покрыла его голову капюшоном. Понимая бесполезность споров, он безропотно отдал себя в ее руки. Еще раз проверив, что он ничего не видит, она несколько раз повернула его на одном месте, а затем заставила опуститься на четвереньки.

Послышался легкий скрип камня, который повернула Клататол. Она втолкнула Кикаху в узкий проход, куда ему едва удалось протиснуться. Когда он поднялся на ноги, она взяла его за руку. Спотыкаясь и держась за стены, он поднялся по ста пятидесяти ступеням, прошел двести восемьдесят шагов по пологому склону, спустился вниз по лестнице, насчитав триста перекладин, а затем прошел еще сорок шагов по прямой. Клататол остановила его и сняла с него капюшон и повязку.

Кикаха заморгал. Он находился в круглом помещении около сорока футов в диаметре. По стенам змеились зеленые и черные полосы жадеита. Над головой виднелось вентиляционное отверстие в три фута шириной. Укрепленные на стенах факелы наполняли комнату мерцающим светом. Кикаха с удивлением рассматривал сундуки, кресла из жадеита и дерева, рулоны материи и мехов, бочонки с пряностями, бочки с водой, кое-какое санитарное оборудование и стол с блюдами, сухарями, мясом и неизменным вонючим сыром.

У стены на корточках сидели шесть тишкветмоаков. Их лоснившиеся черные челки прикрывали настороженные глаза. Некоторые курили небольшие сигары. Вооружение мужчин составляли кинжалы, мечи и небольшие топоры.

В креслах сидели трое светлокожих людей. Ближайший из них, с бледной сероватой кожей, большим носом и акульим ртом, не доставал Кикахе и до груди. Второй выглядел, как огромный мешок сала, и из кресла во все стороны свешивались застывшие водопады жира.

Но при виде женщины Кикаха раскрыл рот от изумления.

— Подарга! — вскричал он.

Женщина превосходила по красоте всех, кого он видел когда-либо в своей жизни. Тем не менее Кикаха встречал ее раньше — вернее, видел ее лицо. Но вот тело в ту пору было другим.

Окликнув ее еще раз, он заговорил на искаженном микенском наречии, которым пользовалась она и ее орлицы:

— Подарга! Я не знал, что Вольф вытащил тебя из тела гарпии и перенес твой мозг в такую прекрасную оболочку. Я восхищен…

Кикаха замолчал. Она смотрела на него так, словно совершенно не узнавала. Очевидно, она не хотела, чтобы остальные знали о ее прошлой жизни в птичьем теле. А он, обычно тактичный и сообразительный в подобных ситуациях, разболтался от избытка чувств, как мальчишка…

Но ведь Подарга узнала, что Вольф и есть тот Ядавин, который выкрал ее из Пелопоннеса три тысячи двести лет назад. Это он поместил ее мозг в тело гарпии, которое для забавы создал в биолаборатории. Заподозрив Вольфа в новых злых умыслах, она не позволила ему исправить содеянное. Лелея ненависть к нему, она осталась в крылатом теле с птичьими ногами и поклялась отомстить Вольфу во что бы то ни стало.

Неужели она передумала? Он заметил, что ее голос звучал по-другому — наверное, изменился при перемещении мозга из тела в тело.

— Что ты там бормочешь, лебляббий? — спросила она на языке властителей.

Кикаха почувствовал желание дать ей пощечину. Лебляббиями властители презрительно называли людей, которые населяли их вселенные и почитали своих владык как богов. Само же слово означало маленьких ласковых животных из той вселенной, в которой некогда обитала раса властителей. Эти зверьки ели лакомства с рук хозяев и могли съесть даже их экскременты. И еще они часто сходили с ума.

— Ладно, Подарга, можешь притворяться, что не понимаешь по-микенски, — сердито сказал он. — Но все-таки следи за языком. Что-то ты перестаешь мне нравиться.

На ее лице появилось удивленное выражение.

— Так ты жрец? — спросила она.

Вот же, черт, подумал Кикаха. Работая над телом, Вольф определенно постарался. В каждой черточке сквозило совершенство. Все та же белая безупречная кожа, какой он ее помнил; все те же длинные черные и блестящие волосы. Конечно, черты лица не были идеально правильными, но легкая асимметрия лишь усиливала красоту. И при других обстоятельствах Кикаха давно бы уже заболел от страсти.

Ее наряд состоял из шелкового на вид светло-зеленого халата и сандалий. По всей вероятности, она собиралась ложиться в постель, когда обстоятельства заставили ее спасаться бегством. Но почему Подарга связалась с этими властителями? В уме Кикахи тут же возник ответ. Конечно же, она находилась во дворце Вольфа, когда туда ворвались захватчики. Но что произошло потом?

— Где Вольф? — спросил он.

— О ком ты хочешь узнать, лебляббий? — удивленно отозвалась она.

— Ядавин иногда называл себя Вольфом, — пояснил Кикаха.

Она пожала плечами:

— Его здесь нет. А если он и находился в этом мире, то его, наверное, убили Черные Звонари.

Кикаха запутался еще больше.

— Черные Звонари?

Однажды Вольф рассказывал о них — очень кратко, потому что разговор прервало появление Хрисеиды. Позже, когда они с Вольфом отбили дворец у Ваннакса[6], Кикаха хотел расспросить его о Черных Звонарях. Но так и не удосужился сделать это.

Один из тишкветмоаков заговорил с Клататол резким голосом. Кикаха понял смысл его слов — старый контрабандист перечислял вопросы, которые ему предстояло задать троим чужеземцам. Тишкветмоаки не понимали их языка.

На вопросы отвечала светлокожая женщина.

— Я Анана, сестра Ядавина. Этот тощий — Нимстовл, прозванный нами Висельником. Тот другой — Толстяк Юдубра.

И тогда Кикахе стало все ясно. Вольф рассказывал ему о своей сестре Анане Светлой. Это ее лицо он использовал в качестве модели, когда создавал в биолаборатории Подаргу. Он воспроизводил облик сестры по памяти, так как не видел ее к тому времени более тысячи лет. Значит, сейчас с момента их последней встречи прошло около четырех тысячелетий.

Вольф говорил, что Черные Звонари использовались когда-то как хранилища воспоминаний. Зная, что даже сложный человеческий мозг не может вместить в себя объем тысячелетнего опыта, властители экспериментировали с пересадкой воспоминаний. При необходимости записанные воспоминания можно было переносить из хранилища обратно в человеческий мозг или демонстрировать их другим лицам.

Раздался робкий стук. Круглая дверь в дальнем конце помещения повернулась вокруг оси, и вошел еще один мужчина. Он жестом подозвал воров, и они, собравшись в круг, о чем-то зашептались. Чуть позже Клататол отошла от них и заговорила с Кикахой.

— Награду за каждого из вас утроили, — прошептала она. — Кроме того, розоволицые пообещали покинуть Таланак, как только тебя поймают. Король фон Тарбет поклялся, что все здесь пойдет по-старому.

— Если бы ты решила сдать нас властям, то не стала бы мне этого говорить, — задумчиво ответил Кикаха.

Но, возможно, она просто притворялась нежной и влюбленной, стараясь усыпить его бдительность. Если они нападут на него, их будет восемь против одного. Он не знал, на что способны властители, поэтому не брал их в расчет. С двумя ножами в такой небольшой комнате… Впрочем, ладно, чему быть — того не миновать. Поживем — увидим.

— Фон Тарбет объявил, что, если тебя не приведут к нему в течение двадцати четырех часов, он убьет императора и его семью, а затем уничтожит всех жителей города. Он сказал это во время офицерского совета. Один раб подслушал их беседу, и теперь о ней знает весь город.

— Если фон Тарбет говорил на германском языке, как его мог понять тишкветмоак? — сердито спросил Кикаха.