Все мои попытки, убедить Батистена покинуть наш отряд и заняться другими, не менее важными вопросами, были сведены к нулю. Он решил принять свою судьбу, и я действительно ничего не могла для него сделать. Его решимость принять смерть и окончить свой путь была непоколебима. Невозможность помочь ему, сводила меня с ума, как можно помочь кому-то против его воли?

Через три дня, мы напали на след «истребителей» и, судя по всему, мы могли нагнать их всего за несколько часов. Я содрогнулась при одной мысли о предстоящем. Батистен же начал проявлять неуемное веселье и вел себя беспечно, как проигравшийся игрок.

Мы нагрянули внезапно и стремительно, когда наши враги только занялись разбивкой лагеря. Налет был больше похож на бойню и кровавое месиво. На каждого из нас приходилось по два — три человека и по одному изменнику из разных кланов. Здесь были и вампиры, и хранители, и азарии. Своей внезапностью, мы уравняли наши шансы, т. к. первыми погибли люди. Они не были сильными воинами, но своим численным превосходством, давали возможность нашим реальным противникам подобраться со спины и мешали, отвлекая. Теперь битва могла продолжаться один на один.

Крик Батистена, мгновенно разорвал кровавую пелену, застилавшую мне глаза. Единым махом обезглавив сражавшегося со мной азария, я кинулась на звук ругательств и проклятий, раздававшихся где-то за моей спиной. У меня кровь застыла в жилах, от того зрелища, что предстало перед моими глазами! Батистен, корчась от боли, слабеющими руками, пытался оторвать от своего горла голову вампира, тело которого билось в конвульсиях на земле, пронзенное его двуручным мечом! Наконец зубы разжали, свою последнюю хватку и Батистен, заливаясь своей хлынувшей из раны кровью, откинул мертвую голову и изрубил бьющееся тело в куски. Я еле успела его подхватить, прежде чем он рухнул наземь. Зажимая рукой рану, Батистен прохрипел:

— Я поздно оторвал ему голову… это конец… кровь густеет…

— Почему ты не уехал?! — кричала я.

— Сожги мое тело… — это были его последние слова.

Битва была выиграна, но я ощущала не победу, а поражение. После того, как все останки врагов были сожжены, чтобы никто из них не имел ни малейшего шанса на восстановление, был сложен погребальный костер для Батистена.

По всем правилам его народа, он был вымыт, расчесан, одет в вычищенный доспех. В руках он сжимал свой меч. Я стояла с зажженным факелом в руках, разглядывая спокойное лицо этого могучего воина, моего друга, все еще не решаясь поджечь хворост. Мне казалось, что он не мертв, а просто спит, хотя монеты, закрывающие его глаза, четко определяли постулат — эти глаза закрыты навсегда! Последние прощальные слова уже были сказаны, молитвы произнесены, а я стояла, не шевелясь и не реагируя на ропот, доносившийся от присутствующих на этой трагической церемонии.

Внезапно, веки Батистена дрогнули, и открылись глаза, словно он проснулся, тихий звон монет показался мне раскатом грома. Я зажала рвавшийся наружу вопль рукой, а ропот, доносившийся со спины, перешел в дикий крик. Батистен сел, посмотрел на нас невидящим взглядом, потом сосредоточился на мне и сказал:

— Теперь я знаю, что будет дальше!

Спрыгнув со своего погребального костра, он молниеносно добрался до одной из немногих оставшихся лошадей, вскочил в седло и умчался вдаль во весь опор.

Никто не стал его преследовать, я была не в силах совладать с собой и просто подожгла сложенный хворост, ознаменовав этим смерть того, кто был мне другом, т. к. тот, кто покинул место своего погребения, был мне незнаком. Никто из хранителей, прежде не выживал после укуса вампира. Все это осталось тайной за семью печатями, а о предсказании Марты, я так никому и не рассказала.

Позже, размышляя над случившимся, обдумывая различные предположения и версии, я решила для себя, что он переродился в вампира или новое нечто, нам не знакомое. Только вампиры живут с небьющимся сердцем, кстати вечно. Поэтому часть предсказания, очевидно, сбылась точно, а в остальной абракадабре я так и не разобралась.

«Интересно, что конкретно рассчитывает от меня услышать Ревекка?» подумала я, возвращаясь в реальность. Я открыла глаза и поискала ее глазами. Вот она, бежит с огромным рюкзаком на спине, без видимых усилий, без признаков какой-либо усталости. «Я не рассказала о предсказании никому раньше, и не намерена делать это сейчас!», решила я для себя, столкнувшись с ее горящими красными глазами, и скорчила слабое подобие улыбки, в ответ на ее ослепительный оскал.

Меня снова мутило. Я зажмурилась, защищаясь от размытости мира, и вдохнула запах Дария. Эта холодная пряность направила мой поток мыслей совсем в другое русло, намного более приятное и желанное.

Вспышки образов прошлого, наши «случайные» встречи, всегда неожиданные и, если быть честной с самой собой, то всегда долгожданные, словно давно обещанный сюрприз.

Наша неизменная резкость по отношению друг к другу и наигранное, словно щитом выставленное перед собой, равнодушие — делало больно даже сейчас, при воспоминании об этом так же живо, как и во все наши столкновения.

Невысказанность и неизбежность притворства, четкое понимание обреченности — вот, что оставалось осадком в душе, после каждой стычки, болезненной, глупой, но такой необходимой…

Я вспоминала то время, когда злилась сама на себя, понимая, что наши отношения невозможны, но отыгрывалась за эту боль на Дарии, который с завидным терпением сносил мои выходки и колкости.

«Сколько времени потеряно зря!», с горечью думала я. Ведь, вместо того, чтобы изматывать друг друга всевозможными вывертами, можно было просто наслаждаться каждым мгновением, проведенным рядом, и ценить это.

— Тормозим ребята! — крикнул Дарий, переходя на человеческий темп, а затем сказал, останавливаясь, — Мне кажется, что небольшая передышка нам всем пойдет на пользу.

Местность не сильно изменилась и эта небольшая полянка так же радовала глаз своей сочной зеленью. Мои спутники скинули в кучу свою ношу и развалились блаженно на благоухающем зеленом ковре. Дарий помог мне сесть и сразу же принялся энергично растирать мои затекшие руки и ноги. Я не сдержала стон, ногу свело судорогой.

— Все так плохо? — забеспокоился он, — Надо было сделать остановку раньше.

— Это просто судорога, — простонала я, — она время не выбирает.

— Здесь? — Дарий растирал каменную икру моей правой ноги.

— Да…уже лучше.

— Прости, — прошептал он тихо, — нести тебя, ощущать твое тепло, это окрыляет, я не чувствовал ни времени ни расстояния.

— Дарий, мы куда-то опаздываем? — поинтересовался Маркус, подняв голову с колен Моники.

— Нет… — Дарий недоуменно посмотрел на азария.

— Просто решил поинтересоваться, — он рассмеялся, — такое впечатление, что ты уводишь нас от погони.

— Вот видишь, — шепнул мне Дарий с извиняющейся улыбкой, — со скоростью я тоже не рассчитал.

— На счет погони, — нахмурилась Ревекка, — мне показалось, что нас преследуют, или это моя личная паранойя?

— Нет, — возразила Моника, — у меня это ощущение с утра… думала, что мне это кажется.

Дарий резко вскинул голову, меняя свою позу на оборонительную, словно защищая меня собой. Маркус резко поднялся и стал прислушиваться. Я тоже напрягла свой слух, но кроме пения птиц, жужжания насекомых и движения листвы деревьев, от легких порывов ветерка, ничего не услышала.

— Я уловила кое-какой запах вчера днем и шла по нему, и лишь потом наткнулась на ваш след.

— Кое-какой? — спросил Дарий.

— Я не уверена, но это не человек. — ответила она, легко поднявшись с гостеприимного зеленого ковра.

— Моника… — позвал Дарий.

— Никого из нежелательных знакомых… — отозвалась она, глядя опять в никуда.

— Ладно, я на разведку. — заявила Ревекка, — немного вернусь назад по нашему следу… Все равно не объясню, что за странный запах меня насторожил, его надо почувствовать самому.

— Сильно не задерживайся. — сказал Дарий ей в след.