За 23 года правления Николая II у него было два домашних врача – унаследованный от отца Г. И. Гирш, занимавший должность лейб-хирурга с 1894 по 1907 г., и лейб-медик Е. С. Боткин – с 1907 по 1917 г. Конечно, наличие домашнего врача предполагало приглашение необходимых узких специалистов.

Если говорить о Г. И. Гирше в последние годы его профессиональной деятельности, то старого врача держали, как в дворянских семьях держали на покое старых слуг, ставших почти членами семьи. Гирша только изредка привлекали к его прямым обязанностям, поскольку Николай II и его супруга предпочитали использовать опыт узких специалистов, преимущественно Императорской Военно-медицинской академии. Г. И. Гирш определял гонорары своих коллег, мог порекомендовать того или иного узкого специалиста, он подписывал официальные медицинские бюллетени. В 1900-х гг. Г. И. Гирш воспринимался в обществе как «вечная фигура» придворной медицины.

Когда в 1907 г. Г. И. Гирш в силу возраста фактически не смог исполнять обязанности домашнего врача, некоторое время в этой роли подвизался врач Дворцового госпиталя – Фишер.[271] Однако в силу ряда причин его придворная карьера не сложилась. И виной тому совсем не его профессиональные качества. Просто императрице требовался другой по складу характера врач.

Что касается Евгения Сергеевича Боткина, то о его медицинской карьере написаны десятки книг. В еще большем числе книг о нем пишут как о верном слуге императорской семьи, разделившим ее судьбу до самого конца… Собственно, именно поэтому Е. С. Боткин, вполне обычный для своего времени врач, остался в памяти потомков.

После смерти Г. И. Гирша в марте 1907 г. должность домашнего врача большой семьи Николая II стала вакантной.[272] Вопрос замещения этой должности был весьма непрост. С одной стороны, в медицинской среде продолжалась подспудная борьба между представителями «русской» и «немецкой» партий, а с другой стороны, в самой императорской семье существовали медицинские тайны, носившие политический характер. Поэтому человек, назначаемый на эту должность, должен был быть, безусловно, лоялен по отношению к царской семье.

О накале борьбы «за должность» наглядно свидетельствует письмо старшего врача Гатчинского госпиталя Придворной медицинской части Г. Г. Надеждина, направленное обер-гофмаршалу князю А. С. Долгорукову. Обвиняя инспектора Придворной медицинской части Н. А. Вельяминова в покровительстве «инородцам, особенно жидам», он пишет: «Я знаю, Вельяминов хочет посоветовать Государю лейб-хирурга, на место Гирша, своего протеже шведа Дидерихса, ничем ровно себя не заявившего. Тогда Вельяминов будет еще более властным, и уже без стеснения будет выгонять русских и заменять их жидами и поляками. Ваше Сиятельство! В этом великая опасность для русского дела! Не говоря о том, что влияние инородцев, жидов при Дворе усилится, может быть такой момент, когда это может кончиться страшной катастрофой для Царя, России и для русских! Неужели не возможно найти на эти, в высокой степени важные, посты русских врачей, преданных Царю и Родине? Несомненно, можно и даже должно! Ваше Сиятельство! Вы столь близко к престолу, у Вас обширные связи между сильнейшими русской аристократии: употребите все Ваши усилия, чтобы не совершилось это ужасное по своим последствиям дело». Что любопытно, кандидатом на вакантное место царского врача Г. Г. Надеждин предлагал себя и в качестве одного из аргументов приводил свою черносотенную деятельность: «В частности, я прошу о себе. За мою черносотенную деятельность и направленность, которая, конечно, известна пронырливым жидам, мне грозит серьезная опасность уже не от пули революционера, а от слуги Государя Инспектора».

Окончательный выбор домашнего врача был сделан императрицей Александрой Федоровной осенью 1907 г., когда у нее начались серьезные проблемы с сердцем. Вот как об этом вспоминала С. И. Тютчева: «Ко мне пришла очень взволнованная Анна Александровна Вырубова, впоследствии стяжавшая такую печальную известность в связи с Распутиным. Но в то время я была еще с ней в хороших отношениях. Она сказала мне, что императрица чувствует себя плохо, что к ней необходимо пригласить опытного врача и что она рекомендует Евгения Сергеевича Боткина (сына знаменитого клинициста), лечившего ее за год перед тем от брюшного тифа. „Вызовем его к императрице телеграммой за нашими подписями“, – предложила она. Я ответила, что без ведома и разрешения государя мы не имеем на это права, но что есть другой выход. Пусть Вырубова вызовет его к себе (она жила в Царском Селе), а когда он приедет, то спросим императрицу, не желает ли она его принять. Так и было сделано. С тех пор Боткин стал лечить императрицу, а через некоторое время был назначен лейб-медиком. Евгений Сергеевич был, безусловно, хороший врач, опытный и знающий, но ему недоставало твердости и решительности. Когда императрица не хотела исполнять его предписания, он не настаивал, а говорил как многие придворные: „Как будет угодно вашему величеству“».

Сама А. А. Вырубова писала об этом в мемуарах несколько иначе: «Выбор ее (императрицы. – И. З.) остановился на Е. С. Боткине, враче Георгиевской общины, которого она знала с Японской войны, – о знаменитости она и слышать не хотела. Императрица приказала мне позвать его к себе и передать ее волю. Доктор Боткин был очень скромный врач и не без смущения выслушал мои слова. Он начал с того, что положил Государыню на три месяца в постель, а потом совсем запретил ходить, так, что ее возили в кресле по саду. Доктор говорил, что она надорвала сердце, скрывая свое плохое самочувствие».

Е. С. Боткин

Дочь Е. С. Боткина излагает этот эпизод, определивший всю последующую жизнь и даже смерть врача, следующим образом: «Императрицу Александру Федоровну спросили, кого она желает пригласить, она сказала: „Боткина… Того, который был на войне“».

Надо отметить, что семейный врач был нужен прежде всего императрице, у которой к этому времени накопился ряд хронических заболеваний, и ей требовалось постоянное медицинское наблюдение. В числе прочих протежировала Е. С. Боткину его родственница, фрейлина императрицы О. Е. Бюцова. Николаю II, который физически был очень крепок, видимо, импонировало участие Е. С. Боткина в боевых действиях во время Русско-японской войны (1904–1905 гг.), а также то, что он был сыном знаменитого С. П. Боткина, который лечил царя в детстве и был лидером «русской» партии в медицине. Нельзя сбрасывать со счетов также то, что царь покровительствовал черносотенному движению в России. Видимо, сочетание этих, достаточно разнородных, причин привело к назначению Е. С. Боткина на должность домашнего врача семьи Николая II.

6 апреля 1908 г. обер-гофмаршал П. К. Бенкендорф направил министру Императорского двора В. Б. Фредериксу извещение, в котором сообщал, что императрица «желает, чтобы ко дню Св. Пасхи почетный лейб-медик Е. С. Боткин был бы назначен лейб-медиком, на место покойного Г. И. Гирша». 8 апреля 1908 г. В. Б. Фредерикс наложил резолюцию: «Высочайшее повеление исполнить». Назначение Е. С. Боткина состоялось 13 апреля 1908 г., содержание было определено в 10 000 руб. в год (5000 руб. жалованья и 5000 руб. столовых) при квартирном довольствии. До этого назначения жалованье Е. С. Боткина составляло 2280 руб. в год.

Записка П. К. Бенкендорфа с распоряжением императрицы Александры Федоровны назначить Е. С. Боткина на должность лейб-медика. 6 апреля 1908 г.

Обязанности Боткина сводились к ежедневному контролю за состоянием здоровья членов императорской семьи и, прежде всего, за здоровьем императрицы. «Ее Величество принимала моего отца в начале 10 часа в спальне», – писала дочь Боткина. О том, что Е. С. Боткин «предназначался» для императрицы, косвенно свидетельствуют дневниковые записи Николая II, в которых домашний врач, как правило, фигурирует в качестве спутника императора в его пеших прогулках и купаниях.[273] Впрочем, иногда помощь домашнего врача требовалась и Николаю II: «Утром за чтением бумаг Боткин делал мне массаж левого плеча, у меня сделался прострел» (11 августа 1910 г.).