Если до сих пор полиция производила на барышню Пелконен крайне неблагоприятное впечатление, то в следующее мгновение оно, пожалуй, изменилось к лучшему. Едва она ступила на тротуар, как к гостинице подлетел черный автомобиль с мотающейся антенной и, резко затормозив, замер на месте. Не успела Кайно Пелконен даже собраться с мыслями и осознать, что это и есть полиция, как передняя дверца распахнулась, и оттуда показался одетый в форму полицейский. Одной рукой он уже открывал для нее заднюю дверь.

— Это вы звонили? — спросил полицейский. — Залезайте скорее. Едем.

Барышня Пелконен была настолько обескуражена быстротой операции, что, влезая в машину, сбила набок свою шляпку, а Надежного Друга ей пришлось втаскивать силой, ибо он упирался всеми четырьмя лапами, полный мрачных подозрений относительно полицейского мундира. Насилие оскорбило пса до глубины души, тем более что барышня Пелконен не имела возможности немедленно начать мирные переговоры, а занялась более неотложным делом — стала поправлять свою шляпку. Тем временем автомобиль с включенной сиреной летел по набережной со скоростью сто километров в час и уже повернул к костелу, когда барышня Пелконен, установив должным образом шляпку на голове, обратила внимание на окрестности.

— Куда вы едете? — возмутилась она. — И выключите эту ужасную сирену! У меня заболит голова. И люди на нас оглядываются. — На пустынных утренних улицах действительно уже начал появляться народ, хотя молочные магазины еще не открылись. — Никуда этот мертвец не денется, — с упреком добавила она.

— Что же вы сразу не сказали? — неприязненным тоном выговорил ей водитель.

Но полицейский, сидевший рядом с ним, примирительно улыбнулся и, оглянувшись назад, сказал:

— Видите ли, уважаемая госпожа, нам сейчас в самый раз немножко размяться. Засиделись, ночь уж больно однообразная была. Ну, куда поедем? И что стряслось-то? Собачка ваша вроде в порядке. Нам дежурный все что-то про собаку толковал.

Игривый тон полицейского возмутил барышню Пелконен.

— Во-первых, я не госпожа. И не мадам, — на всякий случай добавила она. — Я барышня Пелконен, и я протестую против того, чтобы мое имя упоминалось в связи с этой историей. А во-вторых, моя собака не совершила ничего дурного, хотя я и отпустила ее на минутку побегать. Поэтому она и нашла мертвеца. У вас же тоже есть служебные собаки — ищейки!

Полицейский с шутливым изумлением оглядел машину и спросил:

— Разве? По-моему, на этот раз мы ее не прихватили. Ну ладно, с вашей собакой все ясно. Отличная, черт побери, собака!

Он неожиданно протянул руку и погладил пса по спине. Надежный Друг недоверчиво обнюхал его ладонь и потом неуверенно вильнул хвостом.

Барышня Пелконен наконец совсем успокоилась и больше уже не сердилась.

Водитель нетерпеливо спросил:

— Так куда ехать?

— Он немного нервничает, — сказал общительный полицейский, показывая на своего коллегу пальцем. — Он тут всю ночь прождал одного известия. Мог бы привыкнуть, не первый раз…

— К этому нельзя привыкнуть! — отрезал водитель.

Барышня Пелконен с изумлением отметила, что лицо у него побелело, как будто он вспомнил о чем-то ужасном, и почувствовала, что ее охватывает сильнейшее чувство нереальности всего происходящего. Такое бывало с ней только во сне. Ей пришлось срочно обратиться к Надежному Другу и погладить его. Собака лизнула теплым языком ее руку, и барышня Пелконен поняла, что по крайней мере ее собака чувствует себя спокойно.

— Поезжайте к Обсерватории, — сказала она. — Он около Памятника жертвам кораблекрушений. Рядышком, в кустах. Какой-то несчастный бродяга.

— Туда на машине не подъедешь, — мрачно заметил водитель. — Да еще тащиться за каким-то бродягой. Их в это время года на всех скамейках полно, то и дело подбирать приходится. Это потом, ближе к зиме, они переберутся в тепло — будут в тюрьмах морозы пересиживать и деньги для штрафов зарабатывать.

— Вы просто бессердечный человек! — возмутилась барышня Пелконен. — Он вовсе не на скамейке, а на земле. И он мертвый. Совсем мертвый.

— Эх, знали бы вы, что они пьют! — поддержал разговор общительный полицейский. — Помню одну зиму, когда они мерли как мухи. Их даже череп с костями на этикетках не останавливает!

Водитель развернул машину и медленно двинулся в обратном направлении, бурча себе под нос:

— Ничего себе бессердечный! Как раз наоборот. Чересчур мягкосердечный. От этого-то и мучаюсь.

У телефонной будки машина повернула и поползла на холм. Барышня Пелконен оглядела будку и обличающе заметила:

— Этот телефон сломан. Аппарат разбит, а телефонная книга порвана.

— Да, нынешняя ребятни любит поозорничать, — добродушно заметил общительный полицейский. — Хорошая порка им не помешала бы. — И, покосившись на товарища, с улыбкой добавил: — Но разве нынешние родители могут выпороть!

— В жизни не порол детей и не буду! — рассердился водитель. — Никогда! — Гневным взором он окинул окрестности и вдруг заметил на лужайке смятый автомобиль. — Ого! — воскликнул он. — Не одни мы тут ездим.

— Погоди-ка! — Другой полицейский уже открывал дверцу. Он вылез и пошел прямо по газону, не обращая внимания на протестующие возгласы барышни Пелконен. Заглянул в машину, записал в книжку ее номер и осмотрел следы шин на примятой траве. Потом вернулся обратно и заметил: — Ребята, видно, очень торопились. Но никто, судя по всему, не пострадал. Стекла разбиты вдребезги, есть несколько капель крови. Надо сообщить место и номер машины, пусть владелец придет осмотрит. О ее пропаже еще не заявляли. — Он заглянул для верности в записную книжку и подтвердил: — Да, не заявляли. Надо будет снять отпечатки пальцев.

Он нажал какую-то кнопку и заговорил — барышне Пелконен показалось, что он разговаривает сам с собой:

— Внимание, внимание, вызывает двойка, вызывает двойка.

Рация затарахтела, послышался голос, и полицейский быстро и деловито продиктовал данные: номер машины, координаты места происшествия.

— Шикарная тачка! — восхищенно добавил он. — Эти богачи своими «мерседесами» всегда разбрасываются. Наверняка малолетки угнали, попомните мое слово… Ну что, новости есть?

— Есть, есть, — протарахтел голос, и водитель немедленно повернул голову и стал напряженно слушать. — Только что сообщили. Мальчик, родился несколько минут назад. Акушерка определила, пока на глазок, что четыре кило. Мать в порядке, передает привет.

Водитель охнул, ткнулся головой в руль и пробормотал:

— Господи, благодарю Тебя!

С округлившимися от удивления глазами Кайно Пелконен увидела, как на лбу у него выступили крупные капли пота. Водитель выпрямился, его лицо расплылось в улыбке, и он извиняющимся тоном произнес:

— Вот видите, барышня, ну как к такому можно привыкнуть?! Хоть он у нас и четвертый. Но сын — только второй. Средние-то получились девочки. — Барышня Пелконен не успела даже как следует возмутиться, водитель уже лихо завел машину и провозгласил: — Ну, ребята, теперь вперед! Посмотрим, кто тут еще гулял по парку!

Он вывел автомобиль на аллею и дал газ — мотор взревел, машина рванулась вверх к Обсерватории, барышня Пелконен вцепилась обеими руками в спинку переднего сиденья.

Но она вовсе не испугалась, потому что, к ее несказанному изумлению, водитель во все горло запел: «Ля-ля-ля, ля-ля-ля, ля-ля-ля» — и стал очень чисто, но оглушительно громко выводить песню о милой его сердцу Финляндии.

Его товарищ указал на него большим пальцем и пояснил:

— Он у нас в хоре поет. Вчера была спевка, и он ни одной ноты не мог взять. Думали, не сможет поехать с нами в Копенгаген на концерт.

В эту минуту машина остановилась у Памятника. Общительный полицейский выскочил первым и предупредительно открыл дверцу для барышни Пелконен.

— Так, — деловито сказал он, оставляя шутливый тон. — Посмотрим, где тут труп.

Я начал свой роман с испытаний, выпавших на долю барышни Пелконен в то субботнее утро, не только для того, чтобы опробовать перо и расписаться, но прежде всего потому, что меня гложет совесть и до сих пор прошибает холодный пот, когда я вспоминаю об этом деле. И вот в первой главе я хотел деликатно дать понять читателям, что непоправимые и роковые ошибки совершаются порой в самых обыденных случаях и что мы, полицейские, — обычные люди и сделаны из того же теста, что и все прочие.