Радовали внучата. Их было пятеро. Недавно Ивана Сазоновича растрогал Василек, первенец младшего сына. От деревенской ребятни он прослышал о выступлении дедушки в школе, попросил показать орден, долго рассматривал его, а потом сказал:
— Дедуля, когда я вырасту… Ну, большим стану… Буду работать учителем в школе. Жить с вами. Вы постареете, так я буду дрова рубить, сено косить. Все-все делать. А ты с бабулей будешь телевизор смотреть. Мультики всякие. Газетки читать.
Иван Сазонович погладил русую вихрастую голову малыша и почувствовал, как повлажнели глаза, будто застлало их горячим туманом.
IV
Вскоре Михаленок услышал, что на собрании будут избирать нового директора совхоза. Пенсионеров туда не звали, однако Михаленок пошел. На его груди красовался орден Отечественной войны. Людей в клуб набилось полно. В президиуме представители из района. Председателем собрания выбрали директрису. Она была в том же самом темно-синем жакете, негромким голосом говорила о демократии, о гласности.
— Товарищи, нам нужно из двух кандидатов выбрать одного. Он и будет директором совхоза. От того, как он будет руководить, во многом зависит будущее нашего хозяйства. Жизнь наших людей. Да и судьба школы — тоже. — Она оглянулась на президиум и добавила: — А сейчас слово скажет секретарь райкома партии Карпухин Сергей Иванович.
Карпухин, коренастый, крутоплечий, краснолицый, начал громко представлять одного из кандидатов — молодого худощавого парня, инструктора райкома партии. Секретарь убеждал, что это достойный кандидат: окончил сельскохозяйственную академию, работал агрономом, затем в райкоме комсомола, а теперь в райкоме партии.
— Так он же всего полгода был агрономом! Посеять посеял, а урожая не собрал, — послышался женский голос от порога.
«И правда, что он знает, этот мальчишка? Привык сидеть в кабинете, начальству угождать», — подумал Михаленок.
Тем временем уже другой оратор сватал своего кандидата — зоотехника из райсельхозуправления, тоже молодого человека, но уже с приметным животом.
— А почему нашего Ковалевича никто не предложит? Главный агроном… Образованный. Подход к людям имеет. Не пьяница, не лодырь… Урожай теперь вон какой! Несправедливо, что его не выдвигают, — говорили меж собой женщины.
Ковалевича Михаленок знал хорошо. Он приехал в совхоз лет семь назад. Здесь женился, взял местную девушку, воспитательницу детсада. Теперь у него уже два сына. «Действительно, почему его не предлагают? Мы его знаем. Так нет, привезли новых, будто котов в мешке…» — рассуждал Иван Сазонович.
На трибуну поднялся Стрижак и громким голосом начал расхваливать инструктора райкома: молодой, энергичный, полный задумок и планов, он будет хорошим руководителем, совхоз выйдет в передовики, в деревне будет райская жизнь… Затем председатель сельсовета принялся агитировать за кандидата-зоотехника, мол, опытный специалист, наведет порядок на фермах. Но агитировал председатель как-то нерешительно, понимал, что в райкоме партии давно решили сплавить сюда своего человека, а зоотехника привезли только ради приличия — игры в демократию.
Михаленок слушал ораторов, а в душе крепло желание выступить, предложить Ковалевича. Идя на собрание, он ничего не знал, выступать не собирался. Но здесь почувствовал, что он должен сорвать этот фарс, хватит уже Стрижаку поучать людей, пудрить мозги и малым, и старым.
— Прошу слова! — крикнул Михаленок, как только председатель сельсовета закончил речь.
Лидия Сергеевна на мгновение растерялась, ибо в сценарии собрания после председателя сельсовета была записана телятница Маханькова.
— Кто там просит слова? — всматривалась она в зал.
— Михаленок, — поднимаясь уже на сцену, сказал он.
Секретарь райкома Карпухин строго глянул на Лидию Сергеевну, мол, что же вы не руководите собранием, допускаете анархию?
— Товарищи дорогие! Дождались мы интересного времени. Теперь можно по правде выбрать руководителя. А то ж как раньше было. Привезут кота в мешке, расхвалят, мы поднимаем руки. За год или два «кот» промотает хозяйство. Везут из района нового… И все нам диктовали. Когда и что сеять. Когда жать и молотить. И вот настала перестройка. Ну и что? Вместо одного «кота» привезли двух…
В зале грянул хохот.
— Думай, что болтаешь! — крикнул Стрижак.
— Я предлагаю, товарищи, своего, нашего кандидата на должность директора — Ковалевича Ивана Ивановича.
— Правильно! Ковалевича надо!.. — послышались голоса.
— Разрешите узнать, — решительно послышались голоса.
— Разрешите узнать, — решительно поднялся Карпухин. — Кто вас уполномочил вносить кандидатуру?
— Никто. У меня своя голова на плечах. А не кочан капусты. Мы же все знаем Ковалевича. Человек семь лет работает в совхозе. Образование есть. Хозяин рачительный, семьянин хороший. Не лодырь, не пьяница. Есть один у него недостаток… — в зале установилась напряженная тишина. Михаленок провел языком по сухим от волнения губам и негромко сказал: — Не торопится Ковалевич лизнуть в зад начальство. Вот потому и нет его кандидатуры.
Зал снова взорвался хохотом и аплодисментами.
— Включить в список Ковалевича! Давайте голосовать! — со всех сторон слышались возгласы.
Михаленок шел с трибуны, мужчины жали ему руку, хлопали по плечу: «Молодец, Иван Сазонович, крепко врезал!»
Между тем в президиуме шло совещание. Лидия Сергеевна что-то доказывала Карпухину, энергично махала руками, разводила их в стороны. Лицо ее было бледно, а шея покрылась красными пятнами. Видимо, секретарь райкома почувствовал настроение зала и понял: против людей не попрешь.
Когда поставили на голосование предложение Михаленка, в зале поднялся лес рук. Против был только Стрижак.
— Лидия Сергеевна, а вы за кого? — прозвенел чей-то голос.
— Я? Я… воздержалась, — и она, будто школьница, подняла руку.
Большинством голосов новым директором совхоза избрали Ковалевича.
V
Солнце свернуло с полудня, но припекало еще сильно. Михаленок шагал по лесу почти с полной корзиной грибов. Были в ней коричневато-желтые моховики, крупные и махонькие, как солдатская пуговица, золотистые лисички. На самом верху красовалось несколько боровиков. Иван Сазонович любил, чтобы белые грибы всегда были сверху.
Он вышел на выжженную некогда делянку, где теперь дружно поднимался березняк, а понизу пышно цвел вереск. Михаленок сделал несколько шагов и остановился: так сильно запахло медом. «Идешь — вересок переступи», — вспомнилось услышанное где-то поучение.
Над вереском жужжали пчелы. А над ними, будто коршуны, кружили хищные стрекозы: хватали пчел, металлически стрекотали блестящими крыльями и уносились прочь со своей добычей. Это было настоящее побоище. Никогда Михаленок не видел столько крылатых разбойниц, самой разной величины и самой разной окраски: зеленых, коричневых, блестяще-светлых. Над делянкой царил пчелиный и шмелиный гул и сухой металлический шорох крыльев: словно кто-то невидимый со всех сторон стрекотал ножницами. Вспомнил, как лязгала над ухом парикмахерша, которая называла детей «шпротами».
— Бедные пчелки! Сколько же вас не вернется домой, — тихо сказал он, подивился, что ни разу не видел подобной картины, пожалел, что не завел себе пчел. Чтоб не идти по вереску, повернул в сторону.
Шел и думал о жестокости природы. Однако стрекозы ловят пчел, чтобы жить самим, потому как питаются ими да мухами. Здесь происходит естественный отбор. Слабые погибают. А почему воюет человек? Почему уничтожает себе подобных? Вечный вопрос бытия.
Впереди было сухое болотце, поросшее сосняком и березками. Михаленок пошел напрямик — торопился, вечером нужно дежурить на току. Новый директор совхоза уговорил по ночам заведовать током на время молотьбы: руководить сушкой, погрузкой зерна. Михаленок сначала отказался, мол, здоровье уже не то, глаза подводят. И жена советовала не соглашаться, чтобы не таскаться по ночам. Но Коваленок не отступал, упрашивал:
