– Перестань, подхалимка! – улыбнулась маркиза и продолжала:

– К нам прицепились лаццарони, и у меня не было никакой возможности дойти в известное тебе место, и тогда янки как истинный джентльмен пожертвовал собой. Он преградил этим попрошайкам дорогу, и я смогла улизнуть. Ссыльные остались с капитаном. Вот так я и спаслась, а затем один благородный юноша, совсем еще мальчик, судя по одежде – рыбак (с ним еще был друг, огромного роста могучий парень) убил одного из приставших ко мне бандитов и проводил меня, и вот я здесь.

– И в полной безопасности!

– Лишь до завтрашнего вечера. Мне нужно будет вернуться на судно. Впрочем, полагаю, в костюме моряка я без труда ускользну от сбиров.

– Что ж, будем на это надеяться. Но что же твой спаситель, как его звали?

– Король набережных.

– Этот красавец-рыбачок!

– Так ты его знаешь?

– Ну разумеется. Он сирота, но мальчик красивый и благовоспитанный; обожаем лаццарони и всей неаполитанской чернью.

– Я приняла его по меньшей мере за принца.

– И, возможно, была недалека от истины.

– Ты говоришь о нем с такой страстью…

– Ах, моя дорогая, это уже мужчина… хотя он молод… ragazzo[10]. – Кармен вздохнула и несколько наивно добавила: – Но он вырастет.

Маркиза призадумалась.

– Я тебя расстроила, – сказала Кармен. – Какая же я дура! Говорить с тобой о любви… когда речь идет о делах, столь важных.

Маркиза улыбнулась.

– Я тебя прощаю. Этот мальчик заслуживает того, чтобы быть любимым. Он вел себя со мной так по-рыцарски, был так любезен, так отважен, что, честное слово… если бы, как ты… я была столь безумным созданием… актрисой, у которой нет других забот, кроме искусства и любви… я бы, наверное, не устояла.

Кармен бросилась сестре на шею.

– Ты такая милая! – сказала она. – Ты сама добродетель и всегда так снисходительна к моим капризам!

Маркиза смерила ее многозначительным взглядом, а затем довольно-таки резко бросила:

– Теперь поговорим серьезно.

Она нахмурилась. Кармен попыталась подняться.

– Если со мной собирается говорить не сестра, а повелительница, то я должна принять более достойное и подходящее положение, госпожа маркиза.

– Глупышка! Не вставай.

Кармен привычно, словно избалованный ребенок, устроилась удобнее на табурете.

– Когда-то я помогла тебе дебютировать в Париже, чтобы ты могла заработать репутацию, – сказала маркиза молочной сестре, которая слушала ее с некоторым беспокойством.

– Да, так оно и было, и репутацию эту я сохранила, – отвечала актриса.

– Когда твой ангажемент окончился, я отправила тебя сюда, и, как ты знаешь, не без задней мысли.

– Это правда. Так ты хочешь наконец дать мне задание?

И, вскочив на ноги, Кармен радостно захлопала в ладоши, но быстро спохватилась.

– Нет, будем серьезными, – сказала она. – Если тебе пришла наконец в голову здравая мысль как-то использовать меня в том огромном заговоре, который ты готовишь, я должна быть благоразумной, иначе быстро выйду из твоего доверия.

– Будь сколь угодно ветреной, но только постарайся нигде не выдать наших секретов и беспрекословно исполнить мои указания.

– Дорогая Луиза, ты можешь не сомневаться во мне; нежностью, которую я к тебе питаю, горячей любовью к родине своей, я клянусь тебе, что ты можешь всецело на меня рассчитывать. Я и так слишком долго и сильно страдала от осознания того, что ты никак меня не используешь. Другие женщины из твоего окружения постоянно получали задания, я же – никогда, и была этим крайне обижена, ну да ладно!

Маркиза улыбнулась.

– Я берегла тебя для великого дела, как генералы берегут лучших солдат для важнейших сражений, – сказала она.

– Правда?

– Да.

– Дай же я тебя обниму в таком случае!

И, радостная, она бросилась сестре на шею.

– Здесь, в Неаполе, есть один влиятельный генерал, который доставляет нам немало хлопот.

– Как неблагоразумно с его стороны! – заметила Кармен.

– Наши самые красивые сестры ничего не смогли добиться от этого типа.

– Смельчак! Не обращать внимания на женщин! Да он заслуживает самой ужасной расправы!

– В общем, вся надежда на тебя; постарайся преуспеть. Если и ты потерпишь неудачу – все будет потеряно. Ты моя старая гвардия; я бросаю тебя на врага, так выиграй же мне это сражение.

– Маркиза, твой генерал никуда от меня не денется; доставлю тебе его связанным по рукам и ногам.

– Очень на это надеюсь. Но, предупреждаю, это будет совсем не просто. Этот старикан – стреляный воробей. Недоверчивый и хитрый, кажется, вот-вот он клюнет на приманку, но каждый раз срывается с крючка.

– Говорю же тебе, он будет мой, – и Кармен упрямо топнула ногой о пол. – Видела ты когда-нибудь женщину, более желанную, чем я? Да ни один мужчина не устоит перед этим; посмотри. – И она улыбнулась столь обольстительно, что от улыбки ее покраснел бы и пуританин. – Сильно он уродлив, этот твой генерал? А то мне придется искать утешения на стороне.

– Негодница! Думает о любви, когда речь идет о столь важном деле! Упаси боже потерять все из-за подобной глупости.

Кармен сокрушенно покачала головой.

– Луиза, мне иногда бывает так жаль тебя! Известно ли тебе, что первое оружие женщины против человека пожилого – это ревность.

– Возможно, ты и права.

Маркиза улыбнулась.

Кармен, увидев, что сестра согласна, бросилась ее обнимать.

– Дорогая моя Луиза, – промурлыкала она, – как мило с твоей стороны оставить для меня этого свирепого генерала. Как его имя?

– Оно здесь, со всеми указаниями.

Маркиза протянула письмо.

– Отлично! – воскликнула актриса. – Можешь на меня положиться.

– Позднее, когда этот тип окажется в твоих руках, получишь новые инструкции. А теперь – спокойной ночи. Я жутко хочу спать.

– Ложись на мою кровать, – сказала Кармен, – я спою тебе баркаролу.

Маркиза покачала головой с многозначительным видом.

– Но почему? – опечалилась Кармен.

Ничего не ответив, маркиза крепко обняла сестру и быстро удалилась.

Ошеломленная, Кармен не сразу пришла в себя, а когда пришла, прошептала:

– Почему она не мужчина? Боже, как бы я ее любила!

И, тяжело вздохнув, направилась к своему алькову.

Сын неизвестных родителей, он был принят в семью лодочника и воспитан не хуже сына какого-нибудь принца.

Обожаемый приемной семьей, любимый матросами и рыбаками, Паоло был единодушно признан Королем набережных, поскольку все просто души в нем не чаяли. Не было такой шлюпки, где бы его не привечали; не было такого грубого голоса, который бы не смягчался в разговоре с ним. Лодочник, взявшийся заботиться о нем, должно быть, получал неплохие деньги на его воспитание, так как не жалел золота на наряды, питание и обучение Паоло.

С восьми лет у него появился собственный наставник, и учеником мальчик оказался способным. У него был один из тех редких умов, не по годам развитых и в то же время крепких, которые быстро соображают, хорошо запоминают и тянутся к знаниям.

Тем не менее паренек питал такую страсть к морю, что его приемный отец часто повторял:

– Мне приказано сделать из него ученого – я повинуюсь, но, клянусь Девой Марией, он станет моряком.

Паоло пользовался любой возможностью выйти в море на лодке.

Он так сильно надоедал отцу Вендрамину и своим братьям, что десятки раз добивался разрешения выйти с ними в каботажное плавание.

Было подмечено, что он страстно желал знать все, что позволяет человеку управлять кораблем.

Он пожелал научиться стоять у руля – и вскоре овладел этим мастерством в совершенстве.

Вскоре, к великой тайной радости папаши Вендрамина, он уже умел свернуть паруса, брать рифы и делать все то – причем делать превосходно, – что должен делать марсовый.