Восстановление физического здоровья Дженни проходило не без осложнений. Зашитые разрывы затягивались с трудом, из-за этого ей постоянно и каждый день приходилось терпеть боль. Девушка даже попыталась перестать есть, чтобы уменьшить количество испражнений, положенных ей природой. За те две недели, когда ее организм приходил в себя, она потеряла десять фунтов и по большей части провела это время либо в постели, либо на диване, заваленном обезболивающими средствами. По поводу того, стоит ли ей возвращаться в школу, в семье существовали разногласия. Когда она в достаточной степени поправилась, до окончания занятий оставалось каких-то три недели и школьное начальство вместе с учителями великодушно предоставило ей все учебные материалы, а экзамены разрешило сдать летом.
Мне было чрезвычайно любопытно узнать, как Крамеры в конечном итоге решат этот вопрос. Интерес вызывал тот факт, что Шарлотта хотела запереть дочь дома и никуда не пускать, в то время как Том желал, чтобы она опять как можно быстрее оказалась «на коне». Я никак не мог понять, обусловлена ли мотивация Шарлотты тем обстоятельством, что Дженни на тот момент выглядела далеко не лучшим образом. Она не только исхудала, но и побледнела, а лицо приобрело землистый оттенок. От обезболивающих под глазами залегли черные круги. Если же говорить в целом, девочка напрочь утратила присущую ей раньше живость, энергию и совершенно разучилась улыбаться. Мне кажется, Шарлотта, будучи честной по отношению к себе самой, не желала, чтобы дочь увидели до тех пор, пока изнасилование не будет изгнано из внешности Джейн точно так же, как его изгнали из ее памяти.
В этом сражении победа тоже осталась за Шарлоттой.
Крамеры сняли летний домик на Блок-Айленд. Шарлотте пришлось отказаться от места в комитете распорядителей фондов клуба, что стало для нее огромной жертвой. Впрочем, это была ее собственная идея, которую она считала чем-то вроде кнопки «перезагрузка». Полагаю, что, помимо прочего, это еще и была желанная возможность отдохнуть друг от друга. Изъяны в их отношениях на тот момент уже вовсю заявляли о себе, и что Шарлотта, что Том боялись разрыва, казавшегося им неизбежным. Том приезжал только на выходные, но в августе провел на Блок-Айленде целых две недели. Лукас посещал местный летний лагерь. Ему рассказали о нападении на сестру (слово «изнасилование» при этом не звучало), но он не придал этому особого значения, а если и придал, то только в свете того, как подобное обстоятельство отразится на его собственной жизни. Для его возраста это вполне нормально. Дженни выполнила все школьные задания, сдала экзамены и закончила десятый класс. А потом пригласила погостить на недельку Вайолет. Они пошли на пляж и отметили шестнадцатилетие Дженни. Было даже несколько улыбок, хотя Том и видел, что они натянутые. Шарлотта посчитала их искренними и настоящими, а поскольку внимательно наблюдать за дочерью, подмечать ее настроение, особенности поведения, следить за тем, что она ест и как спит, стало для нее почти что работой, она остро чувствовала каждый момент, так или иначе связанный с эмоциональным восстановлением дочери. Как бы там ни было, лето закончилось без эксцессов. Но это, конечно же, было всего лишь затишьем перед бурей.
Об изнасиловании Дженни рассказали в больнице, сначала психолог, потом психиатр. Диспансерного наблюдения специалисты по душевным расстройствам за ней практически не вели. Ни лечения, ни советов, лишь рутинные дежурные проверки. Врачи, конечно же, их рекомендовали, но и Шарлотта, и Том были против. Шарлотта не понимала, какой прок говорить об изнасиловании, если они приложили столько усилий для того, чтобы о нем забыть? Том же, с самого начала не считавший, что все приоритеты должны быть отданы лечению, рассматривал подобные процедуры чем-то вроде возможности не искать преступника, то есть не делать того, что должно быть сделано.
Встретившись в самом начале учебного года, врачи и Крамеры пришли к выводу, что лечение было на редкость успешным. Дженни и в самом деле ничего не помнила об изнасиловании. Она вновь стала нормально есть и спать. Родители очень надеялись, что дочь с головой окунется в водоворот приготовлений к получению высшего образования, столь характерный для последнего класса, – к прохождению стандартизованных тестов для поступления в колледж, к занятиям в рамках учебной программы подготовки к поступлению в университет, к волонтерской работе и занятиям спортом. У девушки не было ни симптомов ПТСР, ни рецидивов болезни, ни кошмаров, она не боялась оставаться одна и вполне адекватно реагировала на прикосновение других людей. Лечение в случае с Дженни считалось настолько успешным, что ее карту запросила даже одна женщина, военный врач из Норвича, занимавшаяся проблемой лечения психических расстройств в полевых условиях.
Беспокоило только одно – странный шрам на спине, оставшийся после пореза.
Как дела в школе?
Этот вопрос Шарлотта Крамер задала Дженни одним зимним вечером восемь месяцев спустя после изнасилования. За ним последовала неловкая тишина, что случалось каждый раз, когда за ужином они оставались втроем. В тот понедельник, как и в другие зимние вечера, Лукас ушел на хоккейную тренировку. Он показывал себя прирожденным спортсменом, и мать записала его сразу в три секции, являвшиеся для пригородов Коннектикута чем-то вроде святой троицы – осенью он ходил на футбол, зимой на хоккей, весной на лакросс. В результате Шарлотта, Том и Дженни оставались одни, причем находиться в такой компании после случившейся беды им было непросто. Без юношеских рассказов Лукаса о состоянии школьного мужского туалета, о его выдающихся спортивных достижениях и о том, что его другу нравится некая девочка, во главе стола Крамеров неизменно восседала тишина, заполонившая собой все уголки их дома.
Потом Дженни вспоминала, что на ужин подали ее любимые блюда – жареного цыпленка, картофель с розмарином и французскую стручковую фасоль. Но аппетита не было, этот факт она тщательно скрывала и от отца, и от матери. Девушка поковырялась вилкой в тарелке и ответила:
Отлично!
Отец бросил на нее взгляд. Я совершенно уверен, что сам Том ничего не замечал, но Дженни говорила, что после возвращения с Блок-Айленда он делал это постоянно. Ей казалось, что в поисках улик он внимательно изучает ее мимику. Она стала контролировать выражение лица, зная, что каждый раз оно повлечет за собой определенный вывод. Что это за незаметная улыбка, притаившаяся в уголке рта? Может, сегодня произошло что-то хорошее? Вот у Дженни чуть дернулось веко, что бы это значило? Она гримасничает? Неужели их вопросы ее раздражают, как любого другого подростка, который сидит за столом с родителями? Но главное, нет ли в лице девушки чего-нибудь такого, что свидетельствовало бы о тревоге, от которой она так и не смогла избавиться? Дженни научилась очень хорошо скрывать свои чувства.
Она подняла глаза, чтобы подарить отцу то, чего он так хотел, – милую улыбку. В ответ он ей тоже улыбнулся, и Дженни, когда он это сделал, увидела беспокойство, поселившееся в его глазах с той ночи в лесу. И тут же подумала, обращает ли он внимание на ее собственную тревогу. Если так, то они оба улыбались друг другу, делая вид, что ничего не замечают.
Но Дженни не знала, что отец не изучал ее лицо. Да, он смотрел на нее, но только чтобы не подать виду, что от его внимания опять не ускользнуло, как она трет рукой небольшой шрам на спине, в том месте, где насильник пометил ее, будто трофей.
Мать продолжила начатый разговор:
Я сегодня видела у Таггерта премилое платье! Может, сходим в субботу и посмотрим его? Если, конечно, ты не собираешься куда-то идти с очередной подругой. Ты что-нибудь планируешь на этот день, милая?
Дженни полагала, и, на мой взгляд, совершенно справедливо, что мать прекрасно справилась со свалившимся на них несчастьем. Хотя незначительное повышение голоса в такие моменты, как этот, с головой выдавало ее досаду, вызванную нервозной обстановкой, которую создавали Дженни и Том, она вела точно такую же насыщенную жизнь, как раньше, оставаясь неунывающей и общительной. Занятия йогой, ланчи, волонтерская работа в школе. Она никогда не замечала, что Дженни потирает шрам, и даже когда этот вопрос стал обсуждаться в открытую, утверждала, что никогда не обращала внимания на эту особенность поведения дочери.
