Джули была права по всем фронтам. Не знаю, почему мои мысли переключились на расследование и лечение Дженни. Мой эгоизм оказался сильнее, чем я думал.

– Ты права. Извини.

Что будем делать?

Ответов на все вопросы у меня не было.

– Перезвони адвокату. Скажи, что ошиблась. У Джейсона белая толстовка с красной птицей. Придумай что-то еще. Главное – сообщи, что ошиблась и что теперь вздохнула с облегчением. Я ему не верю. Он может попытаться помочь другим, сунув Джейсона под поезд. Теперь конфликт приобрел невероятный размах. Мы сами поговорим с Джейсоном. И найдем действенный ответ. Нет, не ложь, просто ответ.

Джули согласилась и задала мне вопрос. О чем? Конечно, поинтересовалась, что будет, если кто-нибудь вспомнит о толстовке. А потом о хлорке и бритье – взятые вместе, эти обстоятельства вполне могут сработать, не так ли? И Парсонс с Томом Крамером выйдут на след пловца. Вполне логично. В результате каждый парень из команды, присутствовавший на вечеринке, будет носом землю рыть, чтобы не оказаться на пути этого поезда.

Как я уже говорил, ответов на все вопросы у меня в тот момент не было. Но потом я их нашел.

Вспоминать те дни и рассказывать о них чрезвычайно трудно. Они были пропитаны эмоциями. Главным образом страхом. В моей голове они структурированы не очень хорошо.

С Дженни я встретился в среду. Она сумела восстановить фрагмент памяти и вспомнила об отбеливателе. На следующий день я увиделся с Крамерами и рассказал им об этой находке. Круз Демарко на тот момент уже признался, что был на вечеринке и видел, как парень в синей толстовке с красной птицей направлялся в лес. Об этом мы тоже поговорили. Том вырвал у меня обещание попытаться восстановить воспоминание о синей толстовке, тем более что одна деталь того вечера у нас уже была. После полудня Крамеры поехали домой. Это было в четверг. Остаток дня Том провел за компьютером в поисках синей толстовки с красной птицей. Шарлотта обнаружила связь между историей своих отношений с отчимом и тем, что случилось с ее дочерью. После того как Дженни восстановила маленький фрагмент памяти, мать, сидя в кровати рядом с дочерью, вновь мысленно пережила ту свою ночь, а потом прижала ее к груди, попыталась утешить и обнадежить.

Затем сделала себе некий подарок, занявшись любовью с мужем. Я вернулся домой к жене и синей толстовке с красной птицей.

На следующий день, в пятницу, на прием пришла Шарлотта. После нее я ждал Тома. Я вам уже немного рассказывал о том, как миссис Крамер поведала мне о своем разговоре с дочерью и как я оказал ей медвежью услугу, подтолкнув к определенным выводам. Теперь вы понимаете, почему я повел себя столь некомпетентно.

Пообщавшись с Шарлоттой в половине девятого утра в пятницу, я представлял собой сгусток нервов. Принял двух других пациентов, старательно делая вид, что их проблемы представляют для меня интерес. То утро было какое-то несерьезное. Миссис С. поссорилась с соседкой. Она страдала от хронической депрессии, но обсуждать хотела именно это. Соседку. И забор, через который они ругались. Мистер П. опять мучился от бессонницы. Но принимать «Золпидем» не хотел. Я битый час пытался разобраться в его идиотских проблемах. Вы хотите спать или нет? Вот что я хотел ему сказать. Но не сказал. Лишь проявил сказочное самообладание в ожидании звонка жены.

Она позвонила в четверть двенадцатого. Я снял трубку, даже несмотря на то, что в тот момент у меня в кабинете сидел мистер П. Сказал ему, что это пациент, нуждающийся в неотложной помощи. Ложь, ложь и снова ложь.

Я сказала адвокату, что толстовка оказалась темно-пурпурного цвета, а красным на ней изображена не птица, а буквы. Сделала так, как ты велел. И добавила, что чувствую в душе невероятное облегчение.

– Он тебе поверил?

Думаю, да. По крайней мере, мне так показалось. Сказал, что полицейские сегодня допрашивают трех других парней и что разговор с Джейсоном на повестке дня пока не стоит. Брандино говорил непосредственно с детективом Парсонсом.

– Он не сказал, сколько у нас времени?

По его словам, как минимум неделя. Но я полагаю, если мы скажем, что в следующую субботу у Джейсона соревнования по плаванию и сошлемся на экзамены, то может, даже больше.

– Отлично, милая. Это хорошая новость.

Джули умолкла. Я слышал, как из ее груди вырвался вздох. Она всю ночь переживала и очень устала.

Поговоришь с Джейсоном вечером?

– Да. Как только вернусь домой. Скажи ему, пусть никуда не уходит, хорошо?

Скажу. А как быть с одеждой?

– С какой еще одеждой?

Ну… с одеждой… с той, что… Ладно, все в порядке.

– Ты все поняла?

Да. Сегодня просмотрю фотографии на компьютере. А ты? Покопаешься в его телефоне?

– Да. Вечером, когда поговорю с ним. Заодно посмотрим социальные сети. Нужно будет все проверить.

Хорошо. Я люблю тебя.

– Я тебя тоже. Пока.

Это все, что у меня было на тот момент. Избавиться от одежды и этой злосчастной толстовки. Избавиться от всех фотографий, на которых Джейсон в ней запечатлен. Я все ему расскажу, и потом мы, основываясь на событиях того вечера, придумаем, что говорить полицейским. Я всегда считал, что этот мир далеко не такой уж справедливый. И вспоминаю об этом каждую неделю, когда отправляюсь в Сомерс. А еще когда думаю о своем пациенте Гленне Шелби. Полагаю, я уже говорил, что Шелби в конечном итоге покончил с собой.

Я отнюдь не хочу сказать, что в мире нет места справедливости, законности и правде. Но полагаться на что-то подобное не стоит, и человек должен защищать себя всеми доступными способами. Я знал, что мне придется сесть напротив сына и открыть ему глаза. Объяснить, что он забыл, в чем ходил на ту вечеринку, не был в лесу и не видел синего автомобиля Круза Демарко. Растолковать, что он не помнит, что случилось с его синей толстовкой и покупали ли мы ему такую вообще. У него их больше дюжины. Донести, что эти мелкие нарушения закона вкупе с его непоколебимостью необходимы для того, чтобы выжить в этом несправедливом мире. Я убедил себя, что это пойдет на пользу и даст мне возможность чему-то научить сына до того, как с ним что-нибудь случится. Я начал немного успокаиваться. Джейсон не совершал этого преступления, и какому-то слизняку, торгующему наркотиками, теперь не удастся его обвинить.

Потом я позвонил детективу Парсонсу. Это было неблагоразумно, потому как мозги мои соображали не лучшим образом. Но имея доступ к нему, к его информации и располагая надежной легендой, я не смог удержаться. Знание механизмов функционирования мозга, даже своего собственного, еще не наделяет человека способностью его контролировать.

Этот звонок чуть не довел меня до сумасшествия.

Привет, Алан. Рад слышать вас. Как там у вас? Что-нибудь новое накопали? Дженни вспомнила синюю толстовку?

– После того сеанса, в среду, я с ней больше не виделся. Она будет у меня сегодня после обеда. Думаю, Том рассказал вам, что случилось во время нашей последней встречи?

Да, Дженни что-то там почудилось. После того, как она понюхала отбеливатель.

– Ничего ей не почудилось. Она восстановила маленький фрагмент памяти. Подлинное воспоминание о подлинном событии.

Вот и славно. Называйте это как хотите. Это в любом случае принесет только пользу. Плохо, что она не видела лица. Ведь не видела, да? Я тут подумал, что нам надо бы присмотреться к команде по плаванию. На той вечеринке было много пловцов. Я усадил одного своего парня почитать прошлогодние допросы. Попросил школу прислать список, теперь вот жду.

– Отлично, здорово. Но здесь нам нужно соблюдать предельную осторожность. Перед тем как делать какие-то выводы, я хотел бы поработать с Дженни еще. Воспоминания о том или ином событии склонны группироваться вместе. Примерно как главы в книге. И вполне возможно, что запах отбеливателя относится к четвертой главе, когда девушка была в ванной, а изнасилование, к примеру, к десятой. Если мне удастся заполучить все главы, мы сможем сложить их в правильном порядке и…