- А чем стращал? - спросил я.
Бутылки снова собрались вместе.
- Карами небесными, - сказал Саня. - Что всех нас посадят, что родителей посадят, что сгнием в тюрьме.
- А мне говорил, - сказал Игорь, - что ты нарушаешь договор с американцами, и страна может попасть на санкции и вообще много чего лишиться. Типа, противостояние никому не нужно, хотят они себе историю, ну и бог с ними. Пупы Земли.
Леха вздохнул.
- В общем, карточки собрали и сказали всем об этом заткнуться.
- Но, - сказал Саня и выставил указательный палец.
Ребята вдруг заржали так, словно в пиво было что-то подмешано. Игорь свалился с лавочки, и Семка, рискуя упасть сам, помог ему заползти обратно.
Вот мартышки!
- Не, ну хорош! - я ткнул гогочущего Саню в бок. - В чем прикол-то?
Саня перевел дух, посмотрел на меня и произнес:
- Но.
От нового взрыва хохота парни уже просто попадали на землю. Господи, чего взять с придурков? Леха принялся лбом стучаться о ножку стола. Игорь повизгивал и дергал ногой. Семка на четвереньках выбрался из эпицентра и залег в траве. Ранен? Убит?
Я фыркнул, а затем захохотал вместе с ними.
- Понимаешь, - сказал Саня, когда ребята, еле дышащие, вяло сползлись обратно к столу, - там не понятно... Тебя не выпустили, сказали, что ничего о тебе не знают, хотя одна женщина видела как тебя посадили в микроавтобус. Твои родители в центральном офисе безопасников разве что пикет не устроили...
- И тут какая-то зараза ночью оклеила тумбы по Гражданской улице твоими карточками! - сказал Леха.
- Вы? - спросил я.
- Неизвестно, - сказал Игорь, скалясь. - Зараза не попала под камеры.
- А другая зараза подняла волну в сети, - сказал Леха. - И организовала сообщество по твоему поиску. Расползлись ссылки, подтянулись любители космонавтики, истории, не кабинетные, но парни такие, серьезные... Какие попутно темы перетирали!
- А еще стену дома рядом с домом мэра кто-то оклеил вот такими портретами, - Саня показал мне лист формата А4.
На листе под моим плохим, черно-белым портретом в две строчки было написано: "Похищен Константин Ломакин. За то, что мы победили в войну!"
Мне стало трудно дышать.
- Ребята, вас же тоже могли...
- Ну, нас всех задержали на сутки, - сказал Саня. - Видимо, проверяли, мы расклеиваем или не мы. Пластиковые сиденья в отделении на улице Дружбы, скажу тебе, Костян, паршивые. Просто никуда. Ни заснуть, ни застрелиться.
- И что? - спросил я.
- В ту же ночь на Сенатской оклеили строительный забор.
- Кто? - выдохнул я. - Петр Игнатьевич?
- Не он, - сказал Игорь.
- В том-то и дело, - придвинулся ко мне Леха и понизил голос: - Мы не знаем. Люди стали расклеивать. Такое движение поднялось! Как протест. Но наоборот. Какое-то... - Его глаза влажно заблестели. - И за космос, и за мирный атом... Что, мол, все это мы, наша страна. Американцы, говорят, с десяток протестов вынесли. По беспримерной поддержке фальсификации мировой истории.
- А наши?
- А что наши? - улыбнулся Саня. - Сначала как бы да-да, а потом видят, что уже не остановить, так тоже... Возглавили.
- Знаешь, сколько завтра народу ждут? - перебивая, спросил меня Семка.
Я мотнул головой.
- Двадцать тысяч!
У меня стиснуло горло.
- Ребята, - захрипел я, стараясь не разреветься, - это же здорово! Это значит, нам еще нужны звезды!
- А то, - солидно кивнул Леха. - Космос наш.
Косясь на меня, к трибуне подошел мэр.
- Дорогие сограждане!
Люди занимали всю парковую зону. Всю. Они стояли и на аллее, и на отводах дорожек, по всему спуску и у бетонной чаши фонтана. У трибуны было тесно. Я никогда не видел столько людей. Головы, головы, головы. Разноцветье шаров. Цветы. Коляски с детьми. В стороне коротко белели столы с бесплатными чаем и бутербродами.
В таком многолюдье ракету просто негде было устанавливать. Но Леха сказал, что фейерверк будет обязательно, это взяла на себя городская администрация.
- Земляки!
Голос мэра гремел из колонок и уходил в бледно-синее небо. Было тихо. Впервые, наверное, мэра слушали так внимательно.
От торжественности момента он раскраснелся и сдернул с горла шелковый шарф.
- Меня переполняет гордость от того, чему мы были свидетелями... Двенадцатого апреля тысяча девятьсот шестьдесят первого года наш соотечественник...
Саня сказал, что скафандр СК-1 забрали сразу после прошлогоднего праздника, но ему обещали сшить шинель. Гагаринскую, один в один.
А еще к празднику установили большой плазменный экран сбоку от сцены, чтобы всем было видно, и сейчас на нем блестела, покачиваясь, лысина мэра.
- Я поздравляю вас с великим праздником и хочу, по старой традиции, передать слово молодому поколению, которое несмотря на свой юный возраст, интересуется нашим прошлым! Попросим!
Мэр захлопал в ладони.
- Ура! - закричали из толпы.
Людское море загудело, ожило, вскинуло руки.
Мэр отступил к своему кучковавшемуся на заднем плане окружению. Я оглянулся в поисках Сани. Где ты, Гагарин?
- Га-га-рин! - позвал кто-то.
- Га-га-рин! - подхватили справа, потом слева.
- Га-га-рин!
Фамилия громыхнула раскатом, и Саня быстрым шагом выступил из-за занавеса, невысокий, крепкий, в серо-стальной шинели и фуражке.
- Ур-ра!
Я почему-то думал, что Саня выше, но, возможно, он уже был в образе и слегка подседал, чтобы соблюсти Гагаринский рост.
Вместе с ним в такой же серо-стальной шинели появился еще один человек, тоже невысокий, темноглазый, смутно знакомый.
Вдвоем они подошли к микрофону.
- Соотечественники! - сказал Саня.
На экране расцвела его улыбка и порхнула к людям, вызывая улыбки в ответ. Двадцать тысяч улыбок. Двадцать.
- Дорогие друзья!
Саня окинул площадь и парк добрыми, Гагаринскими глазами.
- Вместе с Германом мы отправляемся в космос...
Ну, конечно! - сообразил я. Двойник Титова, космонавта номер два. Ребята нашли похожего человека! Как же это здорово!
- Но летим мы не с пустыми руками, - сказал Саня. - Мы шагнем к звездам с вашими надеждами и мечтами, с вашими голосами, вашими устремлениями и жаждой открытий, упорством и трудом всего советского народа...
"Советского?" - растеряно вспыхнуло среди мэрских. Но Саня не останавливался.
- Нам хочется, чтобы вы знали - мы все делаем одно дело, и это не только Юрий Гагарин или Герман Титов поднимаются в небо, это вы устремляетесь вверх вместе с нами, вся многомиллионная страна. Герман, добавишь еще что-нибудь? - обернулся он к своему спутнику.
Тот кивнул, снял фуражку и пригладил мысок непокорных волос на лбу.
- Кто это? - шепотом спросил меня кто-то сбоку.
Я повернул голову. Саня в шинели стоял рядом и смотрел на людей у трибуны. И все-таки он был повыше.
- Подожди... - я несколько секунд переводил взгляд с него на человека, улыбающегося живому людскому морю с экрана. - Я думал, ты...
У меня пересохло в горле.
- Да я тут... Пока, понимаешь, шинель искал... - Саня говорил все медленнее, потом его лицо приобрело недоверчивое выражение. - Это что... это...
Он замер с открытым ртом.
Герман Титов в это время, наклонившись к головке микрофона, смущенно сказал:
- Ну, я не знаю, что еще добавить после Юрки. Наверное, что мы еще вернемся. Обязательно. Вы только верьте в нас. С праздником!
Он махнул рукой.
- Ур-ра!
Несколько шаров взмыли в воздух.
Люди засмеялись, захлопали. Подобно приливной волне от самого фонтана к сцене, нарастая, поплыл гул голосов.
- Га-га-рин! Ти-тов!
Кто-то тянул шею. Кто-то вставал на цыпочки. Я заметил у помоста Петра Игнатьевича, счастливо утирающего глаза платком.
- Га-га-рин! Ти-тов! Ура-а-а!
Космонавты синхронно отдали честь. Несколько шагов - и они оказались у складок занавеса. Еще шаг.
- Ты видишь? - просипел Саня, впившись пальцами в мое плечо.
