- Ох-х... - потрясенно выдохнули парк и площадь.

Люди замерли.

Потому что Гагарин и Титов прошли сквозь складки и поднялись в воздух. Гигантским миражом распахнулась казахская весенняя степь, пыльная, коричнево-желтая, пятнисто-зеленая. Над степью пузырем надулось второе небо, и тени от облаков побежали по земле. Дохнул ветер, горький, сухой, еще не напоенный травами.

Космонавты добрались до белого с синей полосой автобуса. Тот открыл створчатую дверь, и Гагарин с Титовым скрылись в салоне.

Сизый дымок, автобус тронулся, набрал ход, а степь провернулась, открывая ошеломленным зрителям домики, вышки пускового комплекса и ракету на стартовой платформе, придерживаемую технологическими фермами.

- Ура! - крикнул в тишине какой-то отчаянный смельчак.

Мгновение - и его крик подхватили, сначала нестройно, а потом слитно, до гортанного, обнимающего мир "Р-ра!".

- Ур-р-ра-а-а!

Качалась земля. Плакал Саня. Мэр крестился. Прыгал в каком-то дикарском танце Семка, показывая мне на пылящий ПАЗ.

Степь подергивало маревом.

- Настоящие, - шептал Саня. - Настоящие...

Мне было жарко, тепло проникало в ногу и в перебитые пальцы, из горла рвался какой-то радостный клекот.

А душа моя торопила пробирающийся к космодрому маленький автобус - быстрей, быстрей! Душа жила томительным ожиданием скорого полета. Казалось, вместе с "Востоком", вместе с Гагариным и с Титовым ей суждено взлететь и самой. Выше облаков, выше неба.

Она взлетит!

Потому что чудеса, настоящие чудеса случаются, когда люди к ним стремятся. Искренне. Сознательно. Вместе, как один.

Один. Два. Три. Пуск!