Сознание уплывало. Тофф, не являясь лекарем, мог по собственному опыту определить, что заработал тяжёлое сотрясение мозга. И, судя по хриплому дыханию и резкой, колющей боли с каждым движением в груди, трещины в рёбра, если не переломы.
Тень мелькнула ещё раз, застыла перед ним. Тёплые пальцы сжали челюсть, заставляя открыться рот, и на язык, смывая кровь и осколки, полилась бодрящая жидкость. Тофф глотал жадно, язык выплёскивал больше половины наружу, но Коротышка понимал - дают, надо пить. Кто уцелел из команды - неизвестно, что с дирижаблем - так же... Незнакомец терпеливо вливал жидкость из фляги. Тофф знал, что этот кто-то, кого рассмотреть не дают независимо вращающиеся глаза и сбитая фокусировка, не принадлежит ни к отряду "Ха-Тонг", ни к экипажу дирижабля: ни у кого из вышеперечисленных нет ни столь тонких пальцев, ни хотя бы отдалённо похожего энергетика в боевой аптечке.
Незнакомец наконец отнял фляжку от губ Тоффа и склонился над ним.
Тяжёлая рука ободряюще похлопала по левому плечу, вызвав новый приступ боли и заставив скривиться.
Та же рука замаячила перед глазами растопыренными пальцами, женский голос спросил:
- Сколько видишь пальцев?
Всё плыло, то двоясь, то троясь, и количество пальцев постоянно менялось.
- Апельсин, - буркнул Тофф.
Жидкость подействовала быстро. Глаза перестали бегать в разные стороны, и фокус вернулся на место. Над ним склонилось юное симпатичное лицо, карие глаза смотрели внимательно и жёстко.
- Жить будешь. Только палец с курка убери.
Тофф последовал совету, расслабившаяся рука сползла на живот.
- Слушай, летун, а у вас есть чего-нибудь пожрать?..
Немногим ранее, заброшенный тракт
Кайна
Ботинки оказались просто чудесны: заметно легче прежних гриндеров, высотой почти до колен, язычок пришит к голенищу складкой водоупорной ткани, а подошва - не менее толстая, чем у "гадов", но гораздо более гибкая. Плюс шнуровка и заклёпки, позволявшие при необходимости отгибать верх наподобие ботфорт. Звериными тропами вдоль берега шагалось легко, и до переправы я добрался уже к вечеру, в сгущающихся сумерках
Грандиозный вид: река разлилась широко, глубина мало где превышала середину бедра, в основном едва-едва прикрывая щиколотки; из воды на равных промежутках обломанными клыками торчали полуобвалившиеся зубья свай. Зрелище впечатляющее, честно говоря: стройная колонна свай уходит почти до горизонта, там маячат тонкая полоска прибрежной полосы и лес.
Интересного по пути ничего не случилось, чему я был рад, честно говоря. Разбив лагерь подальше от воды, я отправился на охоту, прихватил с собой пару ножей, мачете и наруч с метательными стрелками. Самострельный арбалет брать поостерёгся - мало ли, вдруг наконечники пропитаны каким-нибудь ядом?
Добычей стал крупный кабан, загнавший меня на высокое дерево, чем-то отдалённо, если бы не необхватный ствол, похожее на земной ясень. Услышав басовитое похрюкивание, я двинулся в сторону звука, приговаривая "Кис-кис-кис!". Чем был вызван данный выверт логики - я вообще не понял. А потом было поздно. Из куста орешника высунулась здоровенная голова с маленькими глазками, полными ненависти ко всему живому, грязный, покрытый слизью пятак шумно втягивал воздух, и довершали картину клыки, каждый размером с мою ладонь, торчащие вперёд из пасти.
Я на рефлексах метнул нож, целясь в рыло, однако кабан мотнул головой, принимая лезвие на прочные кости черепа и, сминая кустарник, выметнулся на меня. Две стрелки одна за другой вошли в правый глаз, но то ли кости глазницы настолько прочными оказались, то ли метал слабо - результат оказался плачевным: оглушительно визжа и хрюкая, кабан кинулся на меня.
Мне самому интересно, каким образом я умудрился из положения стоя прыгнуть спиной вперёд на добрых три метра, развернуться в прыжке, хватаясь за ближайшую ветку, взобраться на неё и перевести дыхание, уже обнимая прочную кору.
Кабан оказался крупнее, чем я предполагал. Туша в высоту едва ли не доходила мне до пояса, широкая, мощная, увитая бугрящимися под шкурой жуткими узлами мускулов. Дикий свин обнюхал дерево и принялся деловито и очень быстро подрывать корни. Я прикинул скорость и масштабы работы кабана. Печально... Часа два-три, и дерево грохнется, а вокруг, как на зло, сплошь тоненькие молодые деревца - прыгнешь на такое, и с ним же упадёшь.
Я сел на ветку, прислонившись к стволу, и стал обдумывать план побега. Впрочем, думалось не очень, все мысли занимало одно: внизу ковыряется здоровенный кусок вкусного мяса.
Не, так дело не пойдёт. Прицельно метая стрелки, я сделал его шкуру похожей на спину дикобраза, только эффекта ноль. Словно чувствуя бросок, кабан очень быстро, просто-таки нереально шустро сдвигался в сторону, и снаряд, предназначенный для глаза или ушной раковины, проходил мимо. Засевший в черепе нож делал его похожим на жутковатого единорога. Когда стрелки закончились, пришёл черёд второго ножа. Несмотря на силу броска и остроту лезвия, нож не пробил глазницу, застряв рядом со стрелками.
Кабан, яростно прохрюкав на своём кабанячьем что-то явно оскорбительное и нелицеприятное, удвоил усилия.
Весело так, что хоть вешайся.
Стоп! А как же татуировка, превращающая руку в лапу?
Я сосредоточился, представляя как пальцы укрупняются, ногти превращаются в жутковатого вида широкие когти, способные располосовать даже броню той туманной твари... Пусто. Ноль реакции. Меня посетила невесёлая догадка: может, лапа действует только в Тумане?..
А потом что-то подтолкнуло мыслительный процесс, заставляя вспомнить, как линии татуировки переливались, двигались... И - о чудо! - антрацитово-чёрный рисунок дрогнул, поплыл, наливаясь изнутри оранжевым светом. Несколько мгновений, и вместо аккуратной кисти с тонкими пальцами - лапища размером с мою голову, покрытая мохнатым рыжим мехом с чёрными подпалинами, а когти напоминают отличные разделочные ножи.
Я дотянулся до ближайшей ветки и махнул рукой. Ветка упала, а вместе с ней несколько аккуратных, ровных спилов.
Я даже заурчал от удовольствия, отрывая спину от ствола.
В ускорение влился уже в прыжке, умудрившись оттолкнуться ногами от нижней части ветви, посылая себя вперёд, на спину кабану. Рывок животного в сторону, взмах наотмашь когтями - и злой визг превращается в частое бульканье. Из разорванных шейных артерий ударяет фонтан крови, едва успеваю уклониться от него. Меня рывком выбрасывает из ускорения, и наступает очередь бега.
Кабан не желал просто сдохнуть, стоя на месте. В его красном тускнеющем глазу ясно читалось намерение отправиться к праотцам на безжизненном, переломанном теле противника. А потому - я задал стрекача между деревьями, стараясь двигаться по кругу, чтобы не отбегать слишком далеко от поляны. Кабан гонял добрых пару минут, пока не выдохся окончательно. Когда я остановился, он в последнем рывке дёрнулся ко мне... Чтобы упасть с переломанной шеей, не выдержавшей углового удара в череп.
Выдернув нож из его лба, я примерился и с силой вогнал его в ухо. Животное дёрнулось, громко пустило газы, булькнуло пару раз разодранной шеей и упокоилось.
Собрав видимую в Сути субстанцию и свернув её в маленький шарик, я перевёл дыхание. Всё-таки не супергерой я. Вон как кабан побегать заставил! Тем более память Кайны услужливо подсказала: кабанчик мелкий, ещё не набрал и половины размера, характерного его сородичам. В животе похолодало - не хотелось бы повстречаться со старшими братьями животины.
Но, так или иначе, вот я - живой и даже здоровый, а вот и кабан - мёртвый и не шевелится.
Сняв одежду и упаковав её в поясной мешочек, чтобы не измазать кровью (отмывай её потом в холодной воде, как же!), я взвалил тушу на плечо и отправился к лагерю.
По возвращении показалось, что Скол с ехидцей повернул в мою сторону макушку, хотя как мне это удалось определить - хоть убей, не пойму. Бросив тушу у кострища, я, скинув ботинки и пояс, отправился принимать ванну - всё таки кровью, как ни старался, уляпался весьма основательно.
