Песня оборвалась на высокой ноте, Боян снова поднял золотой кубок и провозгласил:

- Слава князю Пардусу!

- Слава! Слава! Слава! - гремела дружина.

Тризна закончилась. Полупьяные воины потянулись в крепость. К Святославу подошли Волк и Куцинар. Волк сказал:

- Князь, дозор принес тревожную весть: всю ночь на суда греков грузились воины, но никуда не отплыли. Стоят и чего-то ждут. Нечто что задумали?

- Пожалуй, хотят наступать со стороны реки, - предположил Святослав.

- Дозволь молвить, князь. Когда вэринш или викинги приходили в чужую страну, они окружали свой лагерь лоди-ями, ставили их на бока. Днище прикрывало воинов, откуда они могли успешно обороняться. Прикажи, князь, все лодьи поставить на бока и послать лучников.

- Разумно, Куцинар, разумно. Займитесь этим делом. А я вечером проверю.

Это была битва настолько кровопролитная, настолько ожесточенная с обеих сторон, неправдоподобная, что, казалось, не только воины, но и боги, и вся природа участвовали в этой схватке. Сейчас бы мы сказали, что это была гомеровская битва у стен Трои, описанная в «Илиаде», где в сражении столкнулись интересы богов и богинь, и которая ныне закончилась ничем, а вернее, победой разума. Конечно, эту битву вначале лучше посмотреть глазами участника, историка Льва Диакона, биографа императора Цимисхия, который единственный описал подробно это сражение: «Русы построились в густой боевой порядок и опустили копья. Император вывел также свои войска и поставил против них. В начале сражения скифы храбро бросились на римлян, поражали их копьями, убивали стрелами коней и всадников. Предводительствовал Святослав, возбуждая воинов своими словами к сильному натиску. Анемас, тот, что храбро поразил за день перед тем Икмора, увидев это, выехал стремительно из рядов (так он всегда делал и побивал многих скифов) и, опустив поводья, прямо бросился на Святослава, ударил его мечом по шее и сшиб на землю, но убить не смог, потому кольчуга и щит, которым предводитель русов был вооружен, предохранили его от смерти. Анемас был окружен отрядом скифов, конь его был поражен ударами копий, и сам всадник, убив многих неприятелей, пал мертвый. Он был воин, превосходивший подвигами всех своих товарищей в ратном деле».

На этом мы приостановим воспоминания Льва Диакона и дополним. Это был обычный и превосходный прием греков, когда необходимо было поразить полководца или вождя.

«Бессмертные» прорубают тараном дорогу богатырю, и он выходит один на один с неприятелем. Не всегда этот прием удавался, но греки с упорством повторяли его. Как всегда, рядом со Святославом находился его стременной - Манфред - и воин, державший личный стяг князя, «Прыгающий пардус» (барс или леопард). Именно они помешали Анемасу убить Святослава. Манфред успела подставить свой щит, и удар, скользя, пришел по двум щитам, сбив ее наземь и ошеломив [171] Святослава. Скрылся и стяг, ибо воин этим стягом сбил Ане-маса. На какое-то время армия русов замерла. Но когда они узрели своего князя вновь на коне и державшего в руке не меч, а саблю, показывающую острием в сторону греческого лагеря, и голову Анемаса, водруженную на пику со стягом, торжествующий рев тысяч воинов прокатился по всей армии русов, и их больше нечем было удержать. И опять Лев Диакон: «Русы, вновь ободренные смертью Анемаса, громко закричали по обычаю варваров и столь потеснили наших воинов, что они подались назад (то есть, стали отступать). Тогда император, видя беспорядочное отступление своей армии, видя, что стремительное нападение русов совершенно расстроило римское войско и вот-вот свершится беда, которая грозила полным поражением, ударил в литавры, раздался звук труб, конница сгруппировалась вокруг императора, и он со свитой и своим отрядом ринулся в бой, спасать от неминуемого разгрома».

Тремя потоками русы уже заходили в тыл противника, оставалось всего два метра до лагеря, куда в панике неслись обезумевшие греки. Но вдруг откуда ни возьмись на русское войско обрушилась песчаная буря. Лев Диакон пишет: «И в самое это время поднялась буря, с дождем и песком, навстречу русскому войску. Буря, ослепляя русов, хлестала, вырывала щиты, валила воинов».

Святослав, наблюдавший за битвой, в душе торжествовал, глядя, как бегут греки и как неумолимо катятся русы к победе. Но удар вихря с песочной крошкой захлестнул лицо, все померкло, затуманило глаза князя. Он глянул на небо, оно стало черным, как под пятой Перуна.

- Что ты делаешь, Перун! - вскричал Святослав. - Остановись! Молю!

Но еще пуще, еще яростней взыгралась буря, осыпая людей песком, закручивая все, вырывая щиты, разила острыми каплями дождя. Войско русов, прикрываясь щитами, стало отступать.

- Ты украл у меня победу, Перун! Слышишь, украл! -вскинув руки к небу, кричал Святослав.

«Русы, ослепленные, пораженные прежде всего неистовой враждебностью природы, - пишет Лев Диакон, - будто тысячи демонов враз накинулись, терзая их, стали отступать под натиском конницы и принуждены были сражаться уже на земляных валах у стен города. Некий воин, - продолжает летописец, - на белом коне бился впереди греческого войска, поощряя их к битве. Никто его не видел в стане римском ни прежде, ни после битвы. Император тщетно приказывал отыскать его, но никто не мог найти его. Вследствие этого все вообще полагают, что это был святой Феодор».