— Завтра вечером, с вашего разрешения, к вам пожалует баронесса Вечера.
Графиня со смехом отвечает:
— О, нет, Ваше императорское высочество, я этого не разрешаю. Пусть баронесса назначает свидание Вашему императорскому высочеству где-нибудь в другом месте, но только не в моём салоне. Я не нуждаюсь в её обществе. До сих пор я старалась держаться от неё подальше и продолжаю это делать.
Рудольф смеётся в ответ и оставляет эту тему. Баронесса не сдаётся. Императрице вся эта история крайне неприятна. Даже император говорит за столом 3 декабря 1879 года:
— То, что творит с Рудольфом эта женщина, просто невероятно. Она следует за ним буквально по пятам. Сегодня она ему даже что-то подарила.
В феврале 1880 года Елизавета отправляется через Баварию, где ещё вовсю свирепствует зима, в Ирландию, в Саммерхилл, где по приезде её приводит в восторг тёплый весенний день. Уже назавтра она участвует в чрезвычайно трудной охоте на оленей. «Охота, — пишет Елизавета Францу Иосифу, — разворачивается в очень быстром темпе с преодолением многочисленных препятствий всякого рода. У нас с Мидлтоном она заняла час двадцать минут... Байзанд, который скакал, правда, на хорошей лошади, которую он расхваливал на все лады, упал и поранил себе ногу... Он лежит в постели, а к его лодыжке приложен пузырь со льдом... Руди Лихтенштейн тоже свалился, но отделался лёгким испугом, а лорд Лангфорд, наш хозяин, упал прямо лицом и теперь глотает с большим трудом... Сперва лорд рухнул в заполненный водой ров, а затем упал в небольшую канаву, причём его лошадь сломала себе хребет». Получая такие известия, Франц Иосиф имел все основания всерьёз беспокоиться за императрицу, «Седьмого снова охота на оленей, на этот раз довольно далеко отсюда, вблизи Дублина, так что в ней примет участие несчётное количество всадников... Заставив лошадей сделать несколько больших прыжков, мы сразу же выбрались из толчеи... Тут встретился ров, лошадь Мидлтона поспешила прыгнуть и попала в него; сам Мидлтон скоро выбрался, с трудом переводя дыхание, а пока вытаскивали его лошадь, собаки, конечно, были уже далеко впереди. Десятого числа во время охоты повторилась та же история. На этот раз упала и я, но ничего себе не повредила. На том же месте упало ещё много охотников, как рассказал мне позже Том, но я, разумеется, немедленно поскакала дальше, так что ничего этого не видела».
Если во время охот так часто падает такой опытный мастер верховой езды, можно себе представить, насколько они трудны. Но чем рискованнее это занятие, тем большую радость оно доставляет Елизавете. Для неё это отдых, она наслаждается полной свободой, покоем и независимостью, избавленная от всех забот и всякой ответственности, освобождённая от всех обязанностей, которые так противны её натуре, но тем не менее снова и снова вызывают у неё угрызения совести, если она их игнорирует. Но и тут она не знает меры. Елизавета не совсем в ладах с дисциплиной, и это проявляется во всём. Пока что на первом плане стоит у неё увлечение охотой, но это может неожиданно измениться и на смену охоте придёт что-то другое, чем она будет заниматься столь же обстоятельно, но опять не зная меры.
«Самое большое преимущество Ирландии заключается в том, — рассуждает она в письме к матери, — что там не существует королевской власти». Её очень удручает, что на обратном пути ей вновь придётся нанести визит английской королеве в Виндзоре, что на этот раз особенно необходимо, ибо в Англии не слишком одобрительно смотрят на то, что императрица вновь отправилась в Ирландию. Ведь на большой территории острова царит недовольство английским владычеством и нищета из-за плохих урожаев. Арендаторы ничего не платят своим хозяевам, и паролем является гомруль[55]. Если в районе Саммерхилла всё спокойно, в западной части острова происходят беспорядки. В такое время развлекательная поездка императрицы выглядит неуместно, поэтому она возвращается домой раньше обычного.
10 марта Елизавета получает в Лондоне ни свет ни заря телеграмму. Она вскрывает её и бледнеет словно полотно. Графиня Фестетич, прилагая все силы, чтобы скрыть дрожь в голосе, спрашивает о содержании телеграммы: «Кронпринц обручился с принцессой Стефанией Бельгийской».
— Слава богу, — произносит гофдама, — что не случилось никакого несчастья.
Взволнованная императрица только может ответить:
— Слава богу, что всё в порядке.
У неё такое представление, будто всё перевернулось: кронпринц в свои двадцать два года слишком молод, равно как и невеста в свои пятнадцать!
По пути домой императрице необходимо заехать в Брюссель, чтобы познакомиться с невестой своего сына. В Брюсселе на вокзальной платформе стоит кронпринц со своей невестой и всем королевским семейством. Однако глубоко взволнованны из всех присутствующих лишь двое. Это императрица и кронпринц, который буквально виснет на шее у матери и горделиво поглядывает то на мать, то на невесту. Всё идёт согласно намеченной программе, но теплоты Елизавета не чувствует. Озабоченная, она продолжает прерванный путь домой, где её встречает растроганный Франц Иосиф.
— Только бы всё хорошо кончилось, — говорит она.
Но Франц Иосиф рассеивает её сомнения:
— Ты всегда слишком беспокоишься...
Лето опять застаёт Елизавету в Ишле и в родной Баварии. Как-то она наносит неудачный визит Людвигу II в замок Берг на озере Штарнбергерзее и оставляет там вместо визитной карточки веточку цветущего жасмина. Король Людвиг восхищен её вниманием к нему и пишет Елизавете такое тёплое письмо, что она шлёт ему венок из тех же цветов и фотографию маленькой Валерии в придачу, чтобы дать ему возможность представить себе её дочь покамест хотя бы по изображению. Малышка превратилась теперь хотя и не в слишком красивую, но по натуре и задаткам необыкновенно милую, сердечно и тонко чувствующую девочку. Она тоже страдает, причём в очень сильной форме, наследственным семейным недугом — робостью и смущением. Ей не очень-то удаётся завоевать симпатию у своего окружения — в этом мешает её робость. Лишь с Елизаветой она мила и очаровательна, только та знает, какова её дочь в действительности, только рядом с ней да ещё верхом на лошади императрица чувствует себя теперь счастливой, в остальное время её мучает странное беспокойство, частенько неожиданно впадая в угнетённое, подавленное состояние. В день поминовения усопших она признается Марии Фестетич:
— На этом свете бывает так тяжело... Я убеждена, как ни тяжко умирать, вернуться назад никто тем не менее не захочет, если бы даже и мог.
Императрицу не покидает озабоченность о развитии сына. Теперь, став взрослым, он окончательно отдаляется от неё. Он резко критикует и родителей. О матери он отзывается так: «Она женщина бездеятельная, но очень толковая».
С Валерией родителям гораздо проще. Во время скромных праздников они все вместе играют в жмурки, плюмпзак, салки со связанными за спиной руками.
Император и императрица ведут себя в это время так, словно опять сделались детьми. В такие дни в императорском семействе царит радостная, уютная атмосфера. Но стоит лишь Елизавете покинуть семейный круг, как ею опять овладевает недоверие. Она никогда ни над кем не посмеивается, никогда не рассказывает за чужой спиной что-нибудь худое, но слишком быстро готова проявить к человеку, которого не считает благонамеренным, ледяную холодность и даже заклеймить его презрением, хотя это нередко лишь недоразумение.
При дворе теперь много разговоров о предстоящей свадьбе кронпринца. Однако невеста ещё не сформировалась, в Бельгии слишком спешили выдать её замуж, так что уже назначенную свадьбу приходится отложить.
Лорд Лангфорд, находившийся осенью в Геделе по приглашению императорской четы, уговаривает Елизавету в следующем году снова отправиться через Ла-Манш, а Елизавете больше всего хочется в Ирландию. Однако ей дают понять, что по политическим соображениям это недопустимо. В повторном визите католической владычицы могут усмотреть как бы поощрение движения за гомруль и католической Ирландии и некий вызов британскому правлению. Поэтому на сей раз Елизавета решает вновь отправиться в Англию во владения лорда Комбермера в Чешире. 15 февраля 1881 года, когда Елизавета прибывает на Британские острова, страну окутывает густой туман. Она немедленно направляется в конюшню навестить своих лошадей, которых оставляла здесь на зиму. После Ирландии она здесь буквально тоскует по дому, однако отсюда, где местность не так сложна для охоты, она скорее вернётся на родину целой и невредимой. Англия соревнуется в гостеприимстве. Но верховая езда уже не доставляет императрице такой радости, как в прежние годы.
