В остальном Елизавета словно ребёнок, например, она не имеет ни малейшего представления о стоимости денег. 15 декабря 1872 года она совершает прогулку в Пешт. Неожиданно она спрашивает у Марии Фестетич:

   — У вас есть с собой деньги?

   — Конечно, Ваше величество.

   — Сколько?

   — Не слишком много, всего двадцать гульденов.

   — Да ведь это немало, — замечает Елизавета.

Она намеревается отправиться к Куглеру, всемирно известному кондитеру Пешта, чтобы купить сладостей для Валерии. Счастливая, что её не приметили, императрица является к кондитеру. Посетители магазина при виде Елизаветы едва не упали от удивления, а она радостно делает покупки, и, когда набирается большой пакет, спрашивает:

— И всё это за двадцать гульденов?

А между тем стоимость купленного ею составила целых сто пятьдесят гульденов! Елизавета постепенно ищет, чем бы заняться, потому что она — деятельная натура. При дворе она не получила признания, хотя видит дальше своего окружения, правильнее воспринимает положение и имеет перед всеми карьеристами то преимущество, что не стремится властвовать. Она лишена честолюбия, но жаждет популярности, не пользуется своей властью и своим положением, она хотела бы быть ангелом-хранителем своего мужа, желает ему всяческого счастья и всяческого блага. Ведь он — отец её сына, который в своё время унаследует огромную империю и завидное положение. Мария Фестетич рискует сделать в своём дневнике предсказание о будущем императрицы: «Что сегодня вызывает обиду, спустя некоторое время будет удобно, и она будет делать всё меньше и меньше, и люди всё больше будут выступать против неё, и она со всеми своими богатствами будет становиться всё беднее и беднее и никто не вспомнит о том, что её толкнули к одиночеству».

Император, напротив, очень быстро всё схватывает, но совершенно лишён фантазии. Поскольку он перегружен работой, которую взвалил на свои плечи из-за необычайно развитого чувства долга, для него существуют только положительные впечатления, и он не может взять в толк, как Елизавета может существовать в ином мире, наполненном одними мечтаниями. То, что при всём преклонении перед ней он не понимает её в этом отношении и всё, что вызывает у неё энтузиазм, называет «витанием в облаках», уязвляет её иной раз воздвигает между супругами непреодолимую стену.

9 февраля 1873 года Елизавета теряет из числа своих немногих друзей при дворе императрицу Каролину Августу, сестру эрцгерцогини Софии и четвёртую жену покойного императора Франца I. Она всегда поддерживала Елизавету, хотя и мало что могла сделать, поскольку была совершенно изолирована в Зальцбурге, чтобы не мешать матери Франца Иосифа, которая не могла носить титул императрицы. С неподдельной скорбью следует Елизавета за её гробом...

Если императрицу упрекают, что она плохо исполняет свой долг правительницы, то именно в отношении 1873 года это совершенно несправедливо. Её можно встретить повсюду: в сиротском приюте и в домах умалишённых, а также на торжествах по поводу страстной недели, на празднике тела Христова и омовения ног, которые императорский двор традиционно отмечал с большой помпой.

Едва миновала Пасха, как 20 апреля происходит свадьба дочери Елизаветы. С трудом верится, что старшая дочь этой по-девичьи юной, прекрасной женщины уже выходит замуж. Только когда в помещении раздаётся короткое слово «Да», видно, как глаза Елизаветы увлажняются слезами. Эта «женщина без сердца» плачет, когда ребёнок, который, собственно говоря, никогда не был ей близок, покидает родительский дом. Празднества, следующие за этим событием, — приёмы, концерты, торжественные ужины, театральные представления — для Елизаветы не что иное, как путь на Голгофу. В театре дают «Сон в летнюю ночь». «Как это можно, — задаёт себе вопрос Елизавета, — выбрать для новобрачных пьесу, в которой принцесса влюбляется в осла?!» Принц Леопольд замечает в шутку своей жене:

— Может быть, это намёк на меня?

Но нет, ему объясняют, что «Сон в летнюю ночь» дают по традиции по поводу всякой свадьбы. И молодые легко забывают об этом странном обычае. В Мюнхене молодую пару забирает знаменитая роскошная карета короля, которую до сих пор никто не видел. Богато украшенная деревянной резьбой и великолепными картинами на дверцах, она стоила никак не меньше пятидесяти тысяч гульденов. Шесть прекрасных лошадей везут молодую пару в её резиденцию.

Не успели закончиться свадебные торжества, как начинается новая горячка. Уже несколько месяцев в Вене идёт подготовка к открытию Всемирной выставки. Уже воздвигнута гигантская ротонда, а вокруг неё великолепные павильоны с необыкновенными достопримечательностями. На открытие прибыли титулованные особы со всего света, в том числе немецкий кронпринц с супругой и принц Уэльский.

Согласно проводимой Андраши политике сближения с Германией особые почести должны быть оказаны высоким немецким гостям. Они живут в Хетцендорфе и должны прибыть в Пратер после Их императорских величеств.

Сбор ближайшей свиты Франца Иосифа был назначен на одиннадцать часов в салоне императрицы. Все собрались, нет только Елизаветы... Впрочем, и одиннадцати ещё нет. Император беспокойно расхаживает взад и вперёд. В это время обер-шталмейстеру графу Грюнне сообщают, что кронпринц со свитой уже проехал улицу Рингштрассе. А здесь всё ещё ждут, когда часы пробьют одиннадцать. Грюнне докладывает об этом императору. Тот багровеет от злости.

   — Невероятно! Как такое могло случиться?! Я приказал, чтобы кронпринц прибыл после меня, а тут такое безобразие... Он прибыл, а меня ещё нет. Кто позволил в нарушение моего приказа отправить кареты раньше времени?

Побелевший как полотно граф Грюнне спокойно заявляет:

   — Я, Ваше величество.

Император возмущён:

   — Вы мне за это ответите...

Неожиданно рядом с ним появляется императрица. Она вошла незамеченной, когда собравшиеся безмолвно наблюдали неприятную сцену. Она кладёт руку на плечо императора. Слова замирают на его языке, словно она коснулась мужа какой-то волшебной палочкой. Императрица смотрит на него таким просительным взглядом, что гневная складка на лбу Франца Иосифа разглаживается.

   — Пожалуйста, давайте не будем больше терять времени. Пойдёмте!

Голос её звучит мягко и спокойно. Император повинуется. И в следующие минуты все присутствующие уже в каретах.

Вереница карет кронпринца задержалась под железнодорожным мостом в Пратере. Императорский кортеж тактично пропустили, сделав вид, что не заметили его. В считанные минуты все собрались возле гигантской ротонды. И лишь когда императорская чета заняла подобающее место, подъехал немецкий кронпринц в белом гвардейском мундире и блестящей на солнце серебристой каске, увенчанной орлом. Император начал говорить и как только вступительная речь закончилась, грянула музыка, заигравшая «Сохрани, Господи», флаги приспустились. Выставка открыта. На протяжении трёх часов императорская чета со своими гостями переходит от экспозиции одной страны к другой, и повсюду её встречают с необыкновенным воодушевлением. В венгерском павильоне при виде императрицы разражается буря восторга, все рады, что прусские господа видят, как любят в Вене императорскую пару. Елизавета и кронпринцесса Виктория сразу же находят общий язык, и завязавшаяся дружба сохранится до конца жизни.

Напряжение, обусловленное торжествами, сильно утомляет Елизавету, и она стремится повсюду, где бы ни была, отдохнуть на лоне природы. Стоит великолепная весна, и императрица любит рано поутру прогуляться в зеленеющий, цветущий, благоухающий Пратер. Вена ещё спит, когда императрица в шесть утра вместе с Марией Фестетич добирается до Увеселительного дома и возвращается назад. В это время ещё не видно зевак, привлекающих к ней всеобщее внимание. Стоит только ей выйти на прогулку позже, как она тут же оказывается окружённой людьми, которые идут следом или впереди неё, раздражая и нервируя императрицу. Не то чтобы она опасается покушения — Елизавета бесстрашная женщина как, наверное, никакая другая императрица и до и после неё; однако когда на неё таращат глаза, она испытывает физические страдания.