Один из молотивших его постоянно повторял:

— Я тебе покажу, гнида старая, как танцевать с моей девушкой. У тебя, старый козел, навсегда пропадет охота к танцам, пердун вонючий.

— Эй, босота, — выкрикнул Дюк в сторону озверевших мужиков, — вы что, хотите по «мокрой» статье загрузиться? Дед и так еле дышит.

Оставив старика, четверо недовольно обернулись на голос встрявшего не в свое дело прохожего.

— Вали своей дорогой, — угрожающе надвинулся на приятелей один из них.

— Закрой хлебало, баклан, — на этот раз в диалог вступил друг Дюка, — и вали огородами, пока я в твоей духовке резьбу не свернул. Нифель вонючий. Что же ты на бедного старикашку навалился, как пидер на парашу? Хочешь махач устроить, на меня рыпнись, я тебе, козляра, рога поотшибу на гоп-стоп.

Не вникая в смысл сказанного, местные хулиганы бросились на Зеленцова с приятелем. Однако те довольно легко справились с нападавшими.

Благодарность пострадавшего, оказавшегося не кем иным, как Мокряковым, не замедлила сказаться уже через несколько недель.

Именно с подачи Андрея Борисовича Дюк вышел и на наркотики, и на необходимые для их получения источники секретной информации.

Дальше дело техники.

Кого шантажом, кого запугиванием, а кого и просто элементарным подкупом люди Зеленцова заставили сотрудничать с ними интересующих лиц.

И потек зеленый ручеек, медленно превратившийся в речку.

Мокряков имел свой скромный процент от всех сделок, который Дюк честно платил бывшему партократу, а ныне пенсионеру.

(Знай, конечно, Алексей, к чему приведет это сотрудничество, он еще там, в Ялте, помог бы придушить этого безобидного на вид старикашку.)

Сейчас же, натянув на лицо дежурную улыбку, он приветливо встречал гостя:

— Здравствуйте, Андрей Борисович.

— Добрый день, Алексей, — скрипучим голосом произнес вошедший, — все здоровеете.

— Стараюсь, — радушно ответил Дюк и поспешно предложил: — Чай, кофе или, может, пообедаем?

— Спасибо, — вежливо отказался гость, — у меня к вам срочное дело.

— Слушаю вас, — ответил гостеприимный хозяин, усаживаясь в кресло напротив старика.

— Я сегодня виделся с нашим главным кормильцем, — так между собой подельники называли тех людей, которые снабжали их ценной информацией, — он мне сообщил пренеприятнейшее известие.

— Что, к нам едет ревизор? — не преминул Дюк блеснуть своим знанием русской классики.

— Хуже, гораздо хуже, молодой человек, — так Мокряков называл всех младше пятидесяти, — кто-то из ваших людей пытается завербовать комитетовского стукача. Нашему другу случайно удалось подслушать телефонный разговор между неким Переверзевым и определенно крупной фигурой ФСК. В кафе, куда наш приятель зашел опрокинуть стопарик с товарищами, вспомнив, что должен позвонить жене, он попросил знакомого администратора провести его в кабинет к телефону. Но вы же знаете, Алексей Юрьевич, практически везде в наших учреждениях существуют параллельные аппараты. Так вот, только он снял трубку, как в зале сделали то же самое. Сначала наш друг хотел отчитать негодяя, но узнал по голосу вышеозначенного товарища Переверзева, сообщившего некоему Олегу Александровичу о недавнем разговоре с каким-то Борисом, предлагавшим большие деньги за сотрудничество.

Дюк внимательно слушал рассказ старика, ни разу не перебив того.

Мокряков же, сделав небольшую, но эффектную паузу, продолжил:

— Может, конечно, ваши люди тут ни при чем, однако наш друг очень опасается за себя, так как этот Переверзев работает с ним в одном отделе и может доставить определенные неприятности.

— Спасибо, Андрей Борисович, — поблагодарил гостя Зеленцов, — передайте нашему кормильцу, пусть не волнуется. Мы незамедлительно примем надлежащие меры.

Догадавшись, что разговор окончен, Мокряков встал и, попрощавшись с хозяином особняка, с достоинством удалился.

Через несколько минут после ухода гостя в дверь протиснулся Паша.

— Что делать с Грыжей? — поинтересовался он.

— Зови его сюда, — распорядился Дюк.

Когда тот вошел в комнату и уставился на шефа глазами преданного пса, Зеленцов сказал:

— Слушай, — от прежнего злобного тона не осталось и следа, — у тебя есть единственный шанс вернуть мое доверие. Возьми с собой Кузьму и Андрюшу Костоправа и поезжай к твоему недавнему знакомому. Любыми путями вытряси из него всю информацию. Есть уверенность, что он «кумовской».

— Понял, — отозвался Грыжа, — а потом что с ним делать?

— В жопу его поцелуй, — оскалился Дюк и, переходя на серьезный тон, добавил: — Кончите его. Только далеко не везите, как бы не нарваться на мусоров. Если попадетесь в лапы легавым, лучше друг другу глотки перегрызите, но не давайтесь гадам живьем, тогда обещаю ваши семьи на всю жизнь обеспечить. Не дай вам Бог пожалеть свои шкуры, тогда на хате вам всем кранты. Понял?

— Да, — поспешил ответить коротышка.

Еще бы не понять! Смерть покажется блаженством по сравнению с тем, какие меры применит по отношению к ним Дюк…

Через час с небольшим Грыжа разговаривал с Переверзевым у кафе неподалеку от метро «Октябрьское поле».

— Дмитрий Степанович, — вежливо обратился крепыш к работнику института Курчатова, — у нас есть распоряжение директора нашей фирмы доставить вас для личной беседы.

— А к чему такая спешка? — удивленно спросил Переверзев.

— Просто шеф редко бывает в Москве, — обстоятельно объяснял Грыжа, — сейчас как раз такой момент, и он просит вас к нему приехать, если вы, конечно, не против. Он опасается, как бы у вас не сложилось превратное впечатление о нашей фирме. А то в прошлый раз вы меня расспрашивали о какой-то разведке. Чтобы развеять ваши сомнения, я и приехал за вами.

— Хорошо, — согласился тот и добавил: — Правда, мне необходимо позвонить жене. Я обещал в случае задержки непременно сообщить ей.

С этими словами Дмитрий Степанович неуверенно направился к кафе, однако коротышка взял его за рукав:

— У нас есть телефон в машине.

Поколебавшись несколько секунд, мужчина проследовал к открытой дверце белых «жигулей». Устроившись на переднем сиденье, он взял в руки трубку мобильного телефона. Однако все его попытки дозвониться до нужного абонента оказались тщетны — телефон не работал.

Тем временем автомобиль пересек проспект Жукова и свернул влево, минуя серое здание жилой двадцатипятиэтажной башни. Когда же машина въехала на тротуар Карамышевской набережной, Переверзев занервничал.

Обращаясь к сидящему за рулем Грыже, он спросил:

— Разве здесь есть какие-нибудь дачи?

Вместо ответа сзади на него накинули удавку из шелкового шнура. Когда в горло впилась веревка, его охватила неудержимая паника, и Переверзев инстинктивно попытался схватить ее — это ему не удалось. Тело свела конвульсивная судорога, в мозгу забилась единственная мысль: «Жить!..»

Вопреки ожиданиям петля на горле ослабла, но тут же последовал сокрушительный удар по голове. Переверзеву показалось, что внутри черепной коробки разорвался снаряд, после чего наступила полнейшая мгла.

Из бессознательного состояния его вывел низкий утробный голос:

— Кузя, может, ты его кончил? — Голос принадлежал высокому парню со зверским выражением на безобразном лице.

— Не ссы, Костоправ, — спокойно отозвался тот, которого назвали Кузей, — пульс есть, дышит, значит, сейчас очухается.

И как бы в доказательство этих слов лежащий на земле человек попытался пошевелиться, но не смог двинуть ни одним из затекших членов. Из груди жертвы вырвался сдавленный стон.

— Ну что я тебе говорил! — повернулся Кузя к приятелю, указав на Переверзева.

— Молкни, — зло бросил ему Грыжа, а затем, склонившись над полуживым человеком, ласково произнес: — Как самочувствие, Дмитрий Степанович?

В ответ тот лишь пошевелил губами, не в силах вымолвить ни слова. /

— Не сердитесь, что пришлось применить к вам подобные меры, — все тем же голосом вещал крепыш, — мы не сделаем вам больше ничего плохого, если вы честно расскажете, кто вы такой.