Андреа наверняка тебя очарует. На меня общение с ней действует подобно тонику. Когда она на роликах въезжает в мой кабинет, мне кажется, что уже наступил XXI век. Вчера она представила свой прогноз на ближайшие годы. Начала со спорта, которому придает большое значение. Андреа полагает, что уже в скором времени женщины будут выступать в соревнованиях вместе с мужчинами; что они в одиночку покорят высочайшие вершины мира, совершат кругосветное плавание. Женщина должна прочно стать на ноги, быть «подлинной партнершей мужчины в каждой области, в том числе в любви», — подвела итог Андреа и опустила глаза. Я знаю, что ее угнетает.
Моя гениальная эмансипантка зачитывается романами девятнадцатого века и мечтает о великой романтической любви: всепобеждающей, до гроба, необыкновенной. Поэтому ее так интересует моногамия сиамангов, ведь «homo sapiens, наверное, не хуже?» Вроде бы нет, бормочу я в ответ, вроде бы. И почти уверен, что перед глазами у нас стоит одна и та же картинка из жизни. На ней — мужское население нашего кампуса: толпа козлов и ослов, нахалов и слюнтяев. Их вид приводит Андреа в отчаяние. А ведь она не осознает самого худшего. Каждый из этих уродов убежден в своем превосходстве самца и готов отстаивать оное перед всяким, кто усомнится в этом факте; в первую очередь — перед женщиной.
Я знаю об этом больше Андреа. С тех пор как она стала самой младшей нашей диссертанткой, растет зависть ее коллег. Бывшего поклонника Андреа и моего экс-ассистента (изгнанного за плагиат) я поймал в день отъезда у ее комнаты. Желтым фломастером парень писал на двери «ВОН». На мой вопрос — и куда же «вон»? — он буркнул, нагло ухмыльнувшись: «Во Вьетнам, sir.[41] К обезьянам». Я едва удержался, чтобы не залепить бандиту пощечину. Вот она, наша великолепная новая «мужественность»! Столкнешься с ней разочек — и моментально заделаешься пламенным феминистом, вроде нашего милого Курта. Нет ли у тебя от него известий? Я очень беспокоюсь за его здоровье. И не могу простить отцу и себе, что мы не вытащили Курта из этой проклятой страны. Неважно, что он сам не хотел. Надо было настоять. Сердце разрывается, как подумаешь, что его там ждет. А тут он был бы на месте! Немедленно основал бы Women Studies,[42] с чем я вожусь уже столько лет. Составляю учебные планы, подбираю кадры. Но мне недостает железной веры Курта, его идеализма. Однако факультет откроется, самое позднее, через год.
Women Studies — это должен быть не просто факультет. Женщинам надо дать приличное образование и придать мужества. Честолюбивые молодые существа нельзя угнетать мрачной картиной прошлого. Ясное дело, они должны с ней ознакомиться; осознать, насколько довлеют над ними тысячелетия рабства. Но необходимо равновесие: им следует внушить гордость за достижения женщин, которые еще столетия назад поднялись на борьбу за свою независимость; добились права на образование; сыграли позитивную роль в общественной жизни; сделали карьеру. Сегодняшним девочкам необходимы примеры, достойные подражания.
Знаешь, сколько писала об этом мама Курта (под псевдонимами Сафо и Саломея во всякого рода левых газетенках)? Кое-что мне удалось раздобыть для нашего архива: все по-прежнему актуально. Роза и Вольф постоянно конфликтовали с «патриархами» Венского университета; в те годы они впервые задумались над «будущим образованием мужчин и женщин». Роза всегда подчеркивала, что «молодых женщин не должны обучать преподаватели исключительно мужского пола». Это и сейчас существенная проблема. Студенткам необходимо поверить в то, что они способны заниматься исследовательской работой, получить ставку в университете. А как им в это поверить, если даже в нашем авангардном университете штатных профессорш можно сосчитать на пальцах одной руки!
4. Меняет ли существенно искусственное продолжение рода любовь? Это также предмет изысканий Андреа. С ее точки зрения, перелом наступит через полстолетия. Искусственное продолжение рода станет тогда простой, дешевой, всем доступной процедурой. Причем в разных вариантах. Оплодотворенное в пробирке яйцо переносится в матку. У женщин репродуктивного возраста это не будет представлять никаких трудностей. Женщинам после менопаузы потребуется гормональная терапия. Идея выращивания плода в дублирующем лоно инкубаторе кажется мне утопической. Геометрия матки необычайно сложна, процесс дифференциации клеток — филигранность в миллиардной степени. Пока есть на свете женщины, готовые вынашивать собственное или чужое яйцо, об этом и думать не стоит. Однако возможна «дионизация» (по имени Диониса, рожденного из бедра Зевса): перенастройка гормональной системы мужчины на женское начало, пересадка лона и помещение плода в изначально мужской организм.
На подобный шаг можно будет решиться, если мужчины захотят сыграть роль матерей. Как ты думаешь, захотят? Андреа утверждает, что есть мужчины, испытывающие антипатию к женщинам, но желающие иметь потомство, любящие детей (гомосексуалисты, трансвеститы, художники, одиночки, мизогинисты и т. д.), и пытается убедить меня, что массовой культуре ничего не стоит создать моду на мужскую самодостаточность: «Не успеет фотография первого мужика с пузом облететь мир, как забеременеет еще сотня. Когда придет мода на мужчин-матерей, возникнет мода на женщин-отцов. И на браки, в которых супруги станут рожать по очереди».
Это позиция Андреа. Она убеждена, что продолжение рода in vitro постепенно вытеснит размножение in vivo,[43] которое человечество сочтет слишком обременительным; занятия любовью будут полностью отделены от производства потомства. Одним словом: любовь ради любви; продолжение рода ради продолжения рода. Это означает конец брака и семьи в традиционном понимании и необходимость создания «хартии родителя» и «хартии ребенка»: международных законов, регулирующих обязанности и права того и другого. «Законным родителем» сможет стать каждый, следует лишь подписать «хартию родителя», обязывающую выполнять долг по отношению к ребенку, вне зависимости от того, «биологический» это потомок, «полубиологический» или вовсе чужой. Государство берет на себя функции контроля над родителем; ребенок сможет подать на него в специальный «трибунал прав ребенка». Как видишь, Андреа все продумала. Впечатляет, а? У меня на сей счет более консервативная точка зрения. Предполагаю, что наступит пресыщение технологией и вновь возникнет тоска по телесности, а возможно, даже по браку и традиционной семье. Конечно, я могу ошибаться.
По мнению Андреа, разграничение продолжения рода и любви породит «новые типы матримониума». Вот их приблизительный перечень: брак между друзьями, в том числе геев с лесбиянками; между близкими и дальними родственниками (двоюродными братьями, братьями и сестрами, дедушками и внучками и т. д.); коллегами и друзьями по интересам; теми, кто практикует схожие или взаимодополняющие способы получения сексуального удовлетворения (фетишистами или садомазохистами); между опекунами и подопечными (здоровыми и больными, менее и более тяжко больными, инвалидами и здоровыми); старшими и младшими.
В результате «семья по крови» уступит место или «семье по выбору», «четко регламентируемой» законом, или «сообществу по выбору» — «более свободно» регламентируемому законом союзу пенсионеров, экс-алкоголиков, проходящих лечение наркоманов, бывших заключенных, бездомных и т. д. Андреа считает — и, вероятно, она права, — что любые союзы, «предполагающие постоянство и готовые к ответственности, помощи и взаимной опеке», получат в будущем такую же законную силу, какую имеют сегодня брак и семья.
5. Есть ли будущее у гомосексуализма? Ясное дело! Он станет более популярен и наконец будет легализован. «Через сто лет на пять гетеросексуальных браков будет приходиться один гомосексуальный», — пророчит Андреа. Союзы геев и лесбиянок получат право усыновлять детей и вынашивать потомство самостоятельно или же при помощи «суррогатных матерей». Интересно, кто будет чаще вступать в брак? Андреа полагает, что мужчины, я — что женщины.
