Валерка резко выдохнул и просто оттолкнул меня. Даже не сильно. Но, не рассчитывая на такое действие, я резко отшагнул назад, запутался в собственных ногах и завалился на мокрую после вчерашнего дождя траву. Одежда промокла в тот же миг, по спине пробежал неприятный холод, и почему-то стало безумно смешно.

Когда внезапный истерический приступ прошёл, и я наконец-то поднялся на ноги, Валерка уже сидел в машине, на водительском сидении, и поправлял зеркала.

— Ты… что делаешь? — удивился я.

— Спасаю твою задницу, — совершенно спокойно ответил он, отодвигая сидение назад. — Как ты так ездишь? Носом в стекло не упираешься?

Уже открыв рот, чтобы объяснить ему во всех красках, что его это не касается, я заткнулся на полуслове: Валерка достал телефон, набрал номер полиции и начал говорить на французском. Конечно же, я не понял ни слова, но это было и не нужно. В конце концов, не любовные же оды он читал?!

Пока мы ждали, Валерка расспросил меня, что произошло. Отвечал я ему сквозь зубы, нехотя, но его, кажется, это не смущало — он задумчиво кивал и жевал непонятно откуда взявшуюся спичку. Когда же, наконец, приехала полицейская машина, а за ними и эвакуатор, Валерка не дожидаясь, пока я начну рассказывать, как всё было, неожиданно заявил, что за рулём был он…

Он рассказывал всё практически слово в слово, что до этого говорил я, и делал это так убедительно, что даже мне самому показалось, что вовсе не я был в тот момент в машине. Уже позже я понял, зачем Валерка отодвигал сидения и правил зеркала, зачем демонстративно садился за руль, чтобы достать спрятанные заранее в бардачке документы… После стандартной процедуры проверки на алкоголь, заполнения бумаг и созвона с кем-то там очень важным, кто сверяется с полицейской картотекой, пожилой полицейский вдруг предложил отвезти нас в город. Тогда это было ещё неожиданно.

Уже начало светать, когда мы наконец-то добрались до пункта назначения — Валеркиной квартиры. Мы молчали всё время в машине и до дверей дошли молча… Валерка был зол, и это я прекрасно видел. Но поделать с этим ничего не мог — и так уже натворил всего, что только было можно. Оставалось только молча ждать, пока он успокоится и сам заговорит со мной.

Это случилось, как только мы вошли в квартиру — уютную, совсем небольшую мансардную квартирку в очень старом здании в самом центре города. Когда дверь закрылась, Валерка, не глядя в мою сторону, указал рукой куда-то вглубь тёмного коридора и сухо сказал:

— Там ванная и рядом твоя комната. Тебе не мешало бы вымыться…

Даже не дожидаясь ответа, он направился в противоположную сторону, оставив меня одного. Что ж… Напрашиваться на ссору совершенно не хотелось: я прекрасно осознавал, что сам виноват в Валеркином плохом настроении. И потому послушно поплёлся туда, куда меня тактично послали, а точнее — в ванную.

В конце коридора оказалось только два помещения: одно из которых больше напоминало коморку, но именно там был душ, который, как я внезапно осознал, мне действительно был жизненно необходим. Правда, внутри можно было легко поймать приступ клаустрофобии: комнатка была действительно крохотной, без окон, а до потолка было легко достать рукой… Но воздух пах до боли знакомым запахом мяты и хвои…

Приняв душ, я, даже не заглядывая туда, где была «моя» комната, направился к Валерке. Он был на кухне… Здесь, к удивлению, было всё иначе — огромные, почти на всю стену окна, высокие потолки и просто шикарный вид на город. Если ещё пару минут назад я искренне удивлялся, что заставило Валерку снять именно эту квартиру, но теперь никаких сомнений на этот счёт не осталось.

— Красиво, — озвучил я единственную мысль, которая вертелась в моей пустой голове.

Валерка вздрогнул от неожиданности: похоже, он не слышал моих шагов — и, развернувшись ко мне лицом, хмыкнул:

— Недурно. Совсем недурно.

— Поосторожней со словами, — усмехнулся я в ответ, — а то уставился так… как будто и не сердишься совсем.

— Иди сюда.

Валерка проигнорировал мою попытку начать разговор о том, что произошло, и, схватив меня за ремень, потащил за собой к открытому окну. За ним находился небольшой балкончик, куда с трудом можно было выйти одному человеку — это не помешало Валерке выпихнуть меня туда.

— Смотри, — он положил руку мне на плечо, а второй указал на занятный пик на старинном здании с другой стороны Лиммата. — Это церковь святого Петра, самая старая церковь в городе и первая протестантская. Там поставили огромнейший орган с пятьюдесятью двумя регистрами. А на башне самые большие в Европе часы — минутная стрелка почти четыре метра…

— И зачем ты мне это рассказываешь?

— Потому что ты очень любишь протестантские церкви? — ответил он вопросом на вопрос.

— А если серьёзно?

Тяжело выдохнув, Валерка опёрся руками о перила и уставился куда-то вдаль, куда упирался пик башни, о которой он так восхищённо рассказывал.

— Потому что, если я не буду говорить всякую чушь, меня не покинет желание задушить тебя за твою неисправимую тупость.

— А тебе, кажется, вполне нравится этот процесс. По меньшей мере, в последний раз мне так показалось.

Я хотел сказать ещё что-то, как мне казалось, очень язвительное, но прежде чем мысли приняли обдуманную форму слов, меня обхватили холодные от утреннего воздуха руки. Валерка беззвучно рассмеялся, уткнувшись носом мне в плечо, и прижал к себе так крепко, что стало трудно дышать.

— Я могу иначе, если… если тебе так не нравится…

— Чего?

Не без труда расцепив его руки, я развернулся — что, признаться, было делать крайне неудобно на этом долбаном французском балкончике, явно не предназначенном для человеческого присутствия. Валерка выдохнул и как-то натянуто улыбнулся, пожав плечами, словно сам не знал, что сказать.

Неожиданно для самого себя я вдруг понял, и что он хотел сказать, и что вообще происходило последние недели…