— И что мы там сделаем? Просто погуляем и посмотрим на живописные руины, — Настроение, у Вильгельма, жевавшего пресный рис, было отвратительным, и он говорил раздраженно, — если ворота крепости закрыты магией, то мы без Лоренца не разберемся.

— Аса, не переживай за меня. Я знаю пару заклятий, которые помогут мне перенести полет, и гораздо более щадящих. Просто их надо применить заранее и все будет хорошо.

— Точно? — спросила его Асанте.

— Ну, уж полчаса я смогу вытерпеть. Я надеюсь, — ответил Лоренц, а потом сменил тему, — Айрин, у меня к вам просьба, поговорите с кээра, мне нужна бутыль вина. Даже две.

— О, точно, и мне парочка, — оживился Вильгельм.

— Вильгельм, нет, я не хочу, что бы повторилась история с игорным домом Павлидиса. Вино нужно мне для дела.

— Баро, колдовать будешь? — спросил Конрад.

— Вроде того, — ответил Лоренц. На самом деле он хотел обратиться к памяти Гильгамеша, хранящейся в кинжале. Пока что единственный более-менее стабильно срабатывавший способ для того, чтобы воспользоваться ей был напиться до беспамятства.

Досиживать ужин до конца Лоренц не стал. Чувствовал он себя после «сна Энменнуна» не лучшим образом.

На следующий день они договорились о полете с Рассекающим Небо. Вечером Лоренц методично пьянствовал под завистливые взгляды Конрада и Вильгельма. Он с трудом смог добраться до постели. Бад-судр, название крутилось в его мыслях, так же как и потолок над головой.

Лоренц сидел на неудобном каменном троне на возвышении в центре зала. Он помнил это место. Именно здесь Гильгамеш расстался с жизнью и родился второй раз. Вдоль стен толпились придворные — маги и воины. Сквозь окна виднелось ночное небо.

— Лугаль лугалей, ты бросил нас, Энмеркара, людей Бад-ад-да. По твоей они вине умерли окончательной смертью! Ты думал не о своей стране, а лишь царице севера! — Кричал в ярости высокий мертвенно бледный юноша со светлыми кудрявыми волосами в темную тунике и бронзовой кирасе. Направленное на Лоренца острие копья в его руке дрожало.

— Ты смеешь обвинять меня, Гильгамеша? — спросил Многоповидавший в ответ.

— Мы остались одни против всех земель дикарей карни. И мы бы выстояли, пришли ты нам подмогу!

— Ниппур пал. Гирсу пал. Урум в руинах. Киш поглотила Тень. Я сражался в каждой из этих битв. Я видел стяги орков, стоя на балконе этого дворца. Но Лагаш, град стольный, выстоял. Я сам был на поле ратном пред верховным шаманом и сестрами дроу. И ты, Зиусудра, смеешь обвинять меня в том, что я сделал мало?!

— Да, я смею! Я древнейший из у-и-на-э-наг, я последний из Бад-ад-да, вызываю тебя на суд поединком. Свидетельствуйте все, — Зиусудра повернулся к загомонившим придворным, — Многоповидавший недостоин этого трона!

Гильгамеш скрипнул зубами.

— Ты хороший воин. Но есть лучше. Я даю тебе шанс передумать.

— Нет.

— Тогда я пользуюсь своим правом и назначаю своего защитника. Эанатум Лагаш-та, готов ли ты выступить за меня в бою?

Эанатум выдвинулся из-за трона. Лоренц бы никогда не узнал в этом воине в тяжелом доспехе из бронзовых чешуек и глухом шлеме, того растрепанного старика из ангельтхаймского леса. У-и-на-э-наг медленно спустился по ступеням и встал перед Зиусудрой. Древко копья стукнуло об пол.

— Я давно ждал момента выяснить, кто же из нас двоих первый воин в Ки-эн-ги.

— Ты умрешь, — бросил Зиусудра.

— Мне не в первой, — Эанатум пожал плечами. Он отбросил щит и взял копье двумя руками.

— Начинайте, — приказал Гильгамеш.

Лоренц затаил дыхание. Темнота, что таилась по углам зала, ринулась к подножью трона. Теперь баронет понял, Эанатума не зря звали наместником всех теней Лагаша. Это не было прозвищем или пустым титулом. Под его рукой действительно была целая армия и сейчас ее воины окружили древнего вампира. Но и Зиусудра пришел не один в этот зал…

Мгновением позже все смешалось. В центр зала заполонило переплетение серых полупрозрачных силуэтов и неясных картин. Мертвенная тишина нарушалась лишь хрустом трескавшихся от концентрированной магии каменных плит пола. У Лоренца от мельтешения перед глазами начало кружится голова. Внезапно из невнятного черно-серого марева, в котором уже невозможно было различить ничего, вылетела и упала на пол перед троном оторванная рука. Несколькими секундами позже все в той же зловещей тишине перед Гильгамешем в центре зала стоял Эанатум. В его броне зияли прорехи, правая половина наборной кирасы и шлема медленно осыпались прахом, а от копья осталось лишь острие с коротким обломком древка, который у-и-на-э-наг держал как кинжал. У его ног лежало изломанное, смятое, словно фигурка из глины тело Зиусудры.

— Довольно! — сказал Гильгамеш, — если ему не нужен такой лугаль как я, то я провозглашаю его свободным от клятвы данной Ки-эн-ги! Но в наказание за свою наглость, я приговариваю его к заточению. Эанатум, возьми его разрушенное тело и заточи в Бад-судр, в самом сердце Карнатака. Раз та земля ему милее Ки-эн-ги, то пусть там и остается он на веки!

На следующий день вылететь им не удалось. С равнин пришел тропический ураган. Он уже порядком потерял силы, пока пробирался к горам кээра: натворил дел в бухте Ханау, в который раз разорил трущобы чандрапурских бедняков. Проливные дожди доставили хлопот брахманам Айринапура и Таннасара. Карни в очередной раз вышла из берегов, а ее воды и без того никогда не отличавшиеся кристальной чистотой, сейчас напоминали грязные портовые каналы Остгарда. К плато Читван ураган пришел уже на последнем дыхании. Он устало гнал дождевые облака, превратившие день в сумерки.

Светолюбивые гаруда погрузились в дрему. Лететь не было никакой возможности. Да и мучимый похмельем Лоренц вряд ли был способен к каким-то осмысленным действиям. Асанте меланхолично раскладывала пасьянсы — играть с ей было не с кем. Вильгельм жрал, пытаясь компенсировать качество кухни кээра количеством. Айрин сидела в углу и толи медитировала, толи просто дремала. Ирэн где-то достала нитки, холст и пяльце и вышивала. Лишь Конрад занимался чем-то полезным. Он с раннего утра ушел в огромный дворцовый птичник и, к неудовольствию Рассекающего Небо, ошивался там весь день.

Вечером Лоренц опять напился. У него не было выбора, предыдущий сон не раскрыл ему никаких секретов. То, что Бад-судр является берлогой Зиусудры, баронет догадывался и так.

Прошло два дня. На третий к вечеру начало распогоживаться. Вильгельм по настоянию Асанте отобрал у не очень крепко держащегося на ногах Лоренца очередной мех с вином и распил его в компании с Конрадом, а на долю баронета досталась только крынка кислого подсоленного молока, разбавленного водой.

Утром следующего дня Лоренца растолкал все тот же неугомонный Вильгельм. Баронет с трудом впихнул в себя набивший оскомину рис с овощами, и они отправились к дворцу.

Прежде чем садиться в уже знакомую транспортную корзину баронет сотворил над собой успокоительный ритуал Махмуда аль-Празолама. Перелет Лоренц провел в дреме и проснулся уже на земле.

Кээра, не мудрствуя лукаво, привезли их прямо на двор древней крепости. Форпост некромантов располагался на уступе горы. Вниз вела длинная лестница, выбитая в каменистом склоне. Стены давно обвалились и поросли кустарником, но три из четырех башен стояли по углам двора, как и прежде, тысячелетия назад. Строители не пожалели на них магии. Четвертая обвалилась и от нее осталась лишь куча мусора, да первый этаж.

— И где же вход в подземелья? — спросил Лоренц и тут же широко зевнул. Последействие транквилизирующих чар давало о себе знать.

— Там, — сопровождавший их Рассекающий Небо махнул рукой на круто поднимающийся склон горы, к которому лепилось некогда величественное здание, ныне наполовину превратившееся в руины.

— Пойдемте!

Построенное из многотонных блоков известняка и печсаника строение стойко сопротивлялось времени, и даже прошедшие четыре тысячелетия не смогли его разрушить до конца. Предназначение его для Лоренца оставалось неизвестным. Для дворца оно было расположено совершенно неудачно — самый край колониальных владений. Для постройки в пограничном форте — слишком величественным. Храмом оно тоже никак быть не могло. Саг-гиг, как и таирцы, долгое время копировавшие обычаи Ки-ури, для поклонения строили зиккураты, на которые это здание совершенно не походило. Да и знаки, вырезанные на стенах, не принадлежали ни одному из известных Лоренцу языков.