Спускаясь по мраморной лестнице, я почувствовал себя таким слабым, что дотронулся бы до стены, чтобы не упасть, если бы не боялся выглядеть глупо. Вместо этого я, кое-как сохранив равновесие, замер на одном месте, чтобы прийти в себя. Я смотрел строго в пол, потому что боялся увидеть на лицах проходящих мимо людей презрение. Сейчас что угодно, даже неверно истолкованный взгляд, могло лишить меня контроля над собой.
Я наложил бы на себя руки, наверное, если бы не боялся. Жизнь впереди казалась безрадостной, беспросветной черной полосой, которую разумней было прервать как можно раньше. Все же проблемы, как я успел хорошо понять, не решаются так просто, а последствия такого решения нельзя было бы обратить назад.
В таком состоянии неудивительно, что я, спускаясь, на всем ходу врезался в человека, который навстречу мне поднимался по лестнице. Забывшись, я поднял на него глаза с вызовом. Боль внутри меня искала выхода, и сейчас я был готов на сколь угодно безрассудные поступки.
В ответ на меня смотрела пара черных глаз, спокойно и холодно, но это был холод обнаженной стали. Я сразу узнал этого человека. Несмотря на его достаточно молодые годы, это был весьма высокий чин в Ордене; прежде я видел его не раз, хотя и не был лично с ним знаком.
- Прошу прощения, - механистически пробормотал я, перед тем как поспешить мимо, но тут произошло неожиданное.
Высокий чин -- кажется, его звали Хилон -- остановил меня, положив руку мне на плечо. Сейчас он выглядел так, как будто меня и искал, только не узнал сначала.
Я смотрел на него непонимающе. По-прежнему ничего не соображая, я ждал, когда он оставит меня в покое, но вместо этого Хилон отвел меня в сторону и начал негромко говорить.
- Я знаю, что вы выведены из штата за дисциплинарное нарушение. У меня есть определенное поручение, но я никак не мог найти подходящего исполнителя, чтобы его выполнить. Раз у вас сейчас... появилось свободное время, предлагаю это дело вам. В качестве благодарности я мог бы ходатайствовать о вашем восстановлении, а мое слово, уж поверьте, имеет некоторый вес. Если вы согласны, то встретимся с вами вечером, и я все расскажу более подробно, - и он назвал время и место, достаточно недалеко отсюда.
Я с трудом понимал, что происходит, но явно что-то важное. Я начал сбивчиво произносить слова благодарности, но мой благодетель сразу же оставил меня и поспешил дальше по своим делам.
На нетвердых ногах я кое-как выбрался наружу. От вроде бы удачной возможности так быстро реабилитироваться -- если это не была какая-то изощренная шутка -- мне вовсе не стало лучше. Наоборот, внимание другого человека к моей персоне как будто разворошило внутри меня осиное гнездо. Я все жалел себя, уже позабыв, в чем была причина; с жалостью противоречивым образом сочеталось отвращение к себе. Уже сейчас, однако, я был уверен, что приму предложение. При одной только мысли о том, что мне пришлось бы провести в Шеоле без дела неопределенно долгий срок, мной овладевало отчаяние, и я снова и снова хватался за меч у пояса, как за спасительную соломинку.
По мере того, как шло время, моя боль понемногу стала притупляться. Теперь я гадал, что именно от меня могло понадобиться одному из лидеров Ордена, и в этих размышлениях бродил по окрестностям, сокращая ожидание назначенной встречи. Душевных сил у меня оставалось слишком мало, чтобы по-настоящему нервничать, но теперь я понял, что это был серьезный поворот событий. Вывод из штата грозил для меня большими трудностями в ближайшее время, а тут я вроде бы мог разом все исправить. И опять я задумывался над тем, какая именно задача будет передо мной поставлена, и почему для нее выбрали меня. Наверняка это должно быть что-то серьезное, на что не каждый согласится, тем более что члену Ордена в принципе можно посулить не так уж и много чего. Да, резонно предположить, что Хилон узнал о моем положении и решил использовать его, как рычаг влияния. Тем лучше для меня.
Когда я прибыл в назначенное место, меня, рисовавшего в голове самые разные опасные и ответственные задания, ожидало разочарование. Мне всего-то и надо было, что отправиться в какую-то деревню недалеко от Дита, да в назначенный день встретится там с нужным человеком, который сам меня найдет, и передать ему посылку. Это была маленькая черная коробочка, почти невесомая. Я повертел ее в руках. Внутри могло лежать кольцо или что-то подобное. Что же, ради возвращения в действующий штат можно и поработать мальчиком на побегушках.
Если я был разочарован тогда, то это было ничто по сравнению с моими чувствами, когда я, после долгой дороги, прибыл сперва в Дит, а потом в нужную деревню, но в назначенный день там никого не оказалось, чтобы забрать посылку. И на следующий день тоже.
На третий день, когда было уже понятно, что никто не придет и не собирался приходить, я выкинул коробочку, не став даже открывать ее. И хотя делать там было больше нечего, а тамошние пейзажи сами по себе доводили меня до отчаяния, я никак не мог решиться на то, чтобы уехать. Я просто сидел и смотрел вокруг, потому что уехать - означало бы согласие с тем, что меня использовали, как последнего дурака. Этот момент должен был наступить непременно, но иногда нет сил посмотреть реальности в лицо, и ты просто отдаляешь тяжелую минуту от себя, даже если это только усугубляет положение.
И ведь делать-то в этой деревне нечего, только смотри на все эти дурацкие хибары. Ну, еще трактир здесь есть -- даже странно, что я в нем еще ни разу не побывал, ну да я не очень люблю подобные места.
Куда ни глянь, до самого горизонта - поле после жатвы усыпано золотистыми стогами сена. Щедрая и ласковая земля дает урожаи обильно, сторицей вознаграждая крестьян за их нелегкую работу. Само небо как будто радуется, наблюдая эту умиротворенную картину, и оттого даже выглядит иначе, чем в городе - каким-то особенно насыщенным синим цветом напоен его свод, и особенно внушительными выглядят громады его облаков. Солнце пригревает ласково и нежарко, а ветра, приходящие сюда по открытому пространству со всех четырех сторон света, несут в себе приятный аромат полевых трав. Здесь и только здесь человек живет в гармонии с природой - и с самим собой.
Если кто-то представляет себе деревенскую жизнь примерно так, то он очень сильно ошибается.
Глава девятая
Часть первая
- Далеко на востоке, там, где восходит солнце, живет непохожий на нас народ, - преувеличенно серьезно говорил Орест. - Они владеют многими знаниями, о которых здесь никто и не слышал. У них своя письменность, своя неповторимая культура. У них я в былое время научился искусству скрытности, хотя мне, конечно, далеко до их лучших мастеров. Благодаря этому я могу проникнуть куда угодно, и остаться незамеченным.
Я рассмеялся, представив себе Ореста, крадущегося в тенях; у меня не было ни малейших сомнений, что он скорее предпочтет перебить стражу и войти в парадный вход. Орест было насупился, посчитав, что я усомнился в одном из его многочисленных талантов, но потом засмеялся вместе со мной. Мы смеялись вместе, и это выглядело так глупо в моем нынешнем положении, когда я выхожу на бой с тем, что составляло основы моей жизни, когда я проливал свою и чужую кровь -- когда все с удивлением оглядывались на нас, наконец -- но мне было все равно. Я чувствовал себя хозяином самому себе, и я хотел смеяться.