Как пишет известный американский «переговорщик» с азиатскими державами Клайд Престовиц, «с крушением Советского Союза мы, американцы, перенесли фокус внимания своего оборонного ведомства на Китай как на потенциальную угрозу ввиду его растущей экономики, его риторики возвращения «справедливой роли» в мире, его ядерного оружия и совершенствования вооруженных сил, настойчивости в провозглашении желания поднять флаг КНР над Тайванем, рассматриваемым как отколовшаяся провинция. Частично в результате этих обстоятельств и некой шизофрении — итоге быстрорастущей китайской экономики — Соединенные Штаты обратились к развертыванию противоракетной обороны и определили Китай как «стратегического соперника»[470].

Если несколько упростить дело, то именно жесткая поддержка Тайваня в первую очередь бросает тень на китайско–американские отношения. Отметим в этом отношении решение президента Дж. Буша–младшего осуществить чрезвычайно масштабные продажи передовых вооружений Тайваню и его заявление о том, что Соединенные Штаты «будут делать все, что необходимо» для обороны Тайваня[471]. В ответ на решение США увеличить продажи вооружения Тайваню министр иностранных дел КНР Тянь Цзясюань объявил, что «Соединенные Штаты скачут на диком коне»[472].

Немалый фактор китайского развития — отношения с Россией. Поставлена цель довести двухстороннюю торговлю до 22 млрд долл. — рост в четыре раза за пять лет. В феврале 2004 г. китайская сторона объявила, что намерена осуществить за 15 лет проект железной дороги из Восточной Сибири в порт Далян (некогда называвшийся Дальним). Китай решительно заинтересован в восточносибирской нефти, и путь в 1300 км представляется им привлекательной компенсацией — должен же у России наконец быть выход к незамерзающим морям. В обмен китайцы хотели бы купить российскую нефтяную компанию средней величины. Они уже пытались сделать это в 2002 г. со «Славнефтью».

Китайцы чувствуют обеспокоенность России безжизненностью огромных сибирских просторов, уязвимостью дальневосточных просторов, массовостью китайской иммиграции в те края, которые были под влиянием Китая до середины XIX в.[473]. За последнее десятилетие дальневосточные земли России потеряли 2 млн человек; одновременно не менее 3 млн китайцев пришли на эти земли. В соседних трех китайских провинциях живут 127 млн человек, позитивно смотрящих на возможность пересечь русско–китайскую границу. В то же время уже первоначальные геологические исследования дают возможность говорить, что Восточная Сибирь прячет в своих недрах ПО млн баррелей нефти[474]. (Основные разведанные сибирские богатства пока исходят из Западной Сибири — 66 % нефти России и 91 % добываемого газа.)

В 2003 г. разгорелась конкурентная борьба за восточносибирскую нефть между Китаем и Японией. Возможно, ошибкой китайской стороны была открытая ориентация на частный «Юкос», в то время как японцы стали искать союзников в государственной «Транснефти». «Юкос» согласился поставлять в Китай по долгосрочным соглашениям 300 тысяч баррелей нефти в день, к 2006 г. — утроение уровня импорта нефти из России. Когда китайцы выбирали «Юкос», это была самая успешная частная компания, дальнейшие ее трудности предусмотреть было трудно.

По американской оценке, «в случае с Россией конечным определителем того, как Китай будет преследовать свои цели, будет зависеть от того, как Китай воспримет западную торговую политику. Если Соединенные Штаты и Европа сделают для Китая сложным оплату за нефтяной импорт промышленными товарами, Китай может решиться на более агрессивную политику»[475].

Возможно, у Китая и России большое будущее на Дальнем Востоке, но это в том случае, если (1) американо–западноевропейско–японские конкуренты не проявят хватки и (2) если Россия решит пойти по пути Казахстана, буквально открывшего свои энергетические кладовые Китаю. Напомним, что Китайская нефтяная компания уже инвестировала 700 млн долл. в развитие энергетической инфраструктуры Казахстана. И ныне КНР готова инвестировать 3 млрд долл. в создание нефтепровода из Атасу в Казахстане до Синь–цзян–Уйгурского автономного района. Этот нефтепровод длиной 3000 км будет способен доставлять 20 млн тонн нефти Каспийского моря в Западный Китай.

Не менее заинтересованно, чем на Север, Китай смотрит на Юг. Здесь, в Южно — Китайском море, КНР претендует на острова Сенкаку и Спратли в Восточно — Китайском море. Изыскания геологов позволяют твердо верить в наличие здесь нефтяных месторождений. В свое время Дэн Сяопин провозгласил, что конфликт по поводу этих островов «должен быть отложен до следующих поколений». В ноябре 2002 г. АСЕАН и КНР заключили договор, призывающий «заморозить» все территориальные претензии. Последовал Пакт о ненападении с АСЕАН. И тем не менее Китай осудил вьетнамцев за дарованные иностранным специалистам права на бурение нефти и развитие туризма на островах Спратли. Совсем недавно группа китайцев высадилась на островах Сенкаку и водрузила китайский флаг. (Японская полиция немедленно арестовала прибывших и отослала их домой, где их встретили как героев.)

Если Китай добрался до 40 % производства мировой стали, то какие неожиданности ожидаются в будущем? Каковы будут последствия того, что Китай станет первым экономическим партнером Австралии, Южной Африки и Бразилии? Если Китай возьмет на себя эту роль, то не посчитает ли он необходимым создание флота «четырех океанов» для защиты жизненно важных потоков нефти, железной руды и других сырьевых материалов? Не станет ли Китай ведущим поставщиком конвенциональных вооружений, помогая тем самым укрепить свои позиции в богатых ресурсами странах? Не последует ли Пекин по стопам Лондона и Вашингтона, вторгаясь во внутренние дела далеких стран?

Эти отношения противоречивы. Сейчас впервые после крушения Советского Союза некий центр бросает Америке своего рода вызов в сфере того, что получило название soft power: комбинация экономической активности, интеллектуального горения, культурного самоутверждения, привлекательной торговли, настойчивой и вежливой дипломатии — и это на фоне растущей военной мощи. Как оценивает американский журнал, «Китай еще не может делать фильмы лучше голливудских, создавать компании типа «Дженерал электрик» или соперничать с лучшими традициями государственного департамента (по меньшей мере, там, где Америка действительно заботится о результате). Но игра продолжается, и Китай начинает подрывать культурное, экономическое и дипломатическое влияние США. К сожалению, односторонность и близорукий фокус Америки на терроризм дает Пекину шанс»[476].

Еще десять лет назад такое было абсолютно невозможно. Но сейчас мы видим даже уменьшение (в течение года) численности иностранных студентов на 14 тысяч. Все меньше шансов на то, что президенты азиатских стран выйдут из американских университетов, как, скажем, нынешний президент Филиппин Глория Арройо (окончившая Джорджтаунский университет).

Исключительный рост Китая создал дефицит в торговле с ним Соединенных Штатов — 105 млрд долл. в 2004 г. Быстрота происшедших изменений не позволила Вашингтону нащупать верную стратегию. Взобравшиеся на вершину мировой пирамиды американцы оказались неспособными дать ясный анализ того, что им несет бурный подъем Китая. Отсюда всеобщая чувствительность. Новое поколение китайских дипломатов весьма отличается от прежнего — они говорят на иностранных языках, они могут объяснить взаимоотношения неоконсерваторов между собой в Вашингтоне.