Англичанин, как ни в чем не бывало, выслушал доклад, сделал удивленную мину: дескать, не понимает, почему русские обеспокоены таким пустяком. Когда Грим заговорил, язык его уже заплетался. Мы с помощником дежурного поблагодарили господина лейтенанта за «любезный» визит и проводили его до трапа. Позднее все убедились, что он просто жалкий вымогатель: за стакан рома он мог, как говорится, «продать душу черту». Не скрою, иногда мы пользовались этой его слабостью — поручали выяснить на базе причины задержки с запчастями или боеприпасами, переводить краснофлотцам описания корабельных устройств.

Наибольшая нагрузка, связанная с освоением и приемкой техники, легла на личный состав электромеханической боевой части и ее командира старшего лейтенанта–инженера Никольского. Николай Иванович после окончания Высшего военно–морского училища имени Дзержинского получил назначение на должность командира машинно–котельной группы эсминца «Сталин» Тихоокеанского флота и за год вырос до командира боевой части. Общительный, доброжелательный человек, он располагал к себе каждого, кто имел с ним дело. Большая эрудиция, добрая душа и высокая требовательность к себе и подчиненным помогли ему быстро завоевать авторитет в новом коллективе. Эти качества помогли ему расположить к себе и английского коллегу, чиф–инженера младшего лейтенанта Лидикольта, что имело немаловажное значение в той сложной обстановке, в которой проходили прием–передача корабельного оборудования.

Англичанин Лидикольт, хорошо знавший и по–настоящему любивший свою специальность, искренне радовался, видя, как быстро идет ввод в строй материальной части, и старался помогать нам чем только мог. Особое удивление вызвала у него высокая профессиональная подготовка наших матросов и старшин.

— Вы, Николас, привезли в Англию не матросов, а инженеров, — не раз высказывал он свое восхищение Никольскому.

Лидикольт, конечно, шутил, но среди англичан находились и такие, кто «на полном серьёзе» говорил о русских инженерах, переодетых в матросскую форму.

Шло время. Общение членов команды с англичанами уже не требовало переводчиков. Среди моряков обнаружились люди, способные к языкам, которых в шутку на корабле называли «интэприте»[24]. К ним причисляли и тех из англичан, кто хоть кое-как владел русским языком (если он по крайней мере мог включиться в диалог и если его при этом мало–мальски понимали собеседники). У англичан таким «интэприте» был петти–офицер[25] Дуглас, у нас — старший лейтенант Лисовский.

Как-то на полубаке у носового орудия Лисовский шутливым тоном что–то говорил своему английскому коллеге. Я на мостике проверял сигнальную вахту и невольно прислушался:

— ...снарядейшен фор пушкейшен...

В ответ англичанин кивал ему головой: дескать, понял, снаряды для пушки привезем.

В кают–компанию на обед иногда приходил помощник командира «Ричмонда» лейтенант Райт. Рябченко пользовался этой встречей для решения различных проблем, возникавших в ходе приема–передачи. Делал это он в полуофициальной, нередко шутливой форме, памятуя о правиле — служебные разговоры за едой не вести.

Наш командир заранее продумывал вопросы для англичанина, называя их в шутку «кляузными».

— Володя, передай мистеру Райту, что у меня есть к нему несколько кляузных вопросов, — обратился как-то командир к переводчику. Журавлев с недоуме нием посмотрел на Рябченко и задумался: как перевести слово «кляузный»? Не найдя равнозначного английского слова, переводчик «окольным» путем объяснил Райту смысл сказанных командиром слов. Англичанин расхохотался. Сомнений не было, — значение слова «кляузный» он понял правильно.

В дальнейшем, когда Рябченко, обращаясь к переводчику, говорил: «Володя, задай англичанину два «кляузешенс квестшенс[26]», — все улыбались, в том числе и английский лейтенант.

Такой настрой, умело создаваемый командиром в кают–компании, помогал решении деловых вопросов, а слово «кляузешен» на все время нашего пребывания под британским флагом стало «ходовым».

Иногда происходили и курьезы, связанные с языковыми и национальными различиями. Обычно продукты на корабль привозила симпатичная девушка–экспедитор в форме английских ВМС. Однажды мы с Лариошиным попросили ее привезти немного черного хлеба. Экспедитор долго не понимала, что такое «черный хлеб» (в Англии выпекают только белый). Наконец, кажется, поняла и, воскликнув «Ол–райт!», села за руль и укатила. На следующий день знакомый автомобиль с уже знакомым нам экспедитором доставил на корабль два ящика темно–коричневого... кекса.

Советских моряков можно было встретить на улицах английских городов. Небольшими группами мы сходили с корабля прогуляться, посмотреть фильм, побывать в музее, в магазинах. Очень удивились мы, когда, впервые получив английские деньги, ничего не смогли купить на них. Оказалось, что в Англии действует карточная система, именуемая «выдачей по купонам». Пришлось ждать, пока и нам выдадут такие купоны.

После того как на линкоре и подводных лодках был поднят Военно–морской флаг СССР, командование Отрядом переселилось в Ньюкасл: с приемкой эсминцев не все ладилось, и вице–адмиралу Левченко и капитанам 1–го ранга Фокину и Зарембо приходилось часто бывать на кораблях, стоявших в «Альберт–доке» и «Тайн–доке».

Гордей Иванович Левченко обычно, приняв рапорт дежурного по кораблю, бросал отрывисто:

— Комбинезон.

Зная «слабость» адмирала к электромеханической боевой части, Рябченко приказал постоянно держать в дежурной рубке спецовку для командующего. Облачившись в комбинезон, адмирал спускался в машинные и котельные отделения, придирчиво осматривал их, задавал вопросы Никольскому, старшинам отделений. Такое пристальное внимание командующего к корабельной технике было не случайным: все понимали — успех предстоящего перехода на Родину во многом будет зависеть от безаварийной работы механизмов корабля.

Одновременно с ремонтом и приемом эсминца шло составление и отработка многочисленных корабельных расписаний, определяющих действия каждого краснофлотца, старшины и офицера в различных условиях боевой и повседневной обстановки. Без этого нельзя было выходить на ходовые испытания, а тем более сдавать огневые задачи.

Подходил к концу первый месяц пребывания в Англии — месяц упорной учебы и труда. Он казался вечностью. Мы начали скучать по всему нашему, русскому, советскому.

Любая восточка, полученная с Родины, тут же становилась достоянием всего экипажа. Праздниками были дни, когда в Норт–Шилдс приезжали из Лондона сотрудники советской военной миссии. Вместе с последними военными новостями они иногда привозили нам н письма.

Не все они, к сожалению, были радостными. В некоторых сообщалось о гибели родных и близких моряков. Такие сообщения ложились в основу специального выпуска корабельной радиогазеты, выходившей под рубрикой: «О зверствах фашистских бандитов над родными и близкими членов экипажа».

Запомнился приезд контр–адмирала Харламова в Норт–Шилдс в начале июня. В те дни вся Англия буквально бурлила — высадился англоамериканский десант на северо–западе Франции. Вокруг только и говорили, что об открытии второго фронта. Нас, военных моряков, конечно, интересовали подробности этой стратегической операции. Поэтому мы с особым вниманием слушали, так сказать, из первых уст, сообщения контр–адмирала Харламова.

Николай Михайлович, участник крупнейшего в мировой истории десанта, наблюдал за событиями с борта английского крейсера «Мавришес». Некоторые цифры, характеризующие масштаб высадки, я тогда записал: в десантной операции участвовало 6483 корабля и судна, а также 9600 самолетов.

Операция «Оверлорд» (кодовое название высадки десанта союзных войск во Франции) долго и тщательно готовилась. Она началась, когда Красная Армия вступила в Румынию и Венгрию, то есть тогда, когда поражение гитлеровской Германии было уже предрешено.