Страх и напряжение, возникшее после увиденной головы орка, пришлись весьма кстати. В ожидании орков или хозяев этих земель оставляющих предупредительные колья, вновь с оглядкой осторожно пробираясь по каменной пустоши он сумел заметить вдалеке летящего огромного ворона с наездником на спине. Невзирая на дождь, воздушный патруль с дозором проносился над охраняемой территорией. Рэвул сумел заблаговременно спрятаться за камень. Завернутый в дождевой плащ наездник на спине огромного ворона его не заметил и пролетел мимо. Еще спустя пару километров вглубь каменистой пустоши, почти в самом ее сердце Рэвул увидел вдалеке башню. Тонкий стержень башни высотою около пятидесяти метров наверху венчался громоздкой конструкцией похожей на гигантскую чашу. Эту башню называли Воронье Гнездо, потому что на ее верхушке располагалось самое настоящее огромное подобие вороньего гнезда. Сама башня была литым каменным шпилем без внутренних ходов, окон, дверей, просто каменная высокая подставка для огромного гнезда наверху. Это гнездо патрульные Людей Ворона использовали как базу для отдыха вовремя несения дозора по охране внутренней границы от пришельцев с полуострова и окраинных лесов северной половины.
Дождь закончился, как и этот серый бесконечный день. В ночной темноте Рэвул добрел до границ каменной пустоши. Шагнуть в живой мир в темноте он не решился. Среди камней найдя себе место поукромней, он просто присел и мокрый продрогший, но в конец, измотанный беззвездной прохладной ночью он не уснул, а просто отключился на несколько часов. Зайдя в Северную Половину через черный вход, с первыми лучами солнца с высокого валуна на окраине каменной пустоши он рассматривал раскинувшиеся впереди просторы Северной Половины. Справа вдоль всего северного подножья Пустого Вулкана тонущими в густых парах желтоватого тумана искривившимися сухими деревьями растянулись окраины Андарских болот. Слева Стена Тумана, отрезавшая полуостров снова уходила в море, вновь оставляя Преферии лишь небольшой кусок великого океана, именуемый Соленой Милей. Впереди шумели на ветру хвоей леса Северной Половины. Вот она земля артэонов. Рэвул двинулся на северо-восток, обойдя болота, он вошел в дремучие сосновые леса.
Все было непривычно для него в этом весеннем теплом мире. Свободная от снежного плена хвоя шумела на ветру. Встречались диковинные для него лиственные растения. Он видел такие маленькими кустиками, которые в отдельной комнате выращивала мама, для насыщения запаха дома благовониями их ароматов. А здесь целые лиственные леса шелестели на ветру. По земле текли ручьи, лишенные оков льда. Лесные поляны просто слепили его обожженные снежной белизной глаза своей зеленью и цветами. Леса поздней весны уже ожившие от зимней спячки пели голосами сотен птиц. Попытавшись поймать заинтересовавшую его зеленую лягушку на берегу маленького лесного озерка, он случайно заглянул в его водное зеркало. Он увидел свое лицо, высовывающееся из открытой зубастой волчьей пасти нелепой маски. Все вокруг зеленело, дышало теплом, а он в своем виде совершенно не вписывался в окружающий весенний покой. Здесь были ни к чему его жаркие шкуры и эта маска. Ему стало тошно, жарко, душно и невыносимо, резко захотелось их снять. Все с себя скинув, он почувствовал себя неудобно, неуютно во всей этой жизни пестрящей красками. Он ощутил себя будто голым. Быть может от того что в душе он уже мертв? В конце концов, ведь он не на прогулку сюда пришел, ни ради красоты природы вне зимней гибели, сияющей своей зеленью. В своем сердце он несет холод своей мертвой страны, на него возложен долг - в конце своего пути свершить месть. Он должен оставить сердце холодным. Впускать жизнь в свой погибший мир было бессмысленно, он уже умер вместе со своим родом. Он чувствовал себя полностью свободным и не хотел этой свободы лишиться, чем-то заинтересоваться, чем-то себя в этой жизни обременить. Во всей этой красоте, среди всей этой жизни он явление чужое. Вытащив из нее деревянный каркас, он натянул маску из волчьей головы. Вновь взглянув на мир из зубастой волчьей пасти, он почувствовал душевный покой, так ему было удобно. До ночи он брел по зеленым хвойным лесам.
Звездной прекрасной ночью в небесной высоте проплывали планеты спутники. В сухом весеннем лесу он не удержался и развел костер. Как и все в этом мире просто насобирав дров, а потом при помощи глобального заклятия 'Дарованное пламя' оставленного всем живым в пользование древними магами, касанием руки и произнесением известного заклинания он запалил огонь. Ночной лес наполнился криками своих обитателей, среди которых была масса хищников. Страх от доносившегося неподалеку жуткого лая развеял весь его сон. Одиноко сидя у костра, окруженный темнотой, оставшись наедине со своими мыслями, он неизбежно погрузился в свою внутреннюю пучину. Спокойно взглянув на все произошедшее, он неизбежно столкнулся с затаившимися в душе переживаниями. С болью запоздало приходило осознание трагедии постигшей его народ, кошмарность ситуации в которой он оказался. В сознании мелькали воспоминания десятков волков пытающихся разорвать его на куски, сцена убийства волками матери, руины разрушенной деревни. В ужас приводила мысль что ни свою мать, ни отца, ни сестру он больше никогда не увидит. Невыносимо тяжело было осознавать, что он теперь остался совсем один в этом огромном мире. У него больше ничего нет, за ним только пустота. Ему стало одиноко и страшно в окружающей темноте. 'Почему я? Почему меня не убили волки?' - бесконечно спрашивал он себя. Но сколько бы ни мучали переживания, какой тяжелой не была душевная боль, слезы у него не проступали.
В детстве другие мальчишки часто доводили его до слез. Чтобы не выказывать остальным своих эмоций из-за бесконечных обид он на всю жизнь отучил себя от слез. Тогда в детстве он свыкся с мыслью, что он не более чем нелепый придурок, подобие клоуна в этой жизни, что-то нелепое и бессмысленное. Он морально сдался, перестал бороться с собой, отчего попутно перестал чувствовать жалость к самому себе. Как шутил его отец - он выплакал все в детстве. И даже сейчас, когда пришло время пожалеть себя, заплакать так хотелось, но он просто физически был на это неспособен. Слезы, лечащие душу и своими потоками немного смягчающие боль, так и не появились. Внутри терзала жуткая душевная боль, но внешне реакция отсутствовала. Внутри бушующие эмоции должным образом вовне не выражались - это сводило с ума. Он просто бездвижно сидел, уставившись в одну точку. Просто не выносимой оказалась сухая - без слез, внутренняя боль позднего осознания ужаса ситуации, в которой он оказался.
Проснувшись у догоревшего костра, пришлось снова возвращаться в реальность пронизанную болью и сожалением. Его окутала жуткая депрессия. Считая себя мертвым он, наплевав на все, побрел в поисках смерти, оставив у костра свой меч отстегнутый вместе с ножнами. Но за мечом потом все-таки вернулся. Бледный как мертвец он безжизненно безразлично ко всему брел по лесу. Если вчера звуки леса его настораживали, он, аккуратно прислушиваясь, оглядываясь по сторонам, двигался, сохраняя осторожность. То теперь он просто брел туда, куда глядят глаза. Суицидальное полное ко всему безразличие заполнило его уставшее сознание. В лесах терзаемых Азурой, где можно было встретить самых необычных существ, его не пугали ни странные следы на земле, не пронесшееся в небе крылатое чудище с перепончатыми крыльями. Забредя во вселяющее ужас паутинное царство, раскинувшееся на десятки метров окутав окрестные ели, лишь немного запутавшись в липкой паутине, он, как ни в чем не бывало, брел дальше под присмотром множества не моргающих глаз здешнего многоногого огромного хозяина. В таком состоянии если даже на него и напал бы хищник, то он просто дал бы ему себя убить. В силу самой чудовищной формы проявления закона подлости в этом мире, бредя в поисках смерти, он ее так и не нашел. Он просто без приключений миновал, возможно, самую опасную часть своего маршрута.
На фоне алого заката лес окрасился в тусклые темно-рыжие тона. Наполняющая лес вечерняя прохлада поднимала вместе с теплым воздухом букет цветочных и травяных ароматов, вдыхать которые после пахнущего лишь свежестью морозного воздуха было непривычно для него. Он без сил рухнул на колени. От усталости из головы вышла вся дурь. И без слез, несмотря на тяжесть ситуации, на душе стало немного легче. Минул безликий день. Самое главное - прошло какое-то время. Как тяжело бы не было, если продолжать жить и двигаться во времени, душевные раны неизбежно зарастают. Наступает привыкание к тяжелым обстоятельствам. То, что еще вчера было осознано им как ужасный кошмар, сегодня спустя день было тем же кошмаром, но таких ужасных переживаний уже не вызывало. Его сознание свыклось с тяжелыми реалиями.
