- И это тоже часть меня, мое чудовище - это тоже я. Кто тебе сказал, что мне не нравится быть Ортопсом? Да иногда у меня бывают проблески, бывают даже приступы тошноты от очередного расчлененного тела, но это только иногда. Я с удовольствием утопил бы в крови остатки своей человеческой сущности, все эти слабости и чувства что еще живут во мне. С радостью остался бы только чудовищем. Потому что у меня есть все основания для этого. Да и смотрю я со стороны на этот мир, и мне совершенно не хочется быть его частью. Остатки моей человеческой сущности мучает мое безумие, и в этом споре моих половин я с удовольствием бы слился с безумием и окончательно стал тем, кем должен быть. Потому что мое безумие, оно родилось из гнева, из чувства мести, почти, как и у тебя. Ведь ты должен меня понимать. Только одно различие: твоим врагом были солдаты СБК мой же враг это весь мир, все человечество. Мой враг это весь этот ваш долбанный 'прекрасный живой мир', который существует и процветает вокруг, в то время как я мучаюсь в темноте. Это этот мир такое сделал со мной, меня изуродовали, и я вырвался на свободу только чтобы мстить. Мстить вполне заслуженно! Я чудовище! Хотя бы, потому что у меня нет выбора. После всего случившегося я не могу, да и не хочу меняться.
- Значит, наш поединок закончен, ты победил, - после небольшой паузы неожиданно заговорил Фросрей, Ортопс не сводя с мага своего безумного злобного взгляда, зааплодировал его словам. - Получается я как конченый придурок довел до массовой бойни, гибели десятков невинных жертв, причем от своих же рук. Вот это я подставился. Значит для меня все кончено. Ну, раз уж кончено, и делать мне на этом свете больше нечего, то, что мне мешает снова причинить тебе боль? Напоследок? - Фросрей демонстративно блеснув лезвием своего клинка, растворился, перейдя в сумеречное пространство.
Ликование быстро испарилось, сменившись неподдельным ужасом на лице Ортопса. Оглядываясь по сторонам, не зная, откуда ждать удара, он попятился назад. Он споткнулся, свалился на землю и в страхе быстро разломал свою грудину, взвыв от боли, сам боясь того что пробудил. Из него вырвалось облако красной газообразной материи, это облако обвило его, в то время как его собственная броня из красного стекла сначала будто расплавилась, стала жидкой, а затем обвиваемая облаком красного жужжащего газа начала увеличиваться в размерах. Задыхаясь, болезненно с криками Ортопс был поглощен разрастающимся красным стеклом, что покрывает его тело. Облако жужжащего газа вилось вокруг него, и материя красного стекла разрасталась, из чего-то бесформенного принимая свои законченные очертания. Вот спустя несколько секунд на земле лежало уже огромное красное чудовище, стеклянный великан - как называл его Фросрей. Хлипкое и немощное тело Ортопса было зажато где-то в центре, вместо сердца в груди этой огромной махины, вернее этого огромного костюма, мощного бронированного тела из того же органического стеклообразного вещества. Стеклообразная материя стала темной, не было никаких проблесков зажатого где-то там внутри немощного тела Ортопса. От основной личности в этом великане не осталось и следа. Во внутреннем плане это было уже совсем новое иное существо, безумное дикое, иная сущность или часть сложной многогранной личности Ортопса, которая пробуждалась, когда основной личности угрожала опасность. Это было способом его защиты. Этот великан не располагал воспоминаниями Ортопса, он ничего не знал о мире, не имел разума как такового. Он был подобен сторожевому псу, пробудившемуся только чтобы устранить опасность угрожающую основной личности. Видел цель и просто уничтожал ее, а уничтожив снова засыпал, давая Ортопсу овладеть телом. При этом Ортопс голосом из тела этой громадины помыкал им как собакой. Фросрей полагал, что стеклянный великан это есть концентрация, идеальное воплощение силы и гнева, что носил в себе Ортопс, олицетворение его внутреннего неконтролируемого зла, идеальное отражение одной из сторон этой сложной твари. Но он недооценивал сложности природы этого существа. Однако в чем-то логика Фросрея была верна. Если стеклянный великан это олицетворение всего безумия Ортопса, то значит, в нем должна быть скрыта еще одна форма, еще одна личность, выражающая его оставшуюся человеческую сущность в которой он, скорее всего слабый, немощный и жалкий. Ведь не просто так в древних манускриптах его имя значилось как Трехликий.
Стеклянный великан громоздко поднялся с земли, на которую минуту назад свалился перепуганный слабый Ортопс. В высоту это существо было около четырех - пяти метров, его голову покрывал огромный выпирающий на затылке уплотненный панцирь. Стеклянная маска треугольной формы образовывала лицо, глазные яблоки из того же бронированного стекла что и все тело, в центре которых имелись черные хрусталики зрачков. На треугольнике лица не было ничего кроме глаз. Поскольку рот отсутствовал, это существо всегда молчало, оно было просто не способно издавать звуки. Слышались только тяжелые долгие вдохи или выдохи через прорези похожие на жабры в районе лопаток на спине. Воздух был нужен не ему, а Ортопсу зажатому глубоко внутри него, где-то в середине его груди вместо сердца. Броня великана с головы до ног была иссечена переплетениями черных линий образующих абстрактные узоры. Все тело одна мощная броня, живым существом 'это' назвать было нельзя, это была своего рода машина порожденная Тьмой. Кончики его огромных стеклянных пальцев были увенчаны огромными когтями. Было в его образе что-то абстрактное, сюрреалистичное, непропорциональное. Из всего тела, в особенности из спины, торчали странные отростки, наросты, будто несформированные щупальца или застывшие брызги. Строение тела как у человека, однако, одна рука была больше и имела три пальца, вторая поменьше имела обычные пять пальцев. За спиной имелись огромные подобия крыльев, но летать это существо не умело. Сложенные за спиной будто крылья, отростки, использовались им как дополнительные листы 'стеклянной' брони. В случае необходимости это существо могло обтянуть дополнительной броней свою голову и грудь что делало его неостановимым, его удвоенная броня становилась просто непробиваемой, он мог проламывать собой стены любых крепостей. Вдобавок странный черный узор, покрывающий его тело. Эта тварь будто вырвалась из чьего-то безумного сна. Из самой глубины кошмаров Ортопса.
Огромная красная махина, встретившись со старым ненавистным врагом, сначала задергалась, запрыгала как обезьяна, издавая недовольное протяжное мычание. Затем подпрыгнув высоко, как только можно, с грохотом приземлившись на ноги, все же замерла, ожидая нападения мага. Листы дополнительной брони в виду ненадобности, закрепленные за его спиной, тихо подергивались как настоящие крылья. Черный дым, исходящий из окружающих руин обволакивал это существо. Оно уже встречалось с Фросреем, знало тактику сумеречного змея. Старый маг, как обычно решив вывести эту наполненную злобой махину из холодного спокойствия, возник перед ней метрах в двадцати. Стеклянный великан, как обычно снося все на своем пути, бросился на него. Маг исчез, перейдя в сумерки, красный гигант врезался в землю и кубарем прокатился по ней, влетев в горящий дом. Фросрей снова и снова возникая в разных местах, дразня эту дикую неосознанную тварь, исчезая у нее буквально из-под носа, привычно приводил это существо в бешенство. Красный гигант, быстро рассвирепев, гоняясь за магом издавая протяжные неописуемые стоны, разнес множество каркасов оставшихся от сгоревших домов пустого городка, что окружал место схватки. Успокаиваемый голосом Ортопса звучащим из его груди, он вроде сумел успокоиться. Под звук колыбельной, которую ему стал напевать Ортопс гигант, сумев подавить свой гнев, остановился, замер на месте, как и подобает в схватке с сумеречным странником и приготовился к удару врага. Фросрей возникнув на безопасном расстоянии, попытался снова его разозлить, заставить кинуться на себя, но ничего не получилось. Гигант, успокоенный колыбельной исполняемой заточенным внутри него Ортопсом, на провокации не поддавался. 'Эй ты, дубина, вот он я!' - кричал ему Фросрей, пытаясь его разозлить. В качестве ответа в тишине звучала только колыбельная, исполняемая мерзким голосом Ортопса, успокоенный гигант так и не двинулся с места.
