– Да от саламандр этих, – ответил Повондра-отец. – Вот пишут, что за три последних месяца их продали семьдесят миллионов штук.

– А это много, да? – спросила пани Повондрова.

– Ну да. Это, мать, с ума сойти можно. Ты представь только, семьдесят миллионов! – пан Повондра покачал головой. – И ведь, наверное, эти люди заработали огромные деньги! А какая теперь пойдет работа! – помолчав с минуту, продолжил он. – Вот пишут, что повсюду просто с бешеной скоростью сооружают новую землю, острова, так что теперь люди могут понастроить материков столько, сколько им вздумается. Это, мать, большое дело. Я тебе скажу – это даже больший прогресс, чем открытие Америки.

Пан Повондра задумался над своими словами.

– Новая эра в истории, понимаешь? Вот так, мать, – мы живем в великую эпоху.

Опять наступило долгое уютное молчание. Внезапно Повондра-отец сильнее задымил своей трубкой.

– А ведь без меня ничего этого бы не было!

– Чего этого?

– Да этой торговли саламандрами. Всей этой новой эры. Честно говоря, ведь именно я все это устроил.

Пани Повондрова подняла взгляд от дырки в чулке:

– Это как это?

– А так, что именно я пропустил тогда того капитана к пану Бонди. Если бы я о нем не доложил, то капитан никогда бы с паном Бонди не встретился. Так что, мать, если бы не я, то ничего бы и не получилось. Вообще ничего.

– Капитан мог бы найти кого-нибудь другого, – возразила пани Повондрова.

Трубка Повондры-отца презрительно запыхтела.

– Что ты понимаешь! Никто, кроме Г. Х. Бонди, на это не способен. Да, он видит дальше, чем… чем не знаю кто. Другие решили бы, что капитан сошел с ума или хочет их надуть. А пан Бонди – вот каков! У него, голубушка, есть нюх! – Пан Повондра снова призадумался. – Этот самый капитан, как там его звали, Вантох, что ли, – он даже на капитана похож не был. Такой толстяк. Другой привратник ему сказал бы: дружище, вы куда, хозяина нет дома, и прочее; но я – у меня словно какое-то предчувствие появилось, вот как. «Доложу о нем, – подумал я, – пан Бонди, может быть, меня и отчитает, но я возьму грех на душу и доложу». Я всегда говорил – у привратника должно быть особое чутье на людей. Иногда позвонит человек, весь из себя барон, а окажется – агент по продаже холодильников. А в другой раз придет смешной толстяк – и смотрите-ка, кем окажется! Нужно уметь разбираться в людях, – рассуждал Повондра-отец. – Видишь, Франтик, чего способен добиться человек, даже занимая подчиненное положение. Бери пример и старайся всегда исполнять свои обязанности добросовестно – точно так, как я. – Пан Повондра торжественно и растроганно кивнул головой. – Я мог не пустить этого капитана на порог, поленившись пройти туда-сюда по лестнице. Другой привратник так бы и поступил, захлопнул бы у него перед носом двери. И тем самым сорвал бы такой удивительный прогресс во всем мире. Франтик, запомни: если бы каждый человек на своем месте исполнял свой долг, жить на свете было бы здорово. И слушай внимательно, когда я тебе что-то говорю!

– Да, папа, – пробормотал Франтик с несчастным видом.

Повондра-отец откашлялся.

– Дай-ка мне ножницы, мать. Надо бы эту заметку вырезать, чтобы оставить о себе какую-нибудь память.

Вот так и вышло, что пан Повондра начал собирать вырезки о саламандрах. Именно его страсти коллекционера мы должны быть благодарны за множество материалов, которые иначе канули бы в бездну забвения. Он вырезал и хранил все, что находил в печати о саламандрах. Не будем скрывать, что после определенных колебаний он научился пользоваться для этих целей газетами в своем любимом кафе и достиг особой, почти волшебной виртуозности в том, чтобы незаметно вырвать из газеты страницу с каким-либо упоминанием о саламандрах и спрятать ее в карман прямо перед самым носом метрдотеля. Известно, что любой коллекционер готов на грабеж или убийство ради нового экспоната своей коллекции, причем это вовсе не бросает тень на его моральный облик.

Теперь его жизнь приобрела смысл, поскольку стала жизнью коллекционера. Каждый вечер он разбирал и перечитывал свои вырезки перед снисходительным взором пани Повондровой, которая знала, что любой мужчина – наполовину сумасшедший, наполовину малое дитя; пусть уж он лучше забавляется со своими вырезками, чем ходит в пивную и проигрывается в карты. Она даже выделила в комоде место для коробок, которые он сам изготовил для своей коллекции, – можно ли хотеть большего от жены и хозяйки?

Сам Г. Х. Бонди как-то при случае поразился энциклопедическим знаниям пана Повондры обо всем, касающемся саламандр. Пан Повондра, немного смущаясь, признался в том, что собирает все, что где-либо печатается о саламандрах, и показал господину Бонди свои коробки. Г. Х. Бонди благожелательно похвалил его коллекцию; что и говорить, только большие люди могут быть такими благосклонными, и только они умеют осчастливить других так, чтобы им это не стоило ни гроша: большие люди вообще хорошо устроены в этой жизни. Так, например, господин Бонди просто распорядился, чтобы Повондре из канцелярии синдиката присылали все вырезки о саламандрах, которые не требовались для архива, и с тех пор счастливый и при этом несколько удрученный пан Повондра каждый день получал кучу посылок с документами на всех языках мира; особенно благоговейное почтение внушали ему газеты, напечатанные кириллицей, греческим и еврейским алфавитом, по-арабски, по-китайски, по-бенгальски, по-тамильски, по-явански, по-бирмански или на языке таалик.

– Подумать только, – говорил он, рассматривая их, – ведь без меня ничего этого бы не было!

Как мы уже упоминали, коллекция пана Повондры сохранила множество исторических материалов обо всей этой истории с саламандрами. Этим, конечно, мы не хотим сказать, что она удовлетворила бы ученого-историка. Во-первых, пан Повондра, которому недоставало специального образования в области вспомогательных исторических дисциплин и архивного дела, не указывал у своих вырезок ни источника, ни даты, так что в большинстве случаев мы даже не можем выяснить, когда и где был опубликован тот или иной документ. Во-вторых, ввиду избытка материала, который скапливался у пана Повондры, он сохранял главным образом длинные статьи, которые считал более важными, в то время как короткие заметки и телеграфные депеши просто-напросто выбрасывал в ящик с углем; вследствие этого у нас сохранилось слишком мало новостей и фактов обо всем этом периоде. В-третьих, в дело решительно вмешалась рука пани Повондровой: когда коробки пана Повондры угрожающе переполнялись, она без лишнего шума, тайно вытаскивала из них часть вырезок и сжигала их; это повторялось по нескольку раз в год. Щадила она только те вырезки, число которых не росло особенно быстро, – например, напечатанные малабарским, тибетским или коптским шрифтом; эти вырезки сохранились почти полностью, однако вследствие некоторых пробелов в нашем образовании от них проку мало. Материал по истории саламандр, попавший к нам в руки, таким образом, весьма отрывочен – примерно так же, как поземельные книги восьмого столетия нашей эры или собрание сочинений поэтессы Сафо. Лишь волей случая дошли до нас документы, касающиеся тех или иных фрагментов великого всемирно-исторического процесса, который мы, несмотря на все пробелы, постараемся объединить под заголовком «По лестнице цивилизации».

(Ср. G. Kreuzmann, Geschichte der Molche. Hans Tietze, Der Molch des XX. Jahrhunderts. Kurt Wolff, Der Molch und das deutsche Volk. Sir Herbert Owen, The Salamanders and the British Empire. Giovanni Focaja, L’evoluzione degli anfibii durante il Fascismo. Léon Bonnet, Les Urodèles et la Société des Nations. S. Madariaga, Las Salamandras y la Civilizaciо́n и мн. др.)[12]

В той исторической эпохе, наступление которой Г. Х. Бонди провозгласил на приснопамятном общем собрании акционеров Тихоокеанской экспортной компании в своих пророческих словах о начинающейся утопии[13], мы уже не можем мерить исторические процессы веками или десятилетиями, как это делалось во всей предшествующей истории человечества, но должны измерять время четвертыми частями года – потому что экономическая статистика публикуется именно ежеквартально[14].