Этого ученого бюллетеня, безусловно, было бы достаточно для того, чтобы с научной точки зрения расставить все точки над i в вопросе о загадочных морских чудовищах, о которых так много говорили. К несчастью, одновременно с ним было опубликовано сообщение голландского исследователя ван Хогенхука, который отнес эту скрытожаберную исполинскую саламандру к семейству истинных саламандр, или тритонов, дав ей имя Megatriton moluccanus, и определил в качестве ее ареала область принадлежащих Нидерландам островов Зондского архипелага – Джилоло, Моротаи и Церам; а вскоре был опубликован и доклад французского ученого д-ра Миньярда, который отнес ее к типичным саламандрам и указал, что ее исконным местом обитания являются французские владения – острова Такароа, Рангироа и Рароиа; назвал же он ее очень просто – Cryptobranchus salamandroides. Появилось и сообщение Х. У. Спенса, который и вовсе объявил этих саламандр новым семейством Pelagidae, прародиной их – острова Гилберта, профессиональное бытие в сфере науки, согласно этому специалисту, они приобрели под видовым наименованием Pelagotriton Spencei. Спенсу удалось доставить один живой экземпляр этого вида в лондонский зоопарк, где он немедленно стал предметом дальнейших исследований; их результатом стали новые названия – Pelagobatrachus Hookeri, Salamandrops maritimus, Abranchus giganteus, Amphiuma gigas и многие другие. Некоторые специалисты утверждали, что Pelagotriton Spencei тождествен с Cryptobranchus Tinckeri и что саламандра Миньяра – это просто-напросто Andrias Scheuchzeri; в общем, возникло множество споров о приоритете в открытии и других чисто научных вопросах. В конце концов вышло так, что естествознание каждой нации получило своих национальных исполинских саламандр, что позволило с максимальной научной яростью бороться с исполинскими саламандрами иных наций. Потому с научной точки зрения во всю эту важнейшую историю с саламандрами до самого конца так и не была внесена полная ясность.

И вот однажды в четверг, когда лондонский зоопарк был закрыт для публики, мистер Томас Греггс, сторож в павильоне рептилий, чистил бассейны и террарии своих питомцев. Он был один, совсем один в отделении саламандр, где были выставлены японская исполинская саламандра, американский болотный черт, Andrias Scheuchzeri и множество мелких тритончиков, саламандрочек, аксолотлей, угрей, сирен, иглистых тритонов, протеев и т. п. Мистер Греггс орудовал тряпкой и метлой, насвистывая при этом мотив песенки про Энни Лори, и вдруг за его спиной раздался чей-то скрипучий голос:

– Мама, посмотри!

Мистер Томас Греггс обернулся, однако никого не увидел: только американская саламандра чавкала, сидя в своей тине, да большая черная саламандра – то есть Андриас – опиралась передними лапками о край бассейна и вертела туловищем. «Показалось», – подумал мистер Греггс и принялся дальше яростно мести пол.

– Смотри: саламандра! – раздалось за его спиной.

Мистер Греггс быстро обернулся: черная саламандра, этот самый Андриас, смотрела на него, моргая нижними веками.

– Бр-р-р, какая противная, – сказала внезапно саламандра. – Солнышко, пойдем отсюда.

Мистер Греггс в изумлении открыл рот:

– Что?

– Она не кусается? – проскрипела саламандра.

– Ты… ты умеешь говорить? – заикаясь, пробормотал мистер Греггс, не веря своим ушам и другим органам чувств.

– Я ее боюсь, – продолжала вещать саламандра. – Мама, а что она ест?

– Скажи «здравствуйте!» – произнес ошеломленный мистер Греггс.

Саламандра завертела туловищем.

– Здравствуйте, – проскрежетала она. – Здравствуйте. Здравствуйте. Можно дать ей булочку?

Мистер Греггс в смятении полез в карман и обнаружил там кусок булки.

– Вот, держи…

Саламандра взяла булку в лапку и начала ее обкусывать.

– Смотри, саламандра! – удовлетворенно кряхтела она. – Папа, а почему она черная? – Вдруг она прыгнула в воду, так что над поверхностью осталась только голова. – Почему она залезла в воду? Почему? Фу, какая противная!

Мистер Томас Греггс в изумлении чесал затылок. Ага, она повторяет то, что слышала от людей.

– Скажи «Греггс», – проверил он свою догадку.

– Скажи Греггс, – повторила саламандра.

– Мистер Томас Греггс.

– Мистер Томас Греггс.

– Добрый день, сэр.

– Добрый день, сэр. Добрый день. Добрый день, сэр! – Саламандре, казалось, не терпится поговорить, однако у Греггса уже не было свежих идей, что бы она могла сказать еще: красноречие не относилось к числу достоинств мистера Томаса Греггса.

– Слушай, заткнись, – сказал он, – сейчас я доделаю свою работу и поучу тебя говорить.

– Слушай, заткнись, – проворчала саламандра. – Добрый день, сэр. Смотри, саламандра. Поучу тебя говорить.

Дирекции зоопарка не очень-то нравилось, если служители учили вверенных им животных каким-нибудь трюкам: ладно слон, но остальные животные находятся здесь в образовательных целях, здесь вам не цирк. Поэтому мистер Греггс проводил время в отделении саламандр, в некотором смысле таясь от руководства, посещая его, когда там уже никого из людей не оставалось. Поскольку он был вдовцом, то никто не удивлялся его страсти к уединению в павильоне рептилий. У каждого свои причуды. В конце концов, отделение саламандр не пользовалось особенной популярностью у публики. Вот крокодил – другое дело, но Андриас Шейхцери проводил свои дни в относительном одиночестве.

Однажды, когда уже вечерело и павильоны закрывались, директор зоопарка сэр Чарльз Уиггэм обходил некоторые отделения, чтобы проверить, все ли в порядке. Когда он проходил через отделение саламандр, в одном из бассейнов заплескалась вода и кто-то скрипучим голосом произнес:

– Добрый вечер, сэр!

– Добрый вечер, – удивленно ответил директор. – Кто здесь?

– Извините, сэр, – ответил скрипучий голос. – Это не мистер Греггс.

– Кто здесь? – повторил директор.

– Энди. Эндрю Шейхцер.

Сэр Чарльз подошел к бассейну поближе. Там он увидел только неподвижно застывшую на задних лапах саламандру.

– Кто это говорит?

– Энди, сэр, – сказала саламандра. – А вы кто?

– Уиггэм, – вырвалось у изумленного сэра Чарльза.

– Очень приятно, – учтиво произнес Энди. – Как вы поживаете?

– К чертям собачьим! – взревел сэр Чарльз. – Греггс! Эй, Греггс!

Саламандра дернулась и стремительно скрылась под водой. В ту же секунду в помещение ворвался мистер Томас Греггс, запыхавшийся и явно взволнованный.

– Да, сэр?

– Что это значит, Греггс? – набросился на него сэр Чарльз.

– Ч…что-то случилось, сэр? – заикаясь, неуверенно произнес Греггс.

– Это животное разговаривает!

– Извините, сэр, – в отчаянии ответил мистер Греггс. – Энди, вам не следует этого делать. Я ведь тысячу раз говорил вам – не стоит раздражать людей своими разговорами…

– Приношу свои извинения, сэр, больше это не повторится.

– Это вы научили саламандру разговаривать?

– Но она первая начала, сэр, – оправдывался Греггс.

– Надеюсь, что это более не повторится, Греггс, – строго сказал сэр Чарльз. – Я прослежу за вами.

Спустя какое-то время сэр Чарльз встретился с профессором Петровым. Беседа зашла о так называемом интеллекте животных, об условных рефлексах и о том, как распространенные среди публики поверья переоценивают умственные способности животных. Профессор Петров высказал сомнения относительно эльберфельдских лошадей, которые якобы научились не только считать, но даже возводить в степень и извлекать корни; в конце концов, даже средний образованный человек не умеет извлекать корни, заметил при этом знаменитый ученый. Тут сэр Чарльз вспомнил о говорящей саламандре Греггса.

– У меня тут есть одна саламандра, – нерешительно заговорил он, – это известный Андриас Шейхцери… Так вот, она научилась говорить, как попугай.

– Это исключено, – ответил ученый. – У саламандр ведь неподвижный язык.