Жан А. вышел из гостиной злой как собака, приговаривая себе под нос, что в этой семье его никто не понимает. Через несколько секунд из нашей с ним комнаты донеслись душераздирающие тыдынцы и тыдыщи.

— Переходный возраст, — вздохнула мама. — Это пройдет…

— А у меня он тозе будет, этот пееходный возъяст? — заволновался Жан Д.

— Конечно, — ответил папа, тоже вздохнув. — Рано или поздно это случается со всеми людьми.

— Что же, он и у тебя тоже был? — спросил Жан В. у папы.

Тот изумленно выпучил глаза.

— У меня? — переспросил папа.

— У тебя сто, тозе были длинные волосы и оланзевые станы, как у Зана А.?

Папа три раза пыхнул трубкой и задумчиво проговорил:

— Понимаешь ли… Тогда были совсем другие времена…

— Ваш папа хочет сказать, что он, конечно, тоже был когда-то юным, — выручила его мама. — Правда ведь, дорогой, ты был юным?

Было очень трудно представить себе папу в возрасте Жана А. — с длинной челкой, падающей на очки, и с такой шаркающей походкой, как будто он повсюду таскает с собой кандалы, как у каторжника.

— В твое время на уроках латинского тоже были девчонки? — спросил у папы Жан В.

— Это совсем другое дело, — сказал папа, откашлявшись. — Если собираешься стать врачом, латынь — очень важный предмет. Поэтому я никогда не позволял себе отвлекаться на… ну… на товарищей по учебе.

— А когда ты был юным, слово «товарищ» тоже относилось и к мальчикам и к девочкам? — спросил Жан В.

Но папе, похоже, не хотелось продолжать эту беседу о тонкостях французского языка.

— Уже поздно, — сказал он. — А вам еще нужно привести в порядок свои комнаты и собрать портфели.

— Дорогой, сегодня суббота, — напомнила папе мама. — Завтра у ребят нет занятий в школе.

— Ну вот, — огорченно пробормотал папа с таким видом, как будто ему сообщили, что его завтрашний выходной отменяется.

— Может быть, в виде исключения вы разрешите нам посмотреть «Мстителей»? — спросил я.

Это любимый телесериал мамы и папы. Поскольку его показывают по субботам в половине десятого вечера, нам никогда не разрешают смотреть его вместе с ними, хотя все мы без ума от Джона Стида и Тары Кинг[11].

Папа ответил не сразу — похоже, он засомневался, не стоит ли все-таки сделать исключение. Но тут Жан Е. заорал во все горло песню из заставки сериала, и папины сомнения рассеялись.

— Всем — спать! — приказал он. — И если я замечу, что кто-то тайком выбрался из кровати и смотрит телевизор через замочную скважину, вам не поздоровится!

Мы все приняли оскорбленный вид.

— И не притворяйтесь, будто не понимаете, о чем я! — продолжал папа, сложив руки на груди и пристально глядя в глаза поочередно каждому из нас.

Вот что значит иметь папу, который тоже был маленьким: все наши уловки ему отлично знакомы и невозможно ничего от него скрыть — обязательно раскусит.

— Мы? — запротестовали мы все хором. — Мы никогда ничего такого не делали, честное слово!

— Мы даже никогда не видели, как вы во время каждой серии съедаете целую плитку молочного шоколада! — добавил для правдоподобности Жан Г.

Я как следует пихнул его локтем в бок, чтобы он умолк. Вот чурбан! И ведь это он еще не вступил в переходный возраст…

Впрочем, пихаться локтем было слишком поздно. Слово не воробей.

Папа указал нам на дверь.

— Немедленно спать! — снова скомандовал он. — И не забывайте, что я знаю один отличный интернат для детей военнослужащих.

Едва я улегся, как из-за двери гостиной донеслись первые ноты заставки «Мстителей».

Какая несправедливость! Мы все пострадали из-за дурацкого характера Жана А. и из-за этого безмозглого Жана Г.!

Я пообещал себе, что, когда вырасту, во-первых, никогда в жизни не стану ни в кого влюбляться. Во-вторых, у меня в комнате будет собственный единоличный телевизор, а еще — кот и полная коллекция «Великолепной пятерки». Ну а самое главное — я отправлюсь в мэрию и зарегистрируюсь там как единственный сын в семье, чтобы больше у меня не было братьев, которые то и дело вступают в переходный возраст и портят мне субботние вечера своей беспроглядной глупостью.

Воскресенье у нас дома совсем не похоже на другие дни недели.

В школу мы в этот день, конечно, не ходим, но и приводить домой друзей, с которыми катался во дворе на великах, нам по воскресеньям тоже не разрешается. Встать с утра пораньше и убежать играть на холме, лазать по деревьям и стрелять оттуда из духовой трубки и из пистолета с дротиками — по воскресеньям нам нельзя и этого.

У мамы всегда всё под контролем. Поскольку папа очень много работает в больнице и воскресенье — его единственный выходной, этот день в нашем доме посвящен семейным мероприятиям. Не может быть и речи о том, чтобы в воскресенье все утро проваляться в постели или проходить полдня в пижаме.

— Подъем! — трубит папа, обходя поочередно наши комнаты. — Все — за стол! Ждать никого не будем, учтите!

Сам-то он уже полностью одет и поверх одежды обвязан фартуком, потому что по воскресеньям завтрак делает он. Папа раздвигает занавески и делает это с таким задором, что сразу понятно: он готов сию же секунду приступить к семейным мероприятиям и не останавливаться до самого вечера.

Мы не успели еще и глаз раскрыть, а папино отличное настроение уже смертельно нас утомило. У нас в голове вертится одна-единственная мысль: вот бы залезть под подушку и там исчезнуть — как будто мы сурки, которых потревожил посреди спячки нетерпеливый охотник.

— Надо будет мне взяться за эту вашу берлогу… Э-э… то есть, за эту вашу комнату, молодые люди, — говорит папа, приподняв одну бровь и с опаской пробираясь обратно к двери. Еще бы, ведь пол у нас и в самом деле похож на минное поле — тут и грязные носки, и конверты от пластинок, и недовырезанные журнальные картинки.

И хотя мы старательно зеваем, изо всех сил демонстрируя, что наш сон прервали на самом интересном месте, папа неумолим.

— Харри ап, бойз![12] — поторапливает он нас по-английски. — И предупреждаю: кто явится последним, убирает со стола!

В столовой все уже готово к завтраку. Мама надела свой китайский халат, и, когда мы, еще сонные и взлохмаченные, подходим ее обнять, нас обволакивает аромат пены для ванны и зубной пасты.

— Хорошо спали, мои дорогие Жаны? — спрашивает она. — За окном прекрасная погода. У меня предчувствие, что сегодня будет просто чудесный день!

— Пам-пам-пам! — напевает папа, подавая какао. — Кто желает вкуснейших горелых тостов?

Папа — очень хороший врач, но какое же счастье, что в работе с пациентами он не использует тостер! Он поставил на проигрыватель пластинку и, когда доходит до его любимого места, делает звук погромче.

— Нет лучшего способа взбодриться, чем проснуться под хорошую музыку! — восклицает он.

— О нет, — стонет Жан А. и с ужасающей гримасой затыкает уши. — Только не «Моя родина»!

Жан Е. уже сидит за столом на высоком стульчике и набивает рот хлопьями, ритмично притопывая ногами. Жан Д. еще такой сонный, что даже забывает плохо выговаривать слова и буквы. Что же касается Жана Г., то он занят тем, что тренируется намазывать сухарики маслом так, чтобы они не ломались — в будние дни у него никогда не хватает на это времени. Мы слышали такой полезный совет по телевизору: нужно положить один сухарик на другой и намазать маслом тот, что сверху. Но Жан Г. очень ловкий парень, примерно такой же ловкий, как его игрушечные солдатики. Он держит сухарики так осторожно, как будто это граната с выдернутой чекой, но только все его старания напрасны — сухарики взрываются у него в руках, и крошек на скатерти оказывается, конечно, в два раза больше, чем было бы, держи он в руках только один сухарик.