– Много времени мой рассказ точно не займет.
Заметки на полях
Подлинные выродки
Самой главной опасностью смешивания крови людей со звериной было появление выродков – и вовсе не людей, обладающих превосходящими других рефлексами или силой и быстротой реакции, но животных, вместе с долей человеческой крови получивших частичку человеческого разума… Они собирали вокруг себя целые стаи других хищников – ведь с травоядными никто свою кровь смешивать и не думал – даже те, кто в природе к этому никогда склонен не был. Выродки превосходили остальных зверей, легко становясь вожаками, а после, будто какой-нибудь завоеватель, подминая под себя и другие стаи.
Вот когда люди столкнулись с ними, подлинными выродками, детьми бездумного поведения самих же людей. Громадные волчьи стан, ведомые крупными, а главное, умными и почти по-человечески хитрыми и изворотливыми вожаками, нападали даже на хорошо защищенные деревни и села. Их встречали огнем и стрелами, но звери уже не боялись – они кидались в атаку и, даже умирая, рвали своих врагов. Безжалостные медведи устраивали засады на целые караваны ради человеческого и конского мяса. Лисы легко обходили все ловушки. Пробираясь в дом. а, душили детей, чтобы насладиться их сладкой кровью, которая не идет ни в какое сравнение с куриной. Прежние, проверенные средства обороны уже не спасали. И тогда еще больше людей стали смешивать свою кровь со звериной, не понимая, что в этом-то и кроется причина новых бедствий, постигших их.
Так начался новый виток развития выродков, подлинных врагов человечества, которых люди сами же и породили. В крови зверей оказалось еще больше примеси человеческой, и вот уже первые полуразумные хищники смогли обращаться в людей. Это стало настоящим бичом для всех. Звери, обратившиеся в людей, входили в города и деревни. Так же легко, как в своих стаях, они становились главарями преступных сообществ, живущих фактически по звериным законам. Вот только никакие нормы морали, прививаемые людям с детства, хищников не сдерживали.
Только тогда человечество поняло, с какой опасностью столкнулось, только тогда начало бороться с нею. И первыми встали на защиту людей те, в чьих жилах текла звериная кровь, ибо они всегда могли взять верх над зверьми, принявшими облик людей. Они же настояли на том, чтобы навсегда отказаться смешивать человеческую и звериную кровь, дабы не плодить новых выродков.
Выслушав меня, маркиз долго молчал – минуты две, наверное. Откинувшись на спинку дивана, Лафайет глядел в потолок и обдумывал сказанное мной. Наконец, он выпрямился и прямо спросил у меня:
– Откуда вам это известно?
– От Корня, конечно, – честно ответил я. – Мы с ним не разлей вода еще с самого Крыма, где я был в плену и меня допрашивал в том числе и один из рыцарей, сэр Галахад. Я и до того слыхал о тех, кого вы зовете выродками, но считал это лишь легендой, на которой паразитирует Орден. Когда же война закончилась, и я вернулся из плена, то поделился с Корнем историей с допросом. Вот тогда-то он и рассказал мне очень много интересного.
– Но как я могу быть уверен в том, что все вами сказанное правда?
– Правды в моих словах, наверное, меньше половины, потому что большая часть – это пересказ чужих слов и преданий тех, кого вы называете выродками. Так что отделить правду от домыслов сейчас уже вовсе не представляется возможным.
– Да даже без этого хватает в ваших словах такого, от чего основы переворачиваются, граф! – вскричал Лафайет – всю усталость с него как рукой сняло. – Вы хоть это понимаете?
– Понимаю, – пожал плечами я, – но толку с этого? Орден, думаю, в прежние времена боролся именно с подлинными выродками, хищниками в человеческом обличье, но их становилось все меньше, и в какой-то момент истина забылась, началась борьба уже с ненастоящим врагом. А может, имел место какой-то конфликт в прошлом, о котором вы узнаете, если пороетесь в архивах как следует, после чего приоритеты Ордена несколько сместились. Хотя это уже мои домыслы, конечно, не стоит их принимать за нечто большее. Да это и неважно, потому что способности, подобные тем, которыми наделен Корень, проявляются все реже, ведь давно уже никто не смешивает свою кровь со звериной. Еще одно-два поколения – и такие люди перестанут рождаться вовсе. Зверей же в человеческом обличье давно перебили в Европе, да и в России они если где и остались, то только на дальних рубежах, вроде границы с Сибирью. Легенды же о выродках стали удобным политическим инструментом, как и ваш Орден.
– Может, и так, – не стал спорить с достаточно неприятным утверждением маркиз, – но все изменилось после Уайтчепела, вы не находите? Какой бы не была правда, ученые вроде Моро возродили эту легенду в совершенно ином, можно сказать, новом виде.
Тут уже я спорить не стал, потому что это глупо – спорить с очевидным.
– Из-за чего на вас напали волки? – решил я переменить тему.
– Конечно, из-за расследования, которое я тут веду, – усмехнулся Лафайет, он еще пребывал под впечатлением от услышанного и, так сказать, переваривал полученную информацию, давая ей усвоиться. – Я почти вывел на чистую воду Флэшмена, он как-то замешан в деле с отправкой рабов доктору Моро и не только ему. Оказывается, люди уходили не только в Лондиниум через Компанию, но и в другие города, видимо, коллегам Моро из иных стран. Я решил проследить и эти каналы, для чего должен был встретиться с одним человеком после заката. Однако на месте встречи его не оказалось, на меня накинулись эти ребята в серых халатах. Первым делом они швырнули в меня оторванной головой человека, с которым я должен был встретиться.
– Вполне в стиле волков, – кивнул я. – Так вы считаете, что Флэши завязан в этой афере с рабами? Что ж, а это как раз в его стиле.
– На пиру у Музаффара вы разговаривали будто старые знакомые, – заметил маркиз. – Я так понимаю, что вы свели это знакомство в Крыму, верно?
– Верно, – согласился я. – Я взял его в плен на Арабатской стрелке, но после его забрал граф Игнатьев, нынешний глава нашей миссии. Однако поведение Флэшмена при его пленении свидетельствует о том, что он мог быть замешан в самой отвратительной истории. И отправка рабов отсюда разного рода вивисекторам вроде Моро вполне в его духе.
– Воистину мир наш удивительно тесен, – рассмеялся почти через силу Лафайет, – никуда не деться от знакомых и знакомых знакомых.
– Чего это он смеется? – с недоверием глянул на маркиза Корень, не понимающий ни слова из нашей беседы.
– Мир наш очень уж тесен, вот и смеется над этим, – ответил я.
– Да что мир, что станица, – пожал плечами Корень, и снова отвернулся, – один черт, земляка всюду встретишь.
Я снова обернулся к Лафайету.
– У меня есть информация из источника, заслуживающего доверие, о том, что именно Флэши сговорился с волками, и, скорее всего, именно он натравил их на вас.
– Тогда пришла пора поговорить с ним по душам, – хищно усмехнулся Лафайет, – хотя это будет и не так уж: просто. Он же у нас герой Британии – ему так просто обвинения в лицо не кинешь. Орден набрал еще недостаточно сил, чтобы тягаться с его славой.
– Тогда, может быть, нам навестить его этой ночью, – предложил я, – с неофициальным визитом.
– Вы хотите помогать мне и дальше? – удивился Лафайет. – Но ради чего?
– Хотя бы ради того, чтобы увидеть лицо Флэши, когда мы поднимем его из постели посреди ночи, – усмехнулся я. – Но прежде мне надо дождаться окончания операции. Сами понимаете, судьба моего боевого товарища на первом месте.
Маркиз кивнул и откинулся на спинку дивана – адреналин схлынул, и на него навалилась усталость. Он выпустил приклад арбалета, руки бессильно повисли вдоль тела, голова все вернее клонилась на грудь.
– Слабоват, – кивнул на него Корень, – и как только в столице своей продержался столько?
– Наверное, ему тут тяжелей пришлось, – пожал плечами я, встал на ноги и коротко изложил запорожцу план наших дальнейших действий.
