– Лучше не надо, – энергично замотал головой Макс.

– И все-таки я скажу. Я вижу человека, изо всех сил стремящегося стать лучше. Человека, который старается исправить ошибки прошлого и двигаться по жизни дальше. Этому человеку бывает страшно воспользоваться шансом, страшно поверить. Он внутри раздроблен, но своих попыток не оставляет. Я вижу у него надежду.

Макс искоса посмотрел на нее. Такого признания он не ждал. Грейс права: ему было страшно поверить даже в это.

– Вы хороший человек, Макс, – сказала Грейс. Она встала и отряхнула пыль с брюк. – А сейчас хватит терзать себя мыслями. Лучше помогите мне разобраться со всем этим хозяйством.

Вот так закончился их откровенный разговор.

Голова Грейс все еще оставалась затуманенной. Так бывало всегда после приступов панического страха. Если говорить о теле, ей казалось, будто она плывет через что-то вязкое. Отяжелевшее, одеревеневшее тело не желало ей подчиняться, но дрянное самочувствие не могло помешать Грейс заниматься столь увлекательным делом, как обустройство ее дома. Макс ей в этом помогал. Позаимствовав у дяди стремянку, он сейчас вешал на стену большую картину. Его симпатичное лицо было воплощением предельной сосредоточенности.

Утром, проснувшись рядом с Максом, Грейс несказанно удивилась. Приятная неожиданность. Но проснулась она от жуткой головной боли, способной свалить носорога. Шевелиться не хотелось, тем более что спящий Макс обнимал ее за талию, его сильная грудь упиралась ей в спину, а его нос – в затылок. Своей позой он напоминал большую ложку.

Грейс не помнила, чтобы Макс ложился вместе с ней, но от этого у нее потеплело на сердце. Он оказался заботливее и сострадательнее, чем ей казалось. Взять хотя бы его появление здесь с кофе и маффином для нее. Скорее всего, это он сделал не задумываясь. Он настолько привык играть роль большого злого волка, что не замечал в себе прекрасных человеческих качеств. Грейс отнюдь не отличалась наивностью и понимала: Максу еще предстоит огромная работа над своим характером. Но жизненно он был устойчивее, чем думал.

– Так хорошо? – спросил Макс, держа картину у стены за края рамы.

Красная футболка немного опустилась, обнажая его красивые сильные руки.

Грейс, скрестив руки на груди, любовалась Максом.

– А если чуть влево? – (Макс исполнил ее просьбу.) – Нет, пожалуй, лучше немного вправо. – (И снова он безропотно переместил картину.) – А теперь чуточку выше… Нет, ниже.

– Грейс! – не выдержал Макс.

– Мы еще не закончили поиск места… Чуть влево… Теперь вправо.

Услышав, как она прыскает в кулак, Макс обернулся:

– Это что, шуточки домовладелицы?

– Не кипятитесь. Сами знаете: нет ничего хуже, чем перевешивать неудачно размещенную картину.

– Я перестану кипятиться, когда из десятка вариантов вы наконец выберете один.

Сказано это было довольно сердитым тоном, однако Макс едва сдерживал улыбку.

– Я уже выбрала. Пусть висит там, где вы ее сейчас держите.

Макс что-то пробурчал себе под нос и занялся вбиванием крючков. Сегодня они пропустили утреннюю пробежку – после событий вчерашнего вечера они слишком устали. У Грейс сегодня был выходной день, у Макса тоже, и они употребили время на развешивание картин, зеркал и прочих предметов, заказанных Грейс. Потратив на оформление интерьера несколько часов, они съездили в город перекусить.

Грейс понравилось спокойное, сочувственное отношение Макса к рассказу о ее жизненной трагедии. Он стал ей еще ближе. Грейс очень давно ничего не рассказывала о себе. Ее не тянуло откровенничать с незнакомыми людьми. Историю ее жизни знали лишь брат и психотерапевт, но для Нины это было работой. Однако исповедь далась Грейс легче, чем она думала. Как всегда, Макс внимательно слушал. В его больших темных глазах она не увидела жалости к себе. Только злость на Рика, тревогу и чувство собственной вины. Последнее было вполне предсказуемым.

Предсказуемым и тем не менее странным. Конечно, Макс мог с ней не соглашаться, мог спорить и возражать сколько душе угодно, называя себя таким-сяким, но интуиция безошибочно подсказывала Грейс: он очень хороший человек. И как только его угораздило вляпаться в наркотики? Возможно, причина в невесте, о которой он вскользь упомянул. Вопреки его утверждениям, что все наркоманы одинаковы, сам он был совершенно не похож на Рика.

Ни малейшего сходства.

После возвращения с ланча работа возобновилась. Мелкие вещи Грейс развешивала сама. Например, кусочек потертого холста с изречением Мартина Лютера Кинга: «Мы можем испытывать предельное разочарование, но никогда не утратим беспредельной надежды». Холст достался Грейс от матери, которая очень любила это высказывание. Грейс решила повесить его в прихожей. Пусть это изречение будет первым, что увидят гости, приходя к ней в дом.

Грейс отошла убедиться, что холст висит прямо. В гостиной больше не стучал молоток. Может, Максу надоело заниматься развеской? Грейс обернулась. Макс стоял рядом, скрестив руки, и внимательно смотрел на нее:

– Ваш вопрос… Он был как-то связан с вашим прошлым?

– Какой вопрос?

– Тогда, на пробежке. Вы спросили: нахожу ли я вас привлекательной и согласился бы я заняться с вами сексом? Это имеет отношение к… той скотине?

– Отчасти, – слегка покраснев, ответила Грейс. – Тут все сложнее.

Макс молчал, ожидая ее дальнейших слов.

– После Рика я дважды пыталась вступить в интимные отношения, и оба раза неудачно.

Неудачно – это еще мягко сказано. В первый раз, когда партнер только улегся на нее, Грейс захлестнули кошмарные видения из прошлого. Ей пришлось вызывать «скорую». Вторая попытка была столь же отвратительной.

– Я не смогла совладать с собой. Прошлое держало меня в тисках. И тогда я попросту вычеркнула близость из своего жизненного списка. Подумала, что проживу и так. Своему психотерапевту я ничего не рассказала. Сама она тему секса не поднимала. Мы с ней говорим о чем угодно, только не об этом.

– А почему вы думаете, что со мной в вас не проснутся прежние страхи? – спросил Макс.

Грейс улыбнулась:

– Потому что после всех моих бед вы первый, с кем мне захотелось сблизиться… Я сейчас говорю не о постели, – пояснила она, перехватив смущенный взгляд Макса. – Мне захотелось вас узнать, стать вашим другом. Рядом с вами мне очень спокойно. У меня ни разу не возникало страха или желания убежать и запереться в номере. – Она несколько раз кашлянула, ощущая нарастающую неловкость. – Вот я и подумала: если мне хорошо с вами во время пробежки, в кафе, здесь… возможно, я не испугаюсь вас и в постели.

До Макса наконец дошло.

– Понимаю, – пробормотал он.

Большой палец ее босой ноги елозил по полу.

– Вы видели, как на меня подействовала глупая выходка Бака. Я ведь испугалась не его. Я знала, что Бак хоть и сильно пьян, но ничего плохого мне не сделает. Я испугалась включившейся памяти. Я слышала слова Рика о том, до чего я ничтожна и какая порочная у меня натура. Думаете, я хочу, чтобы это повторялось всякий раз? – Ее кулаки сердито сжались. – Мне ненавистно, что он до сих пор имеет власть надо мной, хотя мы давно не виделись. Мне ненавистно, что он до сих пор диктует мне, с кем дружить. Кто он такой, чтобы помыкать мною? Чем он заслужил такую власть?

– Я согласен. Вам нужно избавиться от его незримого контроля над вашей жизнью.

– Вот и я о том же! – почти крикнула Грейс. – Я хочу вернуть свою женскую природу. Свою сексуальность. Я хочу быть страстной и не бояться говорить о сексуальных желаниях.

Их глаза на мгновение встретились. Макс глубоко вздохнул и отвернулся. Ладонью он теребил свои усики. Вполне обычный звук, от которого внизу живота Грейс рождалось странное возбуждение.

– Я могу быть с вами откровенным? – спросил Макс, которому тоже нелегко давался этот разговор.

– Конечно.

Несколько раз Макс открывал рот и тут же закрывал снова. Он скреб в затылке, переминался с ноги на ногу.