Было шесть часов утра, когда мы с Наддель снова оказались в нашем отеле. С нами был Бекинг, старый скользкий угорь. Совершенно случайно он проживал в том же самом отеле. В стельку пьяный, я сказал: «Я не пппоеду на лифттте, я пойду пппешком!» Я предпочел бы сдохнуть, только бы не стоять в тесной кабине рядом с этим Бекингом.

В тот же миг Наддель с Каем — ррраз! — вошли в лифт и крикнули мне через плечо: «Пока, Дитер! Увидимся наверху!»

Я первым поднялся на пятый этаж. После множества неудачных попыток мне удалось, наконец, открыть дверь. С тяжелой головой я повалился на кровать и — хрррр! — моментально уснул.

В пол–седьмого я проснулся, потому что кто–то стучал в дверь номера — Наддель.

«Ччччерт возьми», — у меня заплетался язык, — «гггггде ты была?»

«Да», — ответила она с готовностью, — «Кай и я… мммы… застряли в лифте…»

Я по сей день не знаю, что там где застряло. Во всяком случае, между нами разгорелась грандиозная дискуссия, которую Наддель закончила очень просто — она улеглась в постель и уснула.

Но вернемся к сеньору Лопесу: не говоря уже о том, что его новый диск противоречил всем договорам, заключенным с РТЛ, это было огромным свинством по отношению к другим финалистам «Суперстар». Ведь им так долго приходилось ждать выхода своих собственных дисков, ждать, пока пластинка победителя не пробудет на рынке полгода. Чтобы не оспаривать его первенство. Даниеля, казалось, это не колышет. Они с Франком решили тайком собрать сливки с «Германия ищет суперзвезду». Не считаясь ни с чем.

Кажется, теперь стало ясно, почему Даниель не мог прощебетать «ун, дос, трес!» Почему он вообще пел так плохо, что запись с ним никуда не годилась. Заранее подготовленная игра. Он хотел сохранить себя для Фариана. Ведь речь шла об эксклюзивном альбоме.

Какое малодушное коварство. Вот он смотрит мне в глаза и говорит: «Мы лучшие друзья на всем свете! Давай работать вместе следующие десять лет!» — и ровно через семьдесят два часа он, быть может, говорит то же самое Франку Фариану.

Позднее я узнал, что Франк Фариан расставил свои обычные сети: забрал татуированного Лопеса из аэропорта на роллс–ройсе стоимостью в двести тысяч евро. Потом отвез его в студию стоимостью в миллион евро. Потом принялся в красках рассказывать, что он сделает из него не Рики Мартина «Ун, дос, трес!», а Энрике Иглесиаса «Ах, оооо, ах!»

Тремя годами раньше они, кстати, уже пытались записать вместе альбом, и порядком обожглись на этом. Супер–альбом пожелали купить ровнехонько восемьсот человек.

Новый альбом «For you» обещал им грандиозный успех. Франк был так уверен в себе, что велел сразу наштамповать шестьсот тысяч дисков (начинать с такого количества отваживается разве что Мадонна). И он сразу же (что совсем не принято) принялся снимать видео для каждой новой песни в альбоме (семьсот тысяч евро).

Кроме того, он дал объявление в «Бильд», которое заняло целую страницу (еще двести пятьдесят тысяч евро). Итого расходов: один целых два десятых миллиона евро.

Мотивация Даниеля вполне ясна: он хотел легких денег. Фариану, в свою очередь, хотелось доказать, что он самый лучший и самый умный продюсер на всем белом свете. И оба хотели отомстить РТЛ. Даниель за то, что он вылетел. Франк за то, что его не пустили в жюри «Германия ищет суперзвезду». Ведь он купил за пятьсот евро права на немецкое название «Поп–идола». Чтобы предложить РТЛ следующую сделку: дорогие друзья, вы можете использовать название, на здоровье. Но! Я хотел бы сидеть в жюри. Не будет меня в жюри — не будет у вас названия.

Такие методы в стиле Дикого Запада РТЛ, конечно, не по душе. «Мы не дадим прижать себя!» — пояснил Герхард Цейлер и перекрестил передачу в «Германия ищет суперзвезду».

Впрочем, из этих мыслей о мести ничего толком не вышло: первый же сингл «Shine on» уже через пару недель беззвучно пошел ко дну. Второй «I love you more than yesterday», тот вообще лишь одну неделю продержался на сотом месте, а потом вылетел из чартов. В конце концов Фариану пришлось забрать назадпятьсот семьдесят тысяч дисков. Теперь на них разве что посидеть можно. Потому что их в конце концов растерли и переплавили на садовые скамейки для Словакии.

От моего милого Даниеля я получил к настоящему времени десятки СМС: «Мы не могли бы увидеться, Дитер?» — «У тебя не найдется времени для встречи, Дитер?» — «Давай поговорим, Дитер!»

Вот мой ответ:

Неверное решение, Даниель! Глупо ты поступил. Проспал свой шанс (в прямом смысле слова). Удачи в будущем. Но без меня.

2003

Даниель Кюбльбек или быстрое вытирание бедер

Когда Даниель впервые предстал перед жюри «Германия ищет суперзвезду», я вдруг подумал: «Поет он — так себе. Но какое шоу! В нем что–то есть. Только вот что?»

Нам на кастинге попалась талантливая ни на что не похожая птичка. Истинный уникум. Человек с хорошим голосом, но не умеющий петь. Личность, достойная познания. Легкомысленный клоун. В общем, мы велели ему явиться на повторное прослушивание. Ну, вроде как: потом посмотрим, что у него еще есть. Тогда мы и не догадывались, сколь важным станет Даниель для «Германия ищет суперзвезду»…

Через короткое время я понял: опп–ля, Дитер! Ты недооценил этого маленького баварца! Мальчишка росточком метр шестьдесят пять возник передо мной в гардеробной и нагло заявил:

«Эй, господин Болен, нам с тобой надо поговорить».

В первую секунду я растерялся от неожиданности, подумав только: черт возьми, а паренек–то не робкого десятка. «В общем, когда ты говоришь мне 'Ты, лягушонок Кермит'", — волновался он, — «мне это причиняет боль. Я не «лягушонок Кермит». И я не хотел бы, чтобы ты обращался ко мне как к 'лягушонку Кермиту'!»

«Послушай!» — ответил я, — «на съемках я назвал «лягушонком Кермитом» кого–то другого. А потом это прозвище прилипло к тебе. Я тут не при чем».

Даниель смущенно взглянул на меня.

«Окей! И все–таки, мне не по душе, что ты все время говоришь, будто я не умею петь! По–моему, я уже научился. И как, вообще, это понимать: «Я не попадаю в тон»? Я уже давно попадаю! А если то, что я делаю, звучит немного иначе, значит, это звучит иначе! Это же просто дело вкуса!»

Я сглотнул и только собрался ответить, но Даниель быстро затарахтел: «Ах, да, и на чем мы сейчас остановились! Я тоже хотел тебе сказать! Я хотел бы попасть хотя бы в тройку лидеров. Потом я смог бы стать ведущим. Я мог бы играть в кино. Я думаю, из меня выйдет хороший шоу–мейкер».

В тот миг я впервые понял: черт возьми, он действительно собирается приложить все свои силы. Внезапно мне на ум пришли жалобы других кандидатов: «О Боже, мы не можем заснуть, этот Даниель, он все время упражняется в пении! Это действует нам на нервы».

Я будто заново открыл этого Даниеля. Мы оказались родственными душами. В его глазах был такой же блеск, как и в моих — «Я сделаю это!» И я был двадцать пять лет назад словно клоп в постели для старых тюфяков: «Эй, отвали! Оставь нас в покое! Ты не умеешь петь! Твой голос звучит отвратительно! Ты нас раздражаешь!»

Все время одна и та же музыка. Хотя музыкальный бизнес и стонет: «Давай, нам нужно что–то новое, что–то другое!«Но стоит им увидеть кого–то, кто поет не так и выглядит не так, и весь задор господа инноваторы спускают в сортир. Внезапно мой разум посетила неприятная мысль: старым тюфяком, который все знает лучше и ни в кого не верит, потому что он старше своих подопечных на тридцать лет, на этот раз оказался я сам.

За две недели до записи альбома Суперзвезд «United», я разослал десяти финалистам свои пресловутые демо–кассеты: двенадцать новеньких, только с иголочки, композиций — вокал, инструментальное исполнение, запись — все сделано папочкой Боленом. К каждой демо–записи прилагалось письмо: «Вот! Пожалуйста! Прослушайте и выучите наизусть. Такого–то и такого–то числа мы запишем альбом суперзвезд».

Когда все собрались у меня в студии в Тетенсене, я услышал сплошь стоны и жалобы. Ванесса ныла: «Послушай, у нас было слишком мало времени, чтобы выучить свои песни!» Андреа скулила: «Я забыла мелодию!» Так все и пошло — сплошная дрянь: ой, я не знаю свою песню! А я вообще не знаю, как меня зовут.