«Га–га–га!» — внезапно расхохоталась Наддель. Ясное дело, резкое похолодание заставит сжаться даже очень солидное достоинство. Наддель уже не владела собой.
В тот же миг из дома выскочили Гартмутовы пустоголовы: «Эй, оденься лучше» — сказали они ему. Они, конечно, тоже понимали, что с ним не все в порядке, что он осрамился и что, расхаживая голышом, он никому не сделает одолжения. Пока они искали его трусы, которые он швырнул куда–то на лежанку, Наддель внезапно прекратила хихиканье и впала в бешенство. Дело в том, что она сообразила, куда уставилась Роберта Бианка.
«Слышишь, Дитер» — зашипела она ревниво, — «Эта тварь пялится прямо на твой конец! Пусть лучше поможет своему Гартмуту удлинить его огрызок».
Мне становилось все труднее справляться со сложившейся ситуацией. Я схватил свои брюки, тогда как Гартмут снова улегся на топчане с Робертой Бианкой.
Что же там дальше было? Предположительно, песни Гартмута — это его признанияв любви к своей жене. И как там чувственно, искренне, доверительно, поет он в своей сентиментальной песенке «Ангел в пыли»?
«Хоть и есть на свете мужчины,
Что в любви ради секса клянутся,
Ты надейся, ты будешь любимой,
И получше мужчины найдутся»
Как точно, как точно, Гартмут!
«Ну, прощайте!» — вдруг погнали Гартмутовы пустоголовы нас с Наддель с виллы стоимостью в два миллиона, — «Было приятно с вами пообщаться!»
И «хлоп!» — закрыли за нами дверь.
В пять часов утра мы с Наддель внезапно оказались одни–одинешеньки где–то в горах Андратикса. Нам не оставалось ничего другого, кроме как пешком дошлепать до деревни. Милое маленькое путешествие.
На другой день пополудни мы наткнулись на Гартмута, бывшего в весьма приличной форме.
«Вы благополучно добрались домой?» — поинтересовался он.
«Да, спасибо», — ответил я, — «мы добежали».
Гартмут извивался перед нами, как уж на сковородке, видимо, ему было неловко за события прошедшей ночи. «Да. Скажите–ка… почему вы так внезапно ушли?» — он пытался завязать разговор, — «Я этого так и не понял… Мы могли бы еще немножко поболтать…»
Мы обменялись еще тремя с половиной глупыми фразами, а потом у меня началась изжога. Есть такой тип людей, с которыми нельзя говорить, не ощущая острой потребности: сейчас–я–дам–ему–в–морду, сейчас–я–дам–ему–в–морду, сейчас–я–дам–ему–в–морду.
Если мы в дальнейшем видели его хотя бы издали, Наддель говорила: «Внимание, неприятель слева!», и мы удалялись в противоположном направлении.
Эпилог
Осенью 2002 года — вот так неожиданность! Вот это да! — после шести лет брака чета Энглеров рассталась.
Кроме того, Гартмут заключил контракт на создание немецкого саунд–трека к фильму Диснея «Спирит — Дикий мустанг». В оригинале саунд–трек исполнял Брайан Адамс. Мега–мега–хит.
Вариант Гартмута оказался мега–мега–провалом. Его стараниями дикий мустанг превратился в парализованную клячу. Просто невыносимо. Благодаря ему провалился саунд–трек, ставший хитом по всему миру.
«Никогда еще я не был так хорош!» — скорее всего сказал бы Гартмут
1997
Рио или на горе Сахарная голова есть не только сахар
С тех самых пор, как я обрел способность мыслить, меня влечет одно и то же сексуальное желание: самые горячие тела, самые клевые телки, как известно, водятся в Рио. Вот бы и мне в самую середку, вот было бы круто. Но, как всегда бывает, сто раз подумаешь, а задницу с места не сдвинешь. И вдруг я совсем неожиданно получил шанс отправиться на клевую эротическую вечеринку в Рио. А было это так:
Я сидел со своим корешем Губертом в «Клиффе» в гамбургском Ауссенластер. Вместе мы просто впечатляющий дуэт. Губи — экс–топмодель: ростом метр девяноста четыре, голубые глаза, черные волосы, широкие плечи. Он по три раза на дню занимается боди–билдингом и по четыре дрочит. Губи нет спасения от баб, они его просто достали.
А я? А меня вы знаете…
«Привет, сексуальные парни!» — вдруг заявила нам экзотическая красавица: кофейная кожа, длинные темные волосы, белоснежные зубы и сиськи, похожие на два набивных мяча.
Как оказалось, девушку звали Мария, и она приехала из Рио. Мы поболтали о том и о сем. Она поведала нам о классных ночных клубах и бурных вечеринках на пляже до самого рассвета.
«Эй, приезжайте и навестите меня!» — предложила она, многообещающе подмигнув. На следующий день она собиралась улетать.
«Слушай!» — сказал я Губи, — «Вот теперь–то мы повеселимся! Поедем на десять дней в Бразилию! Девчонка покажет нам город, и мы повеселимся на вечеринке на Копакабане. Вот увидишь! Это будет круто!»
Я так страстно воспылал идеей о поездке, что даже пригласил Губи. А он как раз был на мели, так что иначе не смог бы позволить себе гулянку в Рио. Едва мы прошли таможню в аэропорту «Сахарная Голова», как нам замахала обеими руками Мария: «Добро пожаловать в Бразилию!» — кричала она и прыгала так, что ее сиськи чуть не вываливались из топика. «Я вас устроила в лучшем отеле города! Очень, очень хороший отель! Вам понравится. Это мое любимое местечко!».
Дрожа от радости и нетерпения, мы влезли в такси, дребезжащий вонючий ящик, который должен был отвести нас к нашему пристанищу. Я уже видел себя в классном отеле прямо на пляже. Клевый вид на море. И я на громадной кровати, припав губами к какой–нибудь Пине Коладо.
По бульвару, что проходит рядом с пляжем Капокабана, мы ехали от одного классного отеля к другому. И я все время думал: Ну же, который? Ну же, который? Да–да–да! Сейчас мы приедем! Ухх!
Вдруг такси заехало в переулок, в котором отели были куда менее красивы, и далеко не так внушительны. А потом еще в один переулок. Ну, конечно, подумал я, мы, наверное, подъедем к отелю с черного хода! Известно же, что у них по главным улицам проложена железная дорога.
Через мгновение такси замерло перед засранной развалюхой с отвалившейся штукатуркой. Кругом вонь и отбросы. Я бы решил, что это — здание, предназначенное под снос, если бы не мерцание неоновой вывески: «Гранд–отель Европа Интернейшнл — свободные комнаты!»
«Приехали! Сто доллэров!» — шофер осклабился щербатой улыбкой. А потом нагло протянул к нам свою грязную лапу. У меня во рту пересохло.
«Эээ?» — выдавил я.
А таксист: «Да, да, сто доллэров!»
А я снова: «Сколько?»
А он: «Да, да, сто доллэров!»
Спорить было бессмысленно. Парень все время повторял одну и ту же фразу. По–видимому, больше по–английски он ничего не знал. Скрипя зубами, я заплатил эту откровенно ростовщическую цену, главным образом для того, чтобы выбраться из этого гроба на колесах.
У засаленной стойки — еще один неприятный сюрприз:
«Пятьсет долларов зья ночь» — потребовал человек за стойкой. Выглядел он, как родной брат таксиста.
«Эй», — шепнул я Губерту, — «Здесь все ненастоящее! Мария заодно со всей этой бандой! Она заманила нас сюда! Они хотят нас обобрать. Возможно, эта дыра стоит всего пятьдесят. А милашка получит две сотни за посредничество».
Мы собирались выйти на улицу, как перед нами, размахивая руками, выросла Мария: «Нет–нет! Не уходить! Номер забронирован, Вы разве не знаете?»
Краем глаза я наблюдал за возней хозяина у стойки. О боже, еще и этот растрещится, думалось мне. Я сразу понял, что дело дрянь. Я уже видел заголовок в «Бильд»: «Болен обосновался в доме свиданий у подножья Сахарной Головы».
Дело закончилось так: я выложил на грязную стойку полторы тысячи долларов за отказ от номера. Наверное, столько денег они не видели за последние десять лет. А потом мы с Губи быстренько поискали другое такси. На всякий случай без Марии.
«Давай, покажи нам первый дворец во всем городе, покопакабанистей!» — велел я водителю, — «Мы с братом любим повеселиться. Если ты понимаешь, что я имею в виду».