Вот это мне и пришлось узнать в последний раз: занавес вниз. Закрыть уши и разум. Нет на свете такого языка, на котором можно было бы втолковать этоДжулиетт.

Я счел аморальным то, что вытворял Даниель. Но, в конце концов, я не мать Тереза Тетенсенская. Так что я подумал: Ну, ладно, пусть они оба поступают так, как считают нужным. Они же взрослые люди. Кроме того, мы же только пишем вместе музыку, и не собираемся пожениться.

Но в том, что Даниель Лопес — мастер заговаривать зубы, мне довелось убедиться на собственной шкуре.

Мы вместе с другими финалистами «Суперстар» собирались записать в моей студии в Тетенсене альбом «United».

В прессе как раз мелькали дряные слухи вроде «Даниель Лопес — изнасилование, фиктивный брак, мертвый ребенок».

«Спасибо, спасибо, Дитер! Как здорово, что ты разрешил мне работать с тобой!» — страстно произнес он, — «Спасибо за то, что ты не бросил меня, несмотря на всю грязь, которой меня обливают в газетах. Знаешь что, теперь мы друзья на всю жизнь. По–моему, ты просто замечательный! Я был бы рад, если смог бы многое делать вместе с тобой!»

А потом — ну, известно же, как мужчины это делают, — мы столкнулись в рукопашную, как олени рогами.

Давай, Дитер, — думал я, — может, ты действительно поступаешь несправедливо с ним! Но ты же знаешь, каковы репортеры. Они бы и из пальца все высосали. Я уже практически видел его новым членом клуба «Пострадавших от Дитера Б.», в котором женщины то и дело пытаются навешать мужчинам лапши на уши.

Я все подготовил для записи первой песни «Freedom», которую должны были петь все вместе. Через полчаса я бросился созывать моих овечек. А где же был Даниель? Он лежал, свернувшись калачиком, на полу студии, покрытом грязным войлоком, и спал. То есть, мне показалось, что он спал. С тем же успехом он мог бы считать клещей в покрытии. Точно сказать было трудно.

Батюшки, парень–то совсем выдохся, — решил я. Я ведь на самом деле беспокоился о нем.

«Ш–ш–ш-ш-ш! Не орите так! Уменьшите громкость!» — сказал я Нектариусу, Ванессе, Грасии и компании, которые, гогоча, возились с регуляторами микшерного пульта в операторской, — «Вы же видите, ваш товарищ выбился из сил! Поберегите его. Пусть он поспит! Ему это нужно».

А потом я из чистого сострадания снял свою кожаную куртку, свернул ее трубочкой и положил под голову Даниелю.

Он не двигался с места четыре часа подряд. Когда мы пытались разбудить его, он только бормотал что–то нечленораздельное. Словно в бреду. Наконец, часов в четырнадцать, Даниель закончил свою сиесту. Он резко вскочил, потянулся с громким «Уууахх!» и снова пожаловал в наш мир. И снова пошло–поехало с нескончаемым потоком «спасибо!»:

«Спасибо, Дитер, что ты меня поддерживаешь! Спасибо, что ты за меня! Спасибо, что ты дал мне немного отдохнуть».

Специально для Даниеля я написал песню, имеющую все шансы стать хитом: «Today, Tonight, Tomorrow». Состав: мешанина испанских слов, барабаны, гитара и соус из румбы, джаза и боссы новы.

«Да, здорово, давай же начнем!» — сказал Даниель, отправился в комнату для записи, взял наушники, нацепил их себе на уши и подал знак — «все окей». Я ответил ему таким же «окей» и включил мелодию фонограммы.

«… teeeeeeeeeeeeeeeeeeeee qumimiimmmnnnnmmmero

… muuuuuuuuuuuucho

Dooooooooooloreeeeees…!» -

Завыл Даниель. Это длилось тридцать, сорок секунд. Потом Ванесса взглянула на меня. На меня взглянула Грасиа. На меня глянул Нектариос. И у всех в голове была одна и та же мысль:

Черт, это же звучит отвратительно!

Я остановил фонограмму и по микрофону сообщил из операторской в студию: «Эй, Даниель, послушай–ка! Если у тебя проблемы с мелодией, попробуй разогреться с «ун!» «дос!» «трес!». И чтобы увула при этом вздрагивала! Такое «тррррес!», понимаешь? Ну, как Рики Мартин! Знаешь, о чем я? Такое эриба–ля–биба–карамба! Ну, по–испански!»

«Нет, я не могу!» — донесся ответ Даниеля, — «Я же не испанец, я из Португалии!»

«Откуда, из Португалии? Какая разница. Ты же сможешь произнести «уннн!», «дозззз!» «тррес!».

«Нет, не смогу» — настаивал он.

«Ну, тогда попробуй что–нибудь другое!» — я свернул дискуссию. Ведь мне по опыту известно — волноваться в студии ни к чему. В конце концов, нельзя принудить человека спеть хорошо.

«Да, но», — последовал ответ, жесткий, как жвачка, — «я не могу вспомнить ничего другого…»

«Как насчет 'Эй, детка! Чака–чака'?» — я пытался помочь ему выйти из положения и извивался всем туловищем, подбадривая его, — «Давай, я покажу тебе: 'эээээй… чччака!!!'"

Несколько безуспешных попыток, похожих на шипение беззубой старухи «хеее… ша–ша», и я бросился ему на выручку: «Послушай, Даниель, оставь это! Пока достаточно! Я состряпаю из этого что–нибудь в стиле латино».

В глубине души я был невероятно разочарован. Я ожидал большего от Даниеля и его голоса. А в тот миг мне стало ясно: «из него никогда в жизни не выйдет второго Рики Мартина, в лучшем случае Мартин Рики. И не более того.

Отгадку головоломки, почему сеньор Лопес спел с таким скрежетом, я узнал по телефону несколько дней спустя.

«Угадай, где сейчас наш маленький дружок Даниель!» — такую викторину устроил мне Граф.

А я на это: «Что ты хочешь сказать? Где же ему быть?»

«Итак, как раз в этот момент он стоит в студии Фариана на Майами и записывает музыку в стиле латино», — по–дружески разболтал мне Граф.

Бац, и в точку. Это уж было слишком. Этого я понять не мог. Я потерял дар речи от разочарования. Не прошло и сорока восьми часов после того, как мы с Даниелем махали кулаками друг на друга, как он запихнул свою задницу в самолет, чтобы записать CD с Франком Фарианом.

А то, что он отправился именно к Франку Фариану, делало все еще ужаснее. Ведь для меня Франк — что–то вроде образца для подражания, герой минувших дней. Раньше, будучи маленьким незаметным продюсером, я мечтал о его успехе: хит номер один с «Бони М», хит номер один с «Милли Ванилли». Не было человека, более трудолюбивого, чем он. Настоящий трудоголик.

В 1985 году мы познакомились на Ибице, на съемках видео клипа Blue System «Love Is Such A Lonely Sword». Я весь день сидел на вертящемся табурете в холодной воде и играл на горящем рояле. Потом мы были приглашены к Франку на веселую горячую «круговую чарку».

Когда мы пришли, у него уже сидело два человека: слева — его подружка Милли. Особые приметы: а) огненно–рыжие волосы б) белоснежная кожа в) доброе сердце, которое легко прощало, если ее золотцу случалось поупражняться в пении с парочкой молоденьких мулаток.

Справа — модератор «Формулы 1» Кай Бекинг, похожий на Toмacа Фритча в молодости, так вот этот Кай с первой секунды стал для меня что соринка в глазу, потому что а) он был слишком красив и б) он явно понравился Наддель.

Я первым делом позволил себе выпить пивка.

Прикончив еще три бокала пива и пять шампанского, я обнаружил острую потребность приласкать кого–нибудь (как всегда, когда я напьюсь). А раз уж Наддель все время сидела рядом с этим глупым Каем, я прихватил в утешение Милли, вытащил ее на свежий воздух, и мы немножко подвигались.

Наддель все это совершенно не интересовало: краем глаза я мог видеть, как они с Каем сидели в своем углу и хихикали, словно два влюбленных подростка.

Я не из тех мужчин, которые подходят и заявляют: «Говорите громче, мне же ничего не слышно!»

Но все же с того момента у меня начало портиться настроение. Я размышлял, может ли предположительно Наддель с этим, ну, и вообще… Но нет, Дитер, она же любит тебя — пытался я сам себя успокоить.

О, да… о ведь никогда нельзя знать наверняка, говорил другой голос в моей голове. Может, и не любит…

Десять минут размышлений — и я вернулся в то же состояние, из которого пытался выйти: я неистово ревновал.

Я был вне себя от бешенства, как вдруг поймал глазами сердитый взгляд Фариана: Ах, ты, свинья, ты лапал мою подружку! — эти слова можно было прочесть в его глазах. Это потрясло меня еще сильнее. Я хочу сказать, я скорее стал бы педиком, чем отбил бы девушку у бедного, стареющего, обнищавшего друга. Остаток вечера я только пил.