– Вы кудесник, Андрей Петрович! – возбужденно воскликнул Врангель. – На ровном месте сформулировали не просто задачу, а целую научную проблему. Теперь мне будет чем козырнуть при пробивании вашей должности в Морском департаменте! – он умышленно опустил слово «будущей», небеспочвенно считая вопрос об участии ученого в плавании на «Кротком» делом уже решенным.
– Вот и прекрасно, Фердинанд Петрович! – заключил Андрей Петрович. – Я даю свое согласие на участие в вашей экспедиции, а посему у нас с вами, как мне представляется, – он заговорщицки улыбнулся, – будет достаточно времени для продолжения наших научных дискуссий.
– Большое спасибо, Андрей Петрович! У меня прямо-таки гора с плеч свалилась.
И они, встав, крепко пожали руки, оставшись вполне довольными результатами встречи.
Глава вторая
Снова в море
Ксения внешне спокойно восприняла решение мужа о новом кругосветном плавании. Умом она понимала его внутреннее состояние, обусловленное слишком долгим ожиданием наследника, и поэтому считала, что ему пойдет на пользу занятие своим любимым делом. В то же время ее душа любящей женщины протестовала против необходимости расставания на столь длительный срок. И эти противоречивые чувства вносили сумятицу в ее еще не окрепшую от жизненных испытаний юную душу.
23 августа 1825 года во время проводов экспедиции на пристани Кронштадта, когда раздался пушечный выстрел с «Кроткого», Андрей Перович крепко обнял Ксению, без смущения прильнувшую своим гибким телом к нему и прошептавшую: «Возвращайся здоровым и невредимым – я буду очень ждать тебя». Он крепко пожал руки своему тестю и Матвею, который чуть ли не со слезами на глазах провожал своего покровителя в дальнее плавание уже одного, а затем, не оборачиваясь, широким шагом направился к катеру, чтобы провожающие, не дай бог, не увидели его слез, предательски выступивших на глазах.
* * *
Андрей Петрович вышел на верхнюю палубу. Вокруг, до самого горизонта, простирались свинцовые волны Балтийского моря. Это тебе не лучезарные воды южных морей, ласкающие взгляд, зато именно к ним стремились поколения русских еще со времен Ивана Грозного. И он, русский офицер, верный сын своего Отечества, преисполнился благодарности к ратным делам предков, прорубивших, по образному выражению великого Петра I, «окно в Европу».
Они с капитаном Врангелем заранее обсудили порядок проведения научных работ. Договорились, что метеорологические и гидрологические наблюдения будут проводиться регулярно четыре раза в сутки в течение всего плавания вахтенными сменами под руководством вахтенных офицеров.
– По этому поводу у меня, Фердинанд Петрович, будет к вам одна просьба. По идее, результаты наблюдений необходимо фиксировать в особом журнале. Однако по печальной участи, постигшей документы многих экспедиций, они могут затеряться в пыльных архивах департаментов Морского министерства. В то время как шканечные журналы[6] судов Военно-морского флота передаются на вечное хранение. Поэтому я хотел бы испросить вашего разрешения на то, чтобы результаты этих наблюдений заносились именно в шканечный журнал «Кроткого».
– Нет проблем, Андрей Петрович, – облегченно вздохнул капитан. – Я дам соответствующее указание старшему офицеру.
– Большое спасибо, Фердинанд Петрович, за содействие, – Андрей Петрович полупоклоном ответил на согласие. – Однако лучше, чтобы эти записи производил один и тот же человек, так как единообразием они бы в дальнейшем способствовали более успешной их обработке.
– Сразу виден подход к делу опытного ученого, – удовлетворенно улыбнулся капитан. – Мне пришлось столкнуться с подобной проблемой при подготовке отчета о Колымской экспедиции, – он призадумался. – Поручим, пожалуй, вести эти записи штурману Козьмину.
Андрей Петрович согласно кивнул головой.
– А у вас, Фердинанд Петрович, – снисходительно улыбнулся он, – на «Кротком», как мне кажется, присутствует почти весь состав вашего Колымского отряда?
Теперь улыбнулся уже Врангель:
– Кроме меня в команду «Кроткого» входят только четыре человека из Колымского отряда: лейтенант Матюшкин, штурман Козьмин и доктор медицины Кибер.
– Но ведь эти четверо составляют более половины командного состава судна! – откровенно рассмеялся тот.
– Это является общепризнанной практикой, когда капитан сам формирует командный состав вверенного ему корабля. При этом он, несомненно, отдает предпочтение тем лицам, которых хорошо знает и которые проверены в деле, – улыбнулся капитан-лейтенант.
– Я весьма признателен вам за приглашение и моей скромной персоны, Фердинанд Петрович. А также за то, что предоставили самые современные навигационные, астрономические и метеорологические инструменты.
– Это не только моя заслуга. Я ведь сделал заявку на эти инструменты лишь после того, как была утверждена ваша должность ученого натуралиста, уважаемый Андрей Петрович.
* * *
Заходы в Копенгаген и Портсмут остались позади, и «Кроткий» бороздил уже просторы Атлантического океана.
Андрей Петрович не мог не отметить преимущества одиночного плавания. При совместном приходилось в темное время суток систематически жечь фальшфейеры[7], чтобы обозначить места судов относительно друг друга. А туманы, а жестокие штормы? Капитаны боялись потерять друг друга из вида, поэтому флагман вынужден был назначать точки рандеву на случай разлучения судов, а затем томительно ожидать подхода отставшего, мучаясь сомнениями, не случилось ли чего с ним, не дай бог, непоправимого. Всё это изматывало. В то время как в одиночном плавании капитан самостоятельно выбирал курс и скорость движения судна, исходя лишь из метеорологических условий и степени волнения водной поверхности. Одним словом, капитан чувствовал себя вполне комфортно. Когда Шувалов поделился своими мыслями по этому поводу с Фердинандом Петровичем, тот сразу же согласился с ученым.
Свободного времени оказалось более чем предостаточно, и Андрей Петрович решил привести в порядок свои путевые записки. Он работал в своей каюте, которая была, конечно, не такой шикарной, как адмиральская на «Востоке» во время плавания Антарктической экспедиции под командой Беллинсгаузена. Но и не такой тесной, как на «Надежде», во время плавания под командой Крузенштерна. В общем, она вполне удовлетворяла своего хозяина.
Его новый вестовой Тимофей, предоставленный капитаном, производил достаточно хорошее впечатление. Однако Андрей Петрович был несколько удивлен, когда тот обратился к нему, титулуя «Ваше высокоблагородие». Это на самом деле и соответствовало его чину капитана гвардии, но ведь даже к капитану корабля вестовой обращался только как «Ваше благородие» – в соответствии с чином Врангеля. Выходит, Фердинанд Петрович предусмотрел даже такую «мелочь», предупредив вестового о форме обращения к новому барину. «Интересное открытие, – отметил Андрей Петрович. – Стало быть, барон действительно очень нуждается во мне. Вернее, в моих знаниях».
Тимофей не удивился, когда обнаружил, разбирая вещи барина, парадный мундир капитана гвардии Преображенского полка. Однако его сразили две серебряные звезды на нем. Аккуратно, с благоговением он положил на полку бельевого шкафа красную с черной каймой орденскую ленту Святого Владимира I степени, а поверх нее – красный эмалевый крест Святой Анны II степени. Поставив в угол офицерскую шпагу с синим самоцветом на эфесе, вестовой проникся огромным уважением к своему барину. «То-то будет, чем удивить вестовых других офицеров и даже самого господина капитана!» – радостно, с чувством превосходства и с гордостью за своего барина подумал он, предвкушая взгляды завистников.
Слуги гордятся знаками отличия своих господ даже больше, чем сами их обладатели.
* * *
В тропиках Андрей Петрович как-то решил удивить своих спутников. На шкафуте[8] собрались все офицеры, а несколько в стороне толпились любопытствующие матросы. Он взял пустую бутылку, плотно заткнул ее пробкой, на наружной стороне которой был вырезан крест, перевязал горлышко сложенной вчетверо холстиной и опустил ее на глубину 200 саженей[9].