Когда бутылку вытащили на палубу, она оказалась наполнена водой, холстина сверху была прорвана, а пробка стояла на месте, но повернутая другой стороной – да так крепко, что ее с большим трудом удалось вытянуть.

– Да вы просто чародей, Андрей Петрович! – воскликнул пораженный лейтенант Матюшкин. – Если вы не против, я хотел бы сам попробовать выполнить этот фокус.

– Отчего же, Федор Федорович? Дерзайте!

Тот тщательно повторил все операции и когда поднял бутылку на палубу, результат был тот же – пробка в горлышке бутылки оказалась перевернутой. Присутствующие вопросительно посмотрели на Андрея Петровича.

– Все очень просто, господа. Теплый воздух, находящийся в бутылке, при погружении на глубину, где температура воды гораздо ниже, охлаждаясь, сжимается, и пробка под действием мощного давления толщи воды проталкивается внутрь бутылки, которая и наполняется водой. Когда же начинается ее подъем, вода в бутылке постепенно нагревается, увеличивая свой объем, и пытается вытолкнуть пробку обратно. Но так как пробка имеет слегка коническую форму, то в конце концов она, повернувшись, вталкивается в горлышко именно бывшей нижней стороной, имеющей меньший диаметр. А дальнейшее увеличение объема нагревающейся воды приводит к увеличению давления на пробку, плотно вгоняя ее в отверстие горлышка. Вот, собственно, и весь секрет фокуса, господа, – удовлетворенно улыбаясь, заключил Андрей Петрович.

– И где же вы обучились этим премудростям, Андрей Петрович? – спросил капитан, весьма довольный эффектом, произведенным на его офицеров.

– Эти опыты, Фердинанд Петрович, проводил Михаил Петрович Лазарев, капитан шлюпа «Мирный», во время Антарктической экспедиции, – пояснил тот. – Однако надо иметь в виду, что подобный эффект возможен только при довольно значительной разности температур воды на ее поверхности и на глубине. А посему наиболее подходящим местом для подобных опытов как раз и является тропические воды океанов.

Капитан сделал шаг вперед:

– Разрешите мне от имени офицеров «Кроткого» поблагодарить вас, уважаемый Андрей Петрович, за столь поучительные опыты, доставившие нам истинное удовольствие, – с подъемом произнес Фердинанд Петрович, почтительно пожимая руку ученому под бурные аплодисменты окружающих.

– Еще во время первого кругосветного плавания по инициативе натуралиста Лангсдорфа, моего учителя по естественной истории, на «Надежде» собирали летучих рыб, попадавших на палубу шлюпа, и жарили их для кают-компании. Получалось, должен отметить, отменное блюдо. Это же свежая рыба, а не осточертевшая солонина! – обратился как-то Андрей Петрович к капитану. – Может, попробуем отведать даров моря с, так сказать, доставкой на дом?

– Вы так считаете, Андрей Петрович? – с некоторой настороженностью спросил Врангель.

– Безусловно, Фердинанд Петрович! Дело-то проверенное, – убежденно ответил тот. – Меня несколько смущает только одно обстоятельство.

– Какое, Андрей Петрович? – насторожился капитан.

– Высота борта здесь несколько больше, чем у шлюпа, а посему, вполне возможно, что количество попадающих на нее рыб может оказаться не вполне достаточным для приготовления деликатеса для всех господ офицеров.

Капитан откровенно рассмеялся:

– Да старший офицер мне уже неоднократно жаловался, что вахтенные смены не успевают выбрасывать этих «мерзких», по его выражению, летучих рыб за борт.

– Ай-ай-ай, какое расточительство! – притворно воскликнул Андрей Петрович.

– К тому же офицеров на транспорте почти вдвое меньше, чем на шлюпе, – загораясь идеей, уточнил капитан. – Поэтому даю указание старшему офицеру организовать сбор летучих рыб с последующей их доставкой на камбуз…

Вечером в каюту Андрея Петровича кто-то осторожно постучал, и в дверях появился сам Фердинанд Петрович с подносом в руках, на котором горкой возвышались аппетитные тушки поджаренных рыб.

Андрей Петрович встал из-за стола, отложив в сторону гусиное перо.

– Не мог отказать себе в любезности лично преподнести вам, Андрей Петрович, этот деликатес, как вы выразились, из даров моря. Честно говоря, не ожидал, что из этих «мерзких» рыб получится столь достойное блюдо.

– На мой взгляд, это не просто блюдо, а и прекрасная закуска, Фердинанд Петрович! – лукаво заметил Андрей Петрович.

Лицо капитана просияло – совершенно неожиданно появился повод впервые провести время с ученым, который был старше его лет на пятнадцать, в, так сказать, товарищеской обстановке.

– Вы какой предпочитаете напиток, Андрей Петрович? – быстро спросил он.

– Мы с Фаддеем Фаддеевичем Беллинсгаузеном останавливали свой выбор во время плавания на мадере…

Лицо капитана исказилось гримасой сожаления.

– Но так как «Кроткий» не заходил на Канарские острова, – Шувалов позвонил в колокольчик, – и мадеры в буфете кают-компании нет, то я сделал некоторый запас любимого напитка, – и он дал указание мгновенно появившемуся Тимофею: – Накрой стол на двоих под мадеру. Это будет называться «малой программой», – назидательно пояснил он. – И вместе с вестовым капитана принеси сюда его любимое кресло.

– Есть, ваше высокоблагородие! – коротко ответил вестовой и метнулся в капитанскую каюту выполнять приказание.

Врангель улыбнулся:

– Приучаете Тимофея к своим порядкам?

– А как же! Вестовой должен с полуслова понимать своего хозяина.

– Полностью согласен с вами, Андрей Петрович. Тем не менее должен заметить, что Тимофей толковый, расторопный и исключительно исполнительный матрос.

– А я нисколько и не сомневался, что вы не подсунете мне какого-нибудь безмозглого растяпу, – парировал ученый к явному удовольствию капитана.

Они сидели в креслах напротив друг друга, разделенные письменным столом, и колеблющееся пламя свечей скупо освещало их мужественные лица. Это были люди, которых не могли устрашить ни свирепые штормы и бури, ни «ревущие сороковые»[10], ни полярные льды. Они были разных возрастов, но их объединяло подвижничество, готовность к самопожертвованию ради достижения великих целей во славу Отечества. Они были из тех, кто порой совершает, казалось бы, невозможное ради познания еще неведомого. Это были люди особой породы, закаленные в схватках с проявлениями дикой, порой беспощадной природы.

Фердинанд Петрович испытывал благодарность к Андрею Петровичу за возможность сблизиться с ним, о чем не раз мечтал, по достоинству оценивая богатый опыт мореплавателя и путешественника и глубокие знания признанного ученого. Перед тем как отправиться «сватать» Шувалова в свою экспедицию, Врангель еще раз прочитал его научную статью с предисловием члена-корреспондента Петербургской академии наук Лангсдорфа о признаках земли значительных размеров в высоких южных широтах и прямо-таки оробел. Как же он сможет пригласить известного ученого в свою далеко не научную экспедицию на должность рядового натуралиста? Ведь тот был руководителем ряда экспедиций, организованных Российско-Американской компанией, а в Антарктической – даже заместителем руководителя по ученой части с целым штатом ученых! И тем не менее вот он, барон Врангель, сидит с этим человеком один на один на своем судне и преспокойно потягивает из фужера золотистую мадеру. Фантастика какая-то…

А Андрей Петрович, чувствуя в собеседнике родственную душу, радовался возможности общения с единомышленником. Теперь-то он сможет при необходимости обсудить волнующие вопросы, связанные с возникшими научными предположениями. Раньше он делился своими мыслями с Фаддеем, верным другом. Но тот был более практиком, в то время как Врангель отличался аналитическим складом ума, отточенным в испытаниях Колымской экспедиции, длившейся в течение четырех долгих лет за Северным полярным кругом.

– У меня, Фердинанд Петрович, сложилось впечатление, что между вами и лейтенантом Матюшкиным существуют особые отношения.